Ты следующая! — орал я, отрубая лапу другому. Но орки не отступали. Здоровяк с тесаком налетел на меня, его удар пришёлся по наплечнику, оставив вмятину. Я ответил, хлестнув ховстом по глазам, а затем отрубив ногу, а вторым ударом перерезав горло и орк рухнул, хрипя/шипя.
Мы держались, но численный перевес врага давал о себе знать. Штурмкрысы падали: одному орк раскроил череп, мозги брызнули на камни, другому гоблин всадил копьё в горло, кровь хлынула фонтаном. Стрелки стреляли, но уже не успевали перезарядить свое оружие, а потому дрались прикладами, ломая гоблинам носы и челюсти.
А я не успевал рубить врагов, чтобы помочь им…
Колдун/зубер, в окружении врагов, и истекая кровью, собрал последние силы. Его глаза загорелись, как угли, и он выпустил взрыв ядовитого газа. Десятки гоблинов рухнули, их тела раздулись, кожа лопалась, как перезревшие фрукты. Но орки добрались до него. Их тесаки не дали раненому колдуну шанса убежать, и зубер упал, разорванный на куски.
Восполнить потерю каждого колдуна было непросто. Я заорал, видя его гибель:
— Вы сдохните все!
Голова гудела, руки немели, но я рубил и рубил. Кровь текла по камням, уже казалось, как река, а я стоял по колено в ней, сплёвывая медный привкус. Сражение не кончалось — она перерастала в резню.
Чут, мой самый верный телохранитель, здоровенный, как тролль, всё ещё рубил своей алебардой, как людской дровосек. На каждом замахе — тёмные кровавые брызги, на каждом шаге/повороте — хруст костей. Я видел, как он наступил гоблину на голову и раздавил её, как гнилой арбуз. Но даже у такого зверя был предел.
Трое орков вцепились в него, как волки в медведя. Первое копьё вошло в бок, второе — в плечо. Ножи гоблина вонзились ему в шею. Чут взревел, но не упал. Он рубанул одного орка по ноге, оставив культю, второму вбил древко алебарды в пасть, выбив клыки. Попытался ударить ещё раз, но силы покинули его. Орки повалили его, их лезвия исчезали в его теле. Чут зарычал, выплюнул кровь и посмотрел на меня в последний раз.
— Беги… — прохрипел он.
Я на краткий миг замер, и упоение боем, кровавая пелена спала с моих глаз.
Вокруг была смерть. Мои крысы лежали в лужах крови и кучах кишок, с размозжёнными черепами. Орки топтали их, гоблины добивали раненых, визжа, как демоны. Чут рухнул на колени, всё ещё сжимая алебарду, но орки не остановились. Их тесаки рубили, пока он не затих.
Глава 23
Кровь орков заливала шерсть, смешиваясь с моей собственной — в пылу драки рубило одного из зеленокожих рассёкло ему бок (между застежками кирасы вошло), и тёплая кровь текла по рёбрам.
Камни вокруг были усеяны телами — скавенов и орков, их кровь смешивалась в чёрных лужах, а воздух пропитался тяжелым духом скотобойни.
Я сжал сечку. Нас остались единицы, в основном те, кто стоял за моей спиной. Кровь капала с рук, смешиваясь с грязью под ногами. Орки повернулись ко мне. Гоблины завыли, завизжали, почуяв добычу. От них понесся поток грязных оскорблений, как только увидели свою очень близкую победу.
Сколько бы я ни рубил, сколько бы их черепов ни расколол, их было слишком много — как тараканов в грязной таверне. Они задавят меня числом. Но я не из тех, кто ложится и ждёт, пока его затопчут. Если этим горам суждено стать моей могилой, я сначала устрою гоблоидам такой кровавый бой, что их боги будут икать от ужаса, если это вообще возможно.
Я окинул взглядом их строй. В узком проходе, где скалы сжимали ущелье, их ряды редели — пара орков, кучка визжащих гоблинов, размахивающих кривыми копьями. Там, в этом каменном горле, был мой шанс. Я оскалился, чувствуя, как адреналин бьёт в виски, будто молот по наковальне.
Я сплюнул и оскалился:
— Вы воняете как дохлые сквиги, косорылые. Кто первый?
Один орк, здоровый, со здоровенным топором, шагнул вперёд. Он гулко постучал себя кулаком в грудь:
— Крыса! — прорычал он. — Твоя башка будет на моём поясе.
— У тебя ничего не получится! Потому что ты — слизняк!
Я заорал им всем, стоящим и роняющим слюну от предвкушения того, как они меня растерзают. Толпа, не менее сотни рыл зеленомордых плясали на трупах моих подчиненных, отрезая им уши и головы, снимая скальпы. Мой рык разнесся над всей площадкой:
— Эй, вы, зеленожопые выродки, гнойные отродья помойки! Ваши матери — грязные свиноматки, а отцы — вонючие клопы, которых даже всеядные крысы брезгуют жрать! Орки! Ваши тупые морды годятся только на наковальню! Я из вас муку делал и жир топил! Гоблы — вы просто кучка трусливых соплей, что скулят и гадят под себя при виде настоящих воинов! Вы — позор этих гор! Жалкие куски дерьма, недостойные даже лизать мои сапоги!
От таких слов у всех присутствующих возникло настолько тупое выражение на мордах, будто бы им это никто ранее не говорил.
— Давайте, твари, киньтесь на меня, если у вас хватит смелости, или сдохните, как черви, под моим клинком!
Первым отреагировал орк с топором. Он заревел и бросился на меня. Топор свистнул, я откатился в сторону, и лезвие врезалось в камень, выбив искры. Моя сечка взлетела, вонзившись ему в бедро. Кровь хлынула, но орк даже не дрогнул. Он ударил снова, и я едва успел увернуться. Гоблины за его спиной завизжали, и кинулись в атаку, сталкиваясь и сбивая друг друга на камни, затаптывая упавших, лишь бы добраться до моей шкуры.
Я рубил, как одержимый. Я использовал хвост, чтобы сбивать врагов с ног, а когти рвали их лица, выдирая глаза и разрывая глотки. Одному гоблину снёс голову — она отлетела как в сквигоболе. Другому вспорол живот, и он рухнул, пытаясь зажать кишки лапами. Орк с топором снова замахнулся, но я нырнул под его руку и вонзил сечку ему в бок. Он взвыл, но успел ударить меня локтем в грудь.
Кираса меня защищала практически от всех ударов, сыплющихся вокруг. Но вот сила удара! Орк был силен, и я отлетел, врезался шлемом в валун, в глазах потемнело, но я мгновенно вскочил.
Гоблины окружили меня, их ножи били по хвосту, ногам, отскакивая от поножей, но всё же некоторые доходили до мяса.
Орк, хромая, шагнул ближе, поднимая топор. Я сплюнул кровь и оскалился:
— Чёртовы орки…
Последних крыс растерзали на кусочки. Я бросил последний взгляд на Чута, на его тело, истыканное лезвиями, и рванул вперед, по головам, по спинам плотной толпы на прорыв.
Завизжали, завыли!
Я бежал/прыгал, с силой отскакивая от орка к орку, чьи крепкие тела могли меня выдержать, рубя вокруг, отсекая пальцы, разрубая головы и перерезая глотки. И так до тех пор, пока они не остались все позади, и я не спрыгнул на свободные от них камни.
Кровь стучала в висках.
Тяжело.
Кираса еще эта… Но снимать нельзя, она многократно спасла мне жизнь.
Я мчался по этим проклятым горам, ноги скользили по острым камням, лёгкие горели, будто я глотал раскалённые угли. За спиной — рёв и топот зеленокожих, орков и гоблинов, что неслись за мной, как стая бешеных псов. Вонь их пота и чувство обжигающей ярости догоняли меня быстрее, чем их кривые лапы.
Я сплюнул кровь — медный привкус во рту уже стал родным — и рванул быстрее, перепрыгивая трещины в скалах, что зияли, как пасти голодных чудовищ.
Один гоблин, тощий, с коротким копьём подобрался слишком близко. Я развернулся, врезал ему сечкой по морде — лезвие хрустнуло по его черепу, и он кувырком полетел в пропасть, визжа, как свинья на бойне. Его вопль оборвался где-то внизу, когда камни приняли его в свои объятия. Следующий, орк, замахнулся, но я нырнул под его лапу, пнул его в колено — хруст был, как ломающееся дерево — и столкнул в ту же пропасть. Он орал, запуская эхо, пока где-то далеко внизу не встретился с камнями.
Я прыгал через валуны, цепляясь за скользкие уступы, пот заливал глаза, а сердце колотилось, будто хотело вырваться из груди. Расщелина впереди — довольно широкая.
Я разогнался, чувствуя, как камни крошатся под сапогами, и прыгнул. Ветер свистнул в ушах, я вцепился в противоположный край, пальцы скользнули, но я подтянулся, матерясь на всех богов этого мира. Боги Хаоса, Рогатая, Сигмар, Шаллия и все, все, все!
Я чувствовал, как пот заливает глаза, как лёгкие горят, но останавливаться было нельзя.
Стрела просвистела над головой, врезалась в скалу, выбив искры. Я сплюнул и побежал дальше, слыша, как зеленокожие лезут следом.
Скалы сужались, тропа виляла, как змея, а я прыгал, не оглядываясь. Гоблин, мелкий, но шустрый, кинулся сбоку, его нож блеснул, целя мне в бок. Я поймал его запястье, вывернул, хрустнул костью, сломавшейся как сухая ветка, и швырнул его в морду орка, что пёр за ним. Оба покатились по каменному склону, крича и ломая кости. Я рванул дальше, перепрыгивая очередной обросший лишайником валун, когда заметил фигуру впереди.
Крепкий путница, какая-то звероватая, в потрёпанной одежде, стояла на тропе. У неё не было оружия, но она меня не забоялась. Лишь глаза — узкие, злые — буравили меня. А потом зеленокожих за моей спиной. Она обернулась, и я увидел, как её крепкие кулаки сжались, а губы скривились в гримасе.
Видя, что хоть она не собирается лезть со мной в драку, я пробежал мимо.
А вот моим разгоряченным преследователям, думается, было всё равно кого резать. Почуяв новую добычу, они заорали громче.
Путница же отреагировал на нападение…
Её зрачки сузились в звериные щели. Она оскалилась, и я успел увидеть, как зубы удлиняются, превращаясь в острые клыки. Она начал обрастать густой бурой шерстью, что полезла из-под кожи, как трава из трещин в камне. Мышцы на её руках вздулись, одним движением она скинула одежду, иначе бы её порвало. Плечи расширились, кости хрустнули, как ломающиеся ветки, и она стал немного выше, и, казалось — массивнее, превращаясь в нечто среднее между медведем и львом. Пальцы скрючились, когти — длинные и чёрные, вырвались из них, а лицо вытянулось в морду с мощными челюстями.
Рёв, что вырвался из его пасти, был таким, что скалы задрожали (показалось), а гоблины, замерли, выпучив глаза. Шерсть на загривке оборотня встала дыбом, хвост, толстый и мускулистый, хлестнул по воздуху, как кнут.