— Как это согласуется с тем, что пишет местная пресса?
— Категорически не согласуется, — сказал Кацуба. — Местная пресса пишет одно, а мы обнаруживаем совсем другое…
Кто-то хихикнул. Бородатый моментально кинулся в бой:
— Вы что, обвиняете нас в недобросовестности?
— Да помилуйте, — обаятельно улыбнулся Кацуба. — Я вас ни в чем не обвиняю, вся беда в том, что никто из вас в жизни не имел дела с аквалангом и на дно не погружался, тут-то и собака зарыта…
— Простите, а как же тогда быть с сейнером? — вклинился кто-то. — Нам показывали акты комиссии — несомненное отравление, одиннадцать трупов…
— Вот это для меня загадка, — развел руками Кацуба. — Акты я тоже просматривал. Но, когда произошла эта трагедия, нас здесь не было, и делать какие-либо выводы не берусь… — И добавил наставительно: — Видите ли, подлинный ученый обязан, конечно, учитывать полученные другими данные, но я веду разговор о том, что наблюдал и исследовал сам…
— Не только сейнер, но и недавняя массовая гибель морской фауны, — уточнил репортер. — Должно же это иметь какое-то разумное объяснение?
— Безусловно, должно, — сказал Кацуба.
— Но ваша экспедиция, насколько я понимаю, версию об утечке отравляющих веществ из поврежденных контейнеров решительно отрицает?
— Я не видел этих контейнеров, — сказал Кацуба. — Я их не нашел. Ученый, простите, обязан быть скептиком. Когда мне удастся потрогать их руками или хотя бы получить пробы воды, указывающие на недвусмысленное присутствие отравы, я буду говорить уверенно. Пока у меня этой уверенности нет.
— А как вы расцениваете недавнее убийство одного из активистов экологического движения?
— Это совершенно не моя область, — развел руками Кацуба. — Я же не сыщик, дамы и господа…
— А смерть двух водолазов?
— Точнее говоря, смерть водолаза и аквалангиста, — поправил Кацуба. — Тут уже Владимиру Степановичу карты в руки, он вам расскажет с большим знанием дела…
Мазур прокашлялся. Сначала у него получалось плохо — мучительно подыскивал слова, запинался и бубнил. Потом как-то наладилось. Он довольно связно, внятно изложил то, что было написано в актах. И ничуть не кривил душой — просто-напросто умолчал о второй версии, насчет возможной насильственной смерти. Сам он уже не сомневался, что верна как раз вторая версия…
Телевизионная дама моментально вцепилась в него:
— А вам не кажется странным, что в столь короткий промежуток времени последовали два несчастных случая?
— Это море, — сказал Мазур. — А оно шутить не любит. На такой глубине случиться может все что угодно… Знаете, были такие чемпионы по подводному плаванию…
И рассказал несколько весьма поучительных историй, случившихся на самом деле. Слушали его со всем вниманием, и Мазур помаленьку приободрился, успел даже убедиться, что все пуговицы застегнуты. Не удержавшись, посмотрел на Джен — она слушала с величайшим тщанием, хотя не понимала ни слова. Видимо, именно так, в ее представлении, и должен был держаться журналист, чтобы не выбиваться из общей картины.
На многих лицах он видел нескрываемое разочарование, вполне объяснимое — должно быть, им наобещали жуткие сенсации и роковые тайны, тем и заманили…
Наконец-то дал о себе знать один из спутников Джен — встал и на хорошем русском спросил:
— Я понимаю, вы полностью отрицаете причастность военных?
— Пожалуй, — сказал Мазур. — Видите ли, здешняя воинская часть по своему роду занятий никогда не имела дела с отравляющими веществами…
— Но их могли затопить в другое время…
— Мы, как несколько раз повторил Михаил Иванович, не нашли никаких следов, — сказал Мазур.
— А как вы отнеслись бы к журналистскому контролю за вашей работой? — встрял очередной незнакомец, возможно, и звезда в своем ремесле, но у Мазура он не вызывал никаких ассоциаций.
— Интересно бы посмотреть на этот контроль… — искренне усмехнулся он. — Кто-нибудь из вас умеет обращаться с аквалангом? Никто? Увы, без этого весь контроль сведется к тому, что вы будете часами скучать на палубе, пока мы плаваем и погружаемся к затонувшим кораблям…
— Можно же быстренько научиться, пройти инструктаж…
Мазур терпеливо объяснил кое-что насчет сложности работы на глубине в добрых сорок метров, но не уверен был, что сумел убедить, репортер замолчал с таким видом, будто был семи пядей во лбу и мгновенно сообразил, что ему пытаются задурить мозги детскими отговорками.
— Вам кто-нибудь угрожает? Или пытается препятствовать?
— Глупости, — энергично сказал Кацуба.
— Однако двое членов вашей группы погибли…
— Насколько мне объяснили в милиции, там были чисто бытовые проблемы. В одном случае — ограбление, в другом — девушка чисто случайно попала под пулю, предназначавшуюся вовсе не ей. Для нашего времени, как ни цинично звучит, — обыденность…
— У вас есть какие-то контакты со спецслужбами?
— Да за кого вы нас принимаете? — обиделся Кацуба.
— А с местным криминальным миром?
— Откуда?
— Госпожа Шварова была застрелена, когда находилась в компании здешнего авторитета…
— Госпожа Шварова была журналисткой, — сказал Кацуба не моргнув глазом. — Скорее уж вам, дамы и господа, нужно думать над профессиональным риском, которому вы себя подвергаете. Журналистика — не моя область, я не всегда понимаю мотивы, из-за которых вы лезете в самые опасные и неожиданные места…
Мазур напрягся — очередной шакал пера ухмылялся очень уж загадочно. На роже написано было, что готовит сюрприз…
Так и есть…
— Интересно, как вы отнесетесь к тому, что такой журналистки, Светланы Шваровой, в Шантарске просто не существовало?
— Серьезно? — спросил Кацуба.
— Абсолютно серьезно. Я сам из Шантарска и знаю там всех, имеющих отношение к журналистике…
— Ну, я не знаю, что вам и сказать… — промямлил Кацуба с видом полнейшей растерянности. — Когда мы прилетели в Шантарск, нам ее представили как журналистку… Мы до этого никогда в Шантарске не бывали, не ориентируемся…
— Интересно, кто представил?
— Кто-то в администрации…
Уловив краем глаза движение, Мазур повернулся и обнаружил, что чиновничек с деловым видом, ничуть не смущаясь, направляется к выходу. Надоело, что ли?
— Вы не помните, кто конкретно?
— Знаете, у меня было столько встреч с самыми разными людьми, и лица, и фамилии путались в голове…
— А кем, собственно, был капитан-лейтенант Шишкодремов?
— Прикомандированным к группе штабным офицером, — сказал Кацуба. — Насколько я понял, в его задачу входило при нужде контактировать с местными военными…
— И как, была нужда?
— Пока нет.
— А почему вас в последнем выходе в море сопровождал пограничный корабль?
— Представления не имею.
— Это правда, что пограничники провели на вашем корабле обыск?
— Правда, — сказал Кацуба. — Вот только в толк не возьму, зачем им это понадобилось.
— Вам не кажется, что вокруг вас слишком много неясностей, загадок и смертей?
— Вы уверены, что именно вокруг нас? — хладнокровно отпарировал Кацуба.
— Судите сами. У вас в группе вдруг оказываются подозрительные люди, которых вскоре убивают…
— Чем же они подозрительны? — пожал плечами Кацуба. — Могу вас заверить, они вовсе не были подозрительными…
— Но я же вам только что рассказал про то, что Шварову никто в Шантарске не знал…
— Вообще-то это дискуссионный вопрос. Я вам верю, но хотел бы убедиться точно…
— Нет уж, не растекайтесь мыслью по древу! — Нацелился в него указательным пальцем: — Хорошо, скажем — «странные». У вас в группе работают странные люди. Вокруг вас вертится некий Игорь Котельников, в котором, по данным здешних журналистов, давно уже подозревают то ли военного особиста, то ли сотрудника ФСБ, а потом куда-то загадочно исчезает. Господин Микушевич, — он тем же прокурорским жестом указал на Мазура, — вдруг оказывается впутанным в донельзя загадочную историю с ночной стрельбой, свеженький труп обнаруживается как раз там, где ночью данный господин пребывал с родной сестрой убитого авторитета…
«Сука, — подумал Мазур в бессильной ярости. — Кто его всем этим нагрузил? Без утечек определенно не обошлось… Милиция? Погранцы? Кто-то еще?»
— Дорогой вы мой, — сказал Кацуба. — Я отвечаю только за себя. Если я сказал что-то не то, ловите меня на противоречиях и вранье. Но за все эти, как вы изящно выразились, странности я отвечать не могу. У меня простая и конкретная задача — обследовать затонувшие корабли и акваторию. Все эти странности, конечно, существуют, как объективная реальность, но я над ними не особенно задумывался, некогда…
Справа грохнула дверь. Не только Мазур — все невольно повернули головы в ту сторону.
Мэр стремглав летел к эстраде, галстук сбился на сторону, на лацкане пиджака посверкивала начищенная «засранка» (как в просторечии кое-где именовали медаль «Защитнику свободной России»). Взор его был вдохновенным и пылающим, в руке он держал огромную коричневую папку, полы пиджака развевались — словом, сейчас господин Колчанов крайне напоминал бонапартовского генерала, посланного безжалостно разогнать изжившую себя Директорию. Полное впечатление, что переживает свой звездный час. У Мазура во рту пересохло от нехороших предчувствий.
— Дамы и господа! — возгласил мэр, одним прыжком преодолев три ступеньки и встав рядом со столиком. — Прошу внимания! Я намерен сделать чрезвычайное заявление! Прошу внимания!
Вниманием аудитории он овладел вмиг — даже Кацуба, Мазур готов был ручаться, был немного ошеломлен таким поворотом дела.
— Итак, дамы и господа! — тщательно прокашлявшись, начал мэр. — После всего, что вы здесь выслушали, я имею полное право сделать кое-какие дополнения, способные пролить свет на все происходящее…
Мазур видел, что один из спутников Джен торопливо шепчет ей на ухо, переводя. Мэр добыл из своей папки пачку огромных фотографий, покосился на Мазура с Кацубой, прижал их к груди так, что они видели только матово-белую оборотну