Потянулись часы и дни ожидания неизвестно чего. Первое время было особенно тяжело. Не с кем общаться, нечего делать, кроме как рассматривать окружающее пространство, которого было с гулькин нос. Тоннель метра три высотой и четыре шириной, да незамеченный ранее желобок с текущей водой, которая немного смывала нечистоты и мусор.
Раз в день закидывали странную еду, по виду — морских обитателей. Очерёдность того, кто будет есть в первую очередь, установилась довольно быстро. Моя очередь, как сторонника Белоглазого, ставшего вожаком, была в числе первых, но еды всё равно не хватало. Это приводило к тому, что голодные драки происходили постоянно среди тех, кто не примкнул вовремя к победителям или не погиб в драке за господство. Но шум и визг от постоянных драк происходил не только у нас. Как раз у нас ещё стоял порядок. Но вот особенно сильны были разборки в тех клетках, куда добавляли новеньких. Порой они, более свежие, попавшие в плен с воли, занимали господствующее положение. А порой и “старые” обитатели объединялись и толпой били новичков, указывая им их новое положение и ставя на низ пищевой цепочки.
Некоторые твари содержались в отдельных клетках, и лишь звон цепей, удерживающий их, показывал, что они не пустые. И стоны, которые эти существа издавали. Что особенно сильно мешало. Порой даже сводила с ума невозможность заткнуть эти стоны-вой-скулёж. В груди копилось глухое раздражение на вонь, противную еду, на компанию зверолюдов, с которыми невозможно было поговорить и с которыми приходилось делить еду и чьё мясо было весьма противным на вкус. На тех людей, которые были напротив, но не отвечали на мои вопросы и разговаривали на непонятном наречии. И ненависть к друкаям/наггароти, что засунули меня в эти условия.
У меня зажила шкура, хвост постепенно пришёл в норму, но начал облазить мех. По телу начала расползаться сыпь и не понимал, что с этим можно было сделать.
Через неделю потерял возможность понимать где день, а где ночь. Сон воспринимался как избавление от этого странного обитания, ожидался как милость, которую непонятно было как заслужить.
Главное занятие, которым я стал заниматься, это, привалившись к прохладным прутьям решётки смотреть, что происходит в зоне освещённости, чтобы не пропустить того, как время от времени очередную партию невольников вооруженные до зубов друкаи уводят в недра корабля.
Невозможно было представить, что я нахожусь внутри плывущего по морю, или океану судна. Этот гигантский корабль не раскачивался, не скрипели какие-нибудь снасти, не пахло деревянными частями. Лишь камень, вонь, металл решёток.
Глава 8.2
Не помню, когда меня первый раз вывели из клетки. Думаю, что месяц всё же прошёл, к тому времени.
Очередной отряд шёл по переполненным камерам, вытаскивая сдохших и почти сдохших обитателей. Так я думал. И удивился, когда в нашей обители они потащили меня и одного унгора.
— Это что же, я так плохо выгляжу?! — моё сердце замерло от того, что сейчас меня просто прикончат где-то, а может пустят на корм каким-нибудь чудищам. Вот кто их знает, в чём наша цель? Может нас тут и маринуют как деликатес для отборных тварей, которым надо подавать мясо в обрамлении “изысканного” букета фекалий.
Но этот отряд набирал не только подыхающих, он весьма выборочно, под руководством офицера в вычурно украшенной броне, с отделанным золотыми накладками оружием, выбирал из камер только по ему видимым причинам отдельных существ и заковывая в цепи, либо связывая, уводили. Меня связали. То есть посчитали не таким опасным? Я вам ещё покажу, уроды.
Набрав пару дюжин разнообразных особей, нас повели куда-то наверх по вымощенным камнем внутренним дорожком под арочными сводами в зал, явного рабы-люди в ошейника окатили каждого несколькими ведрами воды. Стоя мокрым, со стекающей по облезшей шерсти и меху, которые намокнув облепили тощие тела, мы ожидали развития ситуации. Явно ни на что хорошее надеяться не стоило, но гнить заживо в их камерах — не такое уж и приятное дело. Всё что угодно может оказаться лучше.
Вокруг толпы друкаев, что на любой поворот корпуса не туда, куда указывали хлестали плетьми. И помимо них, полным-полно настороженных воинов с блестящими копьями, которые только и ждут, чтобы дёрнулся…
Оставляя мокрые следы, вывели здоровенное помещение, где уже находилось немало всевозможных тварей. Вокруг была суета, и главным образом уже не от пленников, а от их хозяев. Откуда-то глухо доносились стоны и крики, как будто кричали синхронно одно и то же тысячью голосами, если такое вообще возможно. Покалывая наконечниками копий и ударами хлыстов прогнали куда-то трехголового змея. Рабы под конвоем тащили по полу окровавленные тела людей в доспехах, которые скрежетали на каждой неровности, а другие тут же старались замыть следы тянущейся за ними крови. Но даже замыв её, запах никуда не девался, отчего многие существа раздували ноздри, стали чаще дышать, глаза стали наливаться красным…
Небольшая сортировка и вот уже я оказываюсь не в паре с унгором, а в толпе человекоподобных существ с продолговатыми головами, горящими или отблескивающим красным глазами, пегим, коричневым или чёрным окрасом меха, единичными предметами доспехов и набором острых резцов. То есть типичных крысолюдов. На моё появление кто-то из них агрессивно зашипел, постаравшись вытянуться повыше, кто-то прижал уши и опустил нос пониже. А я им обрадовался — старые знакомые! Может с ними найду общий язык?
— Привет-привет вам, тощие! Как поживаете? Откуда будете? — обнажил клыки я в приветствии.
Пёстрые и коричневые опустились ещё пониже. Пара крепких и жилистых чёрных крыс вышла вперёд.
— Мы твоя не знать! Мы из Скорви! Великий клан! Склонись, светлый, пока твоя цела! — заскрипел-зашипел один, демонстрируя выжженное на груди неизвестное мне тавро, изображавшее что-то из стилизованнх костей.
Я выпрямился ещё выше, и вытянув руки вдоль тела, повернул их ладонями в сторону крыс. С такого положения ударом снизу я мог своими когтями вскрыть им брюхо от паха до горла одним ударом.
— Меня прозвали Голодное Брюхо! Ты думаешь, что меня так прозвали на пустом месте? Меня так прозвали, потому что я могу заживо проглотить такого как ты!
Один явно заколебался и запах, чёткий запах того, что он боится, разнесся вокруг.
— Вы видите у меня знак клана? Нет! Потому что его нет! Я так силён, что сам возглавляю клан! Вы слышали, чтобы главу клана прижигали как скот?
— Нет… нет, Голодное Брюхо, не слышали… — запищали некоторые пёстрые подобострастно.
Ещё одно несоответствие пришло в голову.
— К тому же я один из вас светлый. — привёл я дополнительный аргумент.
Толпа крысолюдов ещё сильнее заколебалась и их носы опустились гораздо ниже. Маленькая стая. Моя маленькая стая крыс.
Второй чёрный, пытавшийся хвастовством о своём клане подмять меня, попытался продолжить:
— Меня зовут…
— Меня уже не волнует, как тебя зовут! Ты упустил свой шанс. Теперь я дам тебе новое имя — ты пока будешь просто… Крыса!
Он попытался что-то сказать. А я решил додавить:
— Просто кивни. Говорить пока тебе не разрешаю.
Он кивнул.
— Отлично. Итак, ты — я указал на ещё одного крыса, чей клочковатый мех был не менее черного цвета, чем у его собрата и по своим статям был таким же крепким. — ты будешь Вторым. То есть вторым тут после меня. Моим главным помощником.
— Да-да, буду, я буду главным после тебя! — засуетился Второй, поднимая нос выше.
— Итак, теперь о том, зачем нас собрали. Кто знает?
— А ты разве не знаешь, Голодное Брюхо? — протянул Крыса, смотря исподлобья.
— Я знаю ВСЁ! Всё, что мне требуется знать. А сейчас я проверяю вас. — Размахнувшись, отвесил оплёуху ладонью. Крыс не упал, но тут же склонился и зашатался, потирая место удара. — Это за то, что раскрыл пасть, когда я тебе не разрешил. В следующий раз что-нибудь оторву.
— Драки и грызня, Голодное Брюхо, — подкатился один из пёстрых, подметая пол своим похожим на толстого червяка хвостом. — Тёмные человеки смотрят на смерти и радуются…
— Молодец, я буду тебя звать Крепкий Хвост! — погладил я его по заросшему крепкому лбу, отчего он осел ещё ниже..
— Я слышал-слышал, что кто победит всех-всех, может вступить в их войско и ему дадут много-много еды! — с другого боку подбежал другой крыс, с большими торчащими наружу желтыми резцами.
— А тебя я буду звать Желтозуб! — отметил я его. — Вы всё верно знаете. Ну-ка, а скажите мне, как проходят драки и грызня?
Крысы начали галдеть.
— Молчать! Вот ты, говори. — ткнул я наугад.
— Я Тукч Ядро, Голодное Брюхо, я знаю-знаю, как они проходят! Они выпускают биться героев, сильных-сильных воинов, один на один, а если есть стая — то стаю против стаи.
— И ты молодец, Тукч. — задрожавший от похвалы крыс поднял свою исцарапанную морду выше.
— И когда начинаются схватки?
— Уже-уже — затыкали они пальцами в окружающих нас наггароти, — уже ведут!
Отряд воинов взял нас кольцо, прикрывшись щитами, словно ожидали нападения и покалывая наконечниками копий, повели в очередной туннель, впрочем, вскоре закончившийся. Пока шли, попытался сосчитать количество крыс, но постоянно сбивался. Где-то пара дюжин.
Крыс удалось подчинить без драки, отлично! А то, что я с ними могу ещё и говорить, отлично вдвойне!
Вот интересно, я понимаю и крысячий… крысиный… крысолюдский язык, а ещё и один из человеческих. Почему так? При этом вообще не понимаю выкрики друкиев и тех же зверолюдов. Было бы неплохо — съел чьи-нибудь мозги и выучил язык. А быть может это возможно?
Путь окончился у ворот, по виду как будто вырезанных из кости. У темной площадки перед ними гудел поток сырого ветра, который сейчас почти не ощущался, а пронизывало до костей ожидание предстоящей схватки.
Амфитеатр арены не поражал воображение размером, но вот украшений тут было налеплено превеликое множество. Но не на украшениях и не на зрителях, сидящих и лежащих у столов, остановился мой взгляд. Посыпанная песком сцена, размером с сотню метров. Подсознательно ожидал чего-то более внушительного. Ещё тут были ещё одни ворота на арену, расположенные напротив тех, из которых мы вышли, и мощная стальная решётка, отделяющей зрительские места от сцены. Решётка была значительно мощнее той, что была в наших камерах.