— Ты за короля?! — В представлении Дитриха быть союзником Вальтера мог только дурак или умалишенный.
Якоб, не обращая внимания на принца, обратился к толпе:
— Раньше я думал, что не нахожусь ни на стороне короля, ни на стороне его противников. Я думал, что могу остаться в стороне. Но я вижу, что здесь и сейчас — только две стороны. И я — за короля.
— Да он купленный! — выкрикнул из толпы молодой дворянин.
— Купленный кем? — Голос Якоба покрыл поднявшийся было гул. — Королем? Зачем ему покупать крестьянина? Или вы думаете, это он привел меня сюда? Так нет, я сам пришел.
— Правильно! — завопила, срываясь на истеричные нотки, дворянка в роскошном платье, совсем не подходящем для уличных выступлений. — Это же крестьянин! Быдло всегда любит кнут, потому что привыкло повиноваться! Только мы, настоящие свободные люди…
Поднялся недовольный шум. Девушку заставили замолчать, хотя она вырывалась и кричала. На площади было слишком много горожан — купцов, ремесленников, слуг, то есть всех тех, кого дворяне привыкли называть «быдлом». Сегодня горожане пришли сюда вместе с дворянами, в едином порыве, и было лишним напоминать им, что для дворян они люди второго сорта.
— Посмотри на эту площадь, крестьянин! — Дитрих опомнился от первого шока. Его просто колотило от ненависти. Что эти крестьяне вообще возомнили? Что к ним прислушаются? — Посмотри на всех этих людей. Их здесь — две тысячи. Ты — один. Почему мы должны послушаться тебя?
— А почему, господин, вас должны послушаться остальные жители Друдена? Их в городе поболее, чем две тысячи. Почему вас должны послушаться остальные жители Нассберга? Кто дал вам право решать судьбы всех остальных?
— Да потому что остальные, — заголосила все та же неугомонная девушка, — молча терпят королевскую тиранию! И только мы…
— Может, они вовсе не терпят? — Якоб перебил дворянку, хотя крестьянское воспитание протестовало в голос. — Может быть, король генерал Нец всех устраивает?
— Вальтер, — Дитрих побелел от злости, — колдун, тиран, деспот, насильник и грабитель! Он украл мою корону!
— Колдун… — задумчиво проговорил Якоб, глядя на людское море.
Его слушали.
— Король Вальтер — колдун…
— Да! Да, да, да!
— А вы, господин?
— Что? — опешил Дитрих.
— Вы не колдун?
— Да как ты смеешь!
Принц осекся: перед его лицом на простой веревке качался простой предмет.
Маленький медный ключ.
— Дотроньтесь до него, господин. Докажите всем, что вы — человек.
— Эй, парень, ты о чем? — крикнул из толпы высокий, сгорбленный портной.
— У принца Дитриха, — голос Якоба загремел, — за левым ухом белая прядь. Знак Грибного Короля. Ваш принц — слуга лесной нечисти!
— Что?! — в один голос взревели Дитрих и толпа. — Как ты смеешь?!
— Смею, господа. Все, кто еще человек, — закричал Якоб, — посмотрите на своих вожаков, на тех, кто привел вас сюда, на тех, кто обещает вам счастливую жизнь! Посмотрите на них, и у каждого вы увидите белую прядь!
Принц прыгнул на Якоба, забыв о собственной шпаге, попытавшись вцепиться ему в лицо ногтями. Прыгнул и повис в руках Якоба, как пойманный кот.
— И что эта прядь значит? — крикнул портной, ухвативший за рукав крикливую девушку-дворянку.
— Прядь означает, что те, кто привел вас сюда, не люди.
— Это просто мода такая, дурак! — завопила девушка. — Просто мода! Вы не смеете трогать меня!
Толпа забурлила, вскипела. То тут, то там на глаза горожанам попадались белые пряди.
— Серебром их, серебром! — крикнул кто-то.
— Нет! — с балкона прокричал Якоб. — Серебро, золото… Этим дворян не проймешь, они слишком часто держат их в руках. Медь, простая медь — то, чем они брезгуют, то и разоблачит их.
— Отпусти меня, отпусти! — Принц дергался и извивался ужом.
— А-а-а!!!
Дружный крик пронесся над площадью. Где-то дворяне выхватили шпаги, где-то пролилась кровь, но слишком многие попали в руки горожанам, которые ткнули в них обжигающей медью.
— Нечисть! — завопила толпа. — Бей их!
Если уж хочешь обмануть кого-то, постарайся хотя бы, чтобы тебя было не так легко разоблачить.
«Хорошо, — подумал Якоб, не обращая внимания на рывки висящего принца, уже полузадушенного. — Хорошо, что слуг Грибного Короля так легко отличить от обычных людей. Будет хуже, если придут чьи-то слуги, в точности похожие на людей. Их так легко не разоблачишь. Они, пожалуй, и победить могут…»
— Аххх!
Не стоит забывать о том, что у тебя в руке: принц Дитрих выхватил церемониальный кинжал, серебряный, короткий, почти не заточенный… Но этого хватило, чтобы проткнуть Якобу предплечье.
Растрепанный принц бросился к перилам. Он не знал, что будет делать, — свергающие тиранов вообще редко задумываются над тем, что они будут делать потом. Не знал, но быть рядом с проклятым крестьянином не собирался.
Дитрих вцепился в перила, собираясь спрыгнуть на площадь. И замер. Поздно.
У ворот грянул дружный залп.
Ведьмочка Ориоль подняла голову. Странно, но голова при этом не оторвалась от подушки. Неудивительно… Такое количество шнапса… Ориоль дала себе слово, что проклянет некстати явившегося парня. Потом. Когда сможет открыть глаза. Хотя бы один…
Вокруг слышалось сонное сопение подружек. Как они, интересно, добрались до комнаты? Ориоль не помнила ничего. Проклятый шнапс… Хотя бы голыми на столе не танцевали?
— Вы уже проснулись, уважаемая? — раздался незнакомый голос. Незнакомый и мужской.
Глаза Ориоль распахнулись. Кто здесь?
Увидев окружающее пусть слегка расплывчатым, она чуть не завизжала, позорно, по-девчоночьи.
Легко быть отважной колдуньей, не боящейся здешних инквизиторов. А вот попробуй их не бояться, когда они в твоей комнате. Да еще и в таком количестве. Человек двадцать. Ориоль прикрыла один глаз. Нет, десять…
— Вы кто? — прошептала она.
Монах — высокий, симпатичный — наклонился к ней. Черные глаза, казалось, заполнили всю вселенную.
— Меня зовут отец Куникулус. У меня есть для вас одно предложение…
— Якоб, бело-серо-черно-коричневое! — На балкон вымахнул Рудольф. — Ты с ума сошел!
Парень взглянул на свой набухающий кровью рукав и медленно перевел взгляд на площадь. На молчащую толпу.
В воротах стоял король Вальтер. Тот самый, которого сегодня уже посчитали свергнутым.
Сейчас он таким не казался. Высокий, в черной одежде, с развевающимся плащом, король пугал.
— Расступитесь. — Голос короля был негромок, но его услышали все.
Толпа зашевелилась и расступилась, образовав проход к дворцу. Короля Вальтера, генерала Неца послушались бы, даже приди он один.
За его спиной стояли монахи и гвардейцы, перезарядившие ружья.
Принц Дитрих отошел в угол балкона. Он бы с удовольствием убежал, но выход перекрывал незнакомый избитый гвардеец, перевязывающий руку кошмарно сильному крестьянину. Не убежишь…
До Дитриха дошло, что он, кажется, сегодня не станет королем.
— Ну, здравствуй, парень…
Перебинтованный, отмытый и даже немного причесанный Якоб стоял перед сидящим на табурете королем Вальтером. Королю, конечно, место на троне, но трон до сих пор оставался в монастыре.
— Здравствуйте, ваше величество! — Якоб поклонился. Низко, от души.
В комнате также находился Рудольф, измазанный лекарскими снадобьями, отчего его лицо напоминало затейливое ругательство: там были и желтый, и синий, и зеленый, и красный цвета.
Рядом со своим отцом на таком же табурете сидела Ирма, грустная и расстроенная. В углу сидела, пытаясь прикинуться затейливой статуей, Лотта, впрочем, нисколько не напуганная.
— Как тебя зовут?
— Якоб Миллер, ваше величество.
— Крестьянин?
— Да, ваше…
— Прекрати меня титуловать. Я сам — бывший крестьянин.
Якоб поднял глаза.
— Да. Что ты так на меня смотришь? Я этого никогда не скрывал. Откуда ты?
— Из Черного Холма.
Король немного помедлил:
— Из Черного Холма? Ну и как, мельница моего отца еще стоит?
У Ирмы были причины для расстройства. Она поговорила с Якобом перед тем, как его привели к королю.
— Якоб… — Ирма присела на кресло рядом с парнем, лежащим на кровати. — Не вставай.
— Последний час я только это и слышу, — проворчал Якоб. — Что привело вас, госпожа?
— Якоб… — Ирма скомкала носовой платок и бросила его на столик. — Не называй меня госпожой.
— Почему?
— Якоб… — Девушка помедлила, вздохнула, наконец закрыла глаза и медленно произнесла, как будто нырнула в прорубь: — Я люблю тебя.
Наступило молчание. Ирма не выдержала и приоткрыла глаз. Левый.
Якоб смотрел на нее. Внимательно и сочувственно.
— Вы не любите меня, госпожа Ирма, — подчеркивая каждое слово, ответил он. — Вам кажется.
— Мне, — обиделась Ирма, — не кажется.
Она подумала, что тут нужно было бы заплакать, но плакать ей не хотелось.
— Кажется. Вы просто раньше не влюблялись, поэтому приняли за любовь какое-то другое чувство.
— Какое другое?! Мы вместе были в дороге, вместе сражались с монстрами и нечистью, мы делили трудности и тяготы, вместе рисковали жизнью. Разве после этого не возникает любовь?
Якоб подумал, что солдаты, сражающиеся бок о бок, с Ирмой бы не согласились.
— Нет, госпожа. Это другое чувство.
— Какое же?
— Дружба. Просто дружба.
Ирма задумалась.
— Пытаетесь представить дружбу с крестьянином? Любовь представлялась легче? — спросил с улыбкой Якоб.
— Дурак… — Ирма почувствовала облегчение. Она рассмеялась и обняла Якоба. — Ты самый лучший друг на свете!
И все равно было грустно…
— Вы сын Черного Мельника? — медленно произнес Якоб. — Значит…
— Да, я колдун, — с некоторым вызовом сказал король. — А если ты хочешь спросить, правду ли говорят, что корону я получил колдовством… Мне уже надоело оправдываться, поэтому я скажу только одно: это неправда. А верить мне или нет — решай сам.