Сначала были лишь слухи. Пастухи, загнанные в горы бурей, рассказывали о странных тенях, мелькающих среди скал, о жутком вое, разрывающем ночную тишину. Затем появились первые жертвы. Несмотря на свое названия, трупоеды сначала превращали живых в трупов, а потом уже устраивали пир. Путешественники, не вернувшиеся из горных перевалов, караваны, стертые с лица земли.
Они видели людей, но не людей. Существ, покрытых ранами и шрамами. Они питались падалью, не брезгуя человечиной. Возможно, это был какой-то древний культ, возродившийся из глубин веков. Возможно, их тела были искажены магией. Возможно какие-то изгои. Возможно они имели какое-то отношения к потомкам Ушорана, к стригоям. Может их занесло Штормом. Никто не знал наверняка.
А потом они начали спускаться вниз, опустошая деревни и селения. К нам они не забредали, а вот для тех Пограничных княжеств создавали проблемы, периодически заставляя их князей выходить с дружинами на облавы.
И теперь мне их следовало найти.
Очередной крыс начал чесаться.
Кланкрысы вообще чесались. Чесались неистово, с остервенением, хрустя заскорузлыми, грубыми когтями по шершавой коже, выдирая клочья собственной шерсти и тихо подвывая от удовольствия. Расчесывая кожу до волдырей и язв.
— Вымою! Задолбали! — буркнул я, провожая взглядом особенно усердного.
Они знали, чем это грозит. Я не раз демонстрировал свою решимость, скидывая особо вшивых в ближайшие источники воды, будь то речка, болотная лужа или выгребная яма. Поэтому сейчас старались держаться подальше, шурша по земле своими длинными розовыми хвостами.
Но один особенно наглый, по кличке Трич, не выдержал. Он резко захрипел, заскрежетал желтыми зубами, вытягивая шею, пытаясь достать до взбесившей его вши.
— Ну вот, началось…
— Эй, ты! — рявкнул я так, что крыса вздрогнула и замерла, замерцав красными глазками. — Всем стоять!
Всё моё ордо тут же насторожилось, пригнулись, уши прижались к головам, хвосты замерли.
Я аккуратно вынул у него из лап оружие, положив на камни, а потом швырнул тонко закричавшего крыса в ледяной ручей. Не замерзнет.
— Все, у кого проблемы с насекомыми и шкурой — в воду!
Все затихли, напряжённо косясь друг на друга.
Я указал когтем на нескольких самых запаршивевших и они пища полезли в воду.
Когда они «вымылись», я молча обвел всех взглядом.
— Двигаемся. — ордо поспешно зашуршало дальше, стараясь не раздражать меня лишний раз.
Каменистое ущелье, называемое Крайней Пропастью, которое стало целью нынешнего путешествия, выглядело немного мрачно. Густые тени и тёмные скалы создавали ощущение, будто прямые лучи солнца сюда никогда не попадают. Солнечный свет едва проникал, в основном в виде рассеянном виде.
Воздух был достаточно сырой, плотный и холодный, от чего любой звук разносился бы хорошо, если бы только не шум ручьев под камнями.
Окрестные скалы выглядели безжизненными. В прямом смысле. Меж камней в разных местах белели кости — от почти рассыпавшихся в труху и вплоть до вполне крепких костяков. Тут были животные — волки, барсуки, медведи, горные козлы, косули. Люди и нелюди — один лобастый орочий череп стоящий на плоском камне говорил о многом.
И все кости обточены и обгрызаны крепкими зубами.
Где-то вдалеке ухал филин, на него рявкнул кто-то другой, побольше, и филин поспешил замолчать.
Камни, острые, как сечки в моих руках, рассыпаны по ущелью, будто кто-то пытался слепить из них дорогу, да бросил на полпути. Здесь ничего не росло, кроме низкорослых кустов, пыльных и жалких. А еще ветер. Пронизывающий до костей, гуляющий между скал, завывающий, как покалеченный пес.
Вниз, по тропе, тек мутный ручей. Вода в нем была такой же серой, как небо. Я шагнул через лужу, посмотрел на грязные разводы у сапог и сплюнул. Отличное место для встречи с дикарями. Хуже только у них в пещерах.
Сверху послышался шум камня, перекатывающегося вниз. Я не дернулся. Если бы эти твари захотели нас убить, уже бы сделали это. Показаться не спешили, но я чувствовал их взгляд — липкий, настороженный, изучающий.
Хочешь уничтожить врагов — найди союзников.
А если это враг, который от тебя прячется в такой глуши, что ноги переломаешь, прежде чем выкорчуешь всех, то тот, кто так же прячется, способен стать союзником.
И порой этот союзник чем более чудовищен, отвратителен на вид, то тем более легче с ним договориться. Наверное.
— Эй вы! За камнями! Мы знаем! Вы здесь! Выходите! Мы хотим говорить! Да-да! Не воевать! Мы знаем, что вы там! Мы вас чуем!
Пришлось орущему прихвостню покричать какое-то время, пока среди камней не появилась скрюченная бледная фигура, осторожно поглядывая на нас.
Не то чтобы он был страшный, скорее мерзкий. Я видел много всякой гадости/мерзости в своей недолгой жизни — кровь, расчленённые тела, а это вот подобие человека было ненормально своей похожестью на человека, которым он уже не являлся — всё же немало я с ними общался.
Сказать, что это был человек, можно было лишь с натяжкой. Кожа, темная, как грязь, покрытая рубцами и наростами. Грудь голая, исполосованная шрамами. Поневоле задумаешься — сам себе делал или помогли? Кости, продетые в ноздри, в уши, в губы, в кожу рук и груди. Глаза мутные, с красноватым оттенком. Рот кривой, с редкими, но заточенными зубами. Заострённый позвоночник, выпирающие рёбра, грязная мокрая меховая накидка похожая по цвету на копну волос на его голове. Худой, практически тощий, но при этом чрезмерно развитые руки.
Он понюхал воздух.
— Позови своего вожака, если ты понимаешь меня.
Не поворачиваясь к нам спиной, тварь скрылась за камнями.
Пришлось ещё ждать.
Когда вожак появился, мы сразу услышали — он издал громкий вой, появившись из боковой расщелины горы. Опираясь на руки с грязными когтями и раскрыв слюнявую пасть, он помчался вниз, а за ним выбегали его соплеменники в виде рычащий толпы, не менее дикой внешности. Эти несколько десятков (скорее даже больше) трупоедов выглядели немного бедствующими, если судить по тому, как кожа туго натянула их голодные животы и искривленные кости. Кто-то с остатками одежды на плечах — трофеи с убитых, кто-то в обрывках шкур, с волосами, заплетенными в немыслимые колтуны. Запах… будто мясо неделю гнило на солнце.
Я сделал шаг вперёд, вынимая одну из сечек и лениво покручивая в руке. Сталь, покрытая гномьими рунами, блеснула в тусклом свете. Глаза одичавших шарили по моим доспехам, длинному плащу, амулетам на кирасе. Они смотрели на моих крыс, вооружённых и собранных, на зубера-колдуна, чьи красные глаза горели в тени капюшона, а в лапах плясало зеленое пламя.
Трупоеды сбавили шаг. Их безобразные, вытянутые лица исказились в смеси настороженности и злобы. Несколько уродцев замерли на грани атаки, но главный — с костяным стержнем, продетым сквозь нос — поднял руку, останавливая сородичей. Вонь от них стояла жуткая: смесь гнилого мяса, немытого тела и чего-то едкого, напоминающего старые бойни.
— Чего… ты хотееел, крыыса? — заговорил вожак, тяжело, с трудом проговаривая слова. Голос у него был хриплый, подрагивающий, будто в горле что-то застряло.
— Хотел бы не находиться здесь с тобой. Вообще не хотел тратить на тебя время, но мне есть что сказать, трупоед.
— Мы… пожирааатели плоооти…
— Ну и я не крыса. Смотри чего у меня есть.
По моему знаку принесли часть вещей. В мешках лежала небольшая часть от захваченных гоблинских припасов. Для нас это был по большей части хлам, а для этих дикарей представляло собой целое богатство. Часть мешков вывалили на относительно ровную площадку: непонятного происхождения мясо, лезвия ножей, наконечники копий, труты и огниво.
Я достал из-за пояса мешочек. Развязал. Соль.
Пожиратели плоти уставились во все глаза, и в их глазах мелькнула жадность. Я аккуратно высыпал немного на ладонь, протянул.
Главарь потянул носом, склонился, зачерпнул щепоть и вылизал её языком. Затем посмотрел на меня.
— Говориии.
— За головы орков.
Всего мешков было дюжина. Запасов немало. Могли ли они напасть на нас? Могли, но это, как мы понимали, не привело бы ни к чему для них хорошему. Слишком много за мной стояло воинов. Но и так мы смотрелись внушительно — хвостатые за моей спиной стучали наконечниками копий, царапали камни, скрежетали зубами, лязгали элементами амуниции, так как стоять на месте замерев этим было очень трудно.
А у вожака трупоедов не было столько сил. Может равное количество голосов, но это ничего не значит. Наверняка он это понимал.
— Это я даю тебе. За дело, которое ты сделаешь. Здесь где-то прячутся зеленокожие. Убивай их. Приноси мне головы. За каждого буду платить. Мои воины не будут вас убивать. Всё земли от этой горы — я ткнул над головой, — до вон той будут считаться твоими и никто другой тут не будет охотиться…
Показал на торчащую верхушку на северо-западе.
— … Будут твои, если ты…
— Онии и тааак маи….
— Они ПОКА твои.
— Я виидел… как каак зелёные… резали подоообных… как за твоей спинооой…
— Да, они поймали некоторых моих воинов в засаду и кое-кого удалось убить. Однако это лишь остатки тех, кто посмел мне сопротивляться.
— Ты хочишшь… Штобы я памооог…. атамстиить?
— Я уже мщу. А вам я даю шанс не сдохнуть в своём же котле в голодный год, не деградировать до конца, не стать окончательно животными.
— Мы не звееери… Рррр! Мы воооины!
— Многие ли из вас помнят человеческий язык? Посмотри на себя, вы скоро совсем человеческий облик потеряете.
— Мы мнооогое помним…
— А через поколение-два уже не будете помнить. Вы питаетесь чем придётся, нападая ночью на путников, животных и часто поедаете их просто сырыми, разрывая требуху на месте, не пользуясь часто даже орудиями. Думаете я не знаю? Я брал пленных из других общин, я говорил с ними и знаю, о чем говорю. Вам нет места отныне в таком виде в этих горах. Тут во всей области господствовали зеленокожие, но теперь они вытеснены сюда, к вам — и скоро в этой борьбе они вас скорее всего уничтожат. Я бы поставил на них.