– Миро, прости, – прошептала она. – Кажется, я немного вспотела.
– Вы? – удивился он. – А я думал, это меня прошиб пот.
Хорошая шутка. Он рассмеялся. И она рассмеялась вместе с ним – по крайней мере, нервно хихикнула.
Стены тоннеля внезапно раздвинулись, и люди, ошеломленно моргая полуослепшими глазами, очутились в огромном зале. Из отверстия в своде потолка лился поток яркого солнечного света. Королева Улья разлеглась в самом центре сияющего потока. Ее окружали рабочие, но сейчас, при ярком дневном свете и в присутствии Королевы, они выглядели какими-то маленькими и жалкими. Большинство из них ростом были не больше метра, лишь отдельные особи были крупнее, тогда как туловище самой Королевы достигало по меньшей мере трех метров в длину и чуть меньше в высоту. Ее крылья выглядели громадными – тяжелые пластины с металлическим отливом; на них, переливаясь всеми цветами радуги, резвились солнечные лучики. Ее брюшко было достаточно объемистым, чтобы вместить человеческое тело. Постепенно сужаясь, подобно воронке, брюшко переходило в яйцеклад, увенчивающийся дрожащим кончиком, на котором блестела желтоватого цвета полупрозрачная жидкость, клейкая и тягучая. Яйцеклад опустился глубоко в одну из дыр в полу комнаты, после чего вынырнул обратно; жидкость, словно нити слюны, потянулась вслед за ним.
Это гротескное и огромное, просто ужасающее существо вело себя в точности как насекомое. Казалось, все было спокойно, поэтому то, что произошло дальше, буквально ошеломило Валентину. Вместо того чтобы опустить яйцеклад в следующую норку, Королева вдруг повернулась и стремительным движением подхватила одного из рабочих, кружащих поблизости от нее. Зажав извивающегося жукера между двумя внушительными передними лапами, она поднесла его ко рту и одну за другой, по очереди обкусала все его конечности. Как только одна из ног оказывалась откушена, другие начинали биться еще с большей силой, словно взывая о помощи. Валентина облегченно перевела дыхание, когда последняя из ног исчезла в пасти Королевы, потому что, по крайней мере теперь, ей не приходилось терпеть безмолвные страдания рабочего.
Затем Королева Улья засунула тело рабочего в следующую дыру головой вниз. И только тогда ткнулась в нее яйцекладом. Валентина заметила, как на конце яйцеклада начала расти маленькая капелька, постепенно превращаясь в круглый шар. Внутри полупрозрачного комочка слизи вырисовывались очертания яйца. Королева Улья немножко повернулась, чтобы голова очутилась прямо в солнечном потоке, в ее сетчатых глазах зажглись тысячи изумрудных звездочек. И вот тогда яйцеклад полностью скрылся из виду. Когда он поднялся, яйцо все еще цеплялось за его кончик, но при следующей попытке благополучно упало в свою «колыбельку». Еще несколько раз содрогалось брюхо Королевы, погружаясь в дыру; каждый раз, когда оно снова появлялось, его покрывала все более густая паутинка вязких ниточек, сочащихся из ее тела.
– Nossa Senhora, – выдавил Миро.
Валентина поняла, что он сказал, вспомнив испанский аналог выражения: Nuestra Señora – Матерь Божья. Обычно нейтральное выражение, не несущее никакого смысла, в данном случае прозвучало с долей отталкивающей иронии. Не Пресвятая Дева расположилась в этой глубокой пещере. Королева Улья оказалась Праматерью Тьмы – откладывающей яйца в тела обездвиженных рабочих, призванных прокормить личинок, когда те вылупятся.
– Не может быть, чтобы она делала это каждый раз, – промолвила Пликт.
Валентина была очень удивлена, услышав ее голос, но затем поняла, что имела в виду Пликт, и, естественно, та была права. Если в жертву жукеру-личинке каждый раз приносить живого рабочего, то население города просто не будет расти. Да и сам город не возник бы – ведь в распоряжении Королевы Улья не было тел безногих рабочих, чтобы отложить первые яйца, следовательно личинки не были обеспечены пищей.
Рабочие нужны, только когда рождается новая Королева.
Эта мысль прозвучала в мозгу Валентины как ее собственная. Королева Улья помещала яйцо в тело рабочего жукера только в том случае, когда из яйца должна была вылупиться новая Королева. Но вовсе не Валентина подумала так; мысль слишком отчетливо проявилась у нее в голове. Да она и не могла об этом знать, однако информация возникла словно ниоткуда и сразу расставила все на свои места. Именно так, по представлениям Валентины, беседовали с Богом древние пророки и мистики.
– Вы слышали ее? Хоть кто-нибудь? – спросил Эндер.
– Да, – ответила Пликт.
– Кажется, да, – неуверенно произнесла Валентина.
– Слышали что? – переспросил Миро.
– Не что, а кого. Королеву Улья. – Эндер кивнул в сторону жукера. – Она объяснила, что помещает яйцо в тело рабочего только тогда, когда из яйца должна вылупиться новая Королева Улья. Сейчас она должна отложить пять яиц – два из них уже отложены. Она пригласила нас полюбоваться этим зрелищем. Таким образом Королева сообщает нам, что готовится к отправке судна с колонистами. Она отложит пять королевских яиц, а затем выберет сильнейшую из них. Та и полетит.
– А остальные? – спросила Валентина.
– Если еще какая-нибудь личинка необычным образом проявит себя, она поместит ее в кокон. То же самое в свое время произошло с ней. Прочих она убьет и съест. У нее нет выбора: если какой-нибудь из дронов, еще не спарившийся с этой Королевой Улья, коснется тела ее соперницы, он может сойти с ума и попытаться убить главенствующую Королеву. Дроны – очень преданные самцы.
– Все это она вам рассказала? – расстроился Миро.
Королева Улья не могла разговаривать с ним.
– Да, – ответила Пликт.
– Кое-что, – пожала плечами Валентина.
– Освободитесь по возможности от всех лишних мыслей, – посоветовал Эндер. – Напевайте про себя какую-нибудь мелодию. Это помогает.
Тем временем Королева Улья почти закончила третью кладку. Валентина представила себе, что будет, если встать на растущую кучу оторванных конечностей, возвышающуюся рядом с Королевой; они, наверное, захрустят, как сухой хворост, и начнут ломаться с омерзительными щелчками.
Очень мягкие. Ноги не ломаются. Гнутся.
Королева отвечала на ее мысли.
Ты частичка Эндера. Ты можешь слышать меня.
Следующие фразы прозвучали в голове уже четче. Назойливость их бесследно пропала, теперь они возникали как будто более осознанно. Валентина мало-помалу научилась улавливать разницу между репликами Королевы Улья и собственными мыслями.
– Ouvi, – прошептал Миро. Он наконец что-то услышал. – Fala mais, escuto[10]. Скажи еще что-нибудь.
Филотические связи. Ты связан с Эндером. Когда я посредством филотов обращаюсь к нему, ты подслушиваешь. Эхо. Реверберация.
Валентину сначала несколько смутил тот факт, что при общении с ней Королева Улья использовала звездный. Но она быстро поняла, что ошиблась, и дело не в этом. С Миро Королева говорила на его родном языке, португальском, а тот язык, что услышала Валентина, на самом деле был вовсе не звездным, хотя очень схож с ним: это был английский, американский английский, на котором выросла и воспитывалась Валентина. Королеве Улья не нужно было учить языки, она посылала мысли, а мозг сам переводил их на тот язык, который глубже всего отложился в подсознании. Когда Валентина услышала слово «эхо», за которым чуть погодя последовало «реверберация», причиной тому был ее мозг, пытающийся подыскать слова наиболее близкие по значению к термину, который использовала Королева.
Связан с ним. Как наши люди завязаны на мне. Только ты обладаешь свободой воли. Независимый филот. Вы ненормальные все до одного.
– Она шутит, – прошептал Эндер. – На самом деле она так не считает.
Валентина про себя поблагодарила его за это пояснение. Визуальный образ, сопровождавший слова «вы ненормальные», представлял собой огромного слона, растаптывающего человека в лепешку. Это видение пришло из ее детства, из сказки. Она тогда впервые познакомилась со словом «ненормальный». И этот образ напугал ее точно так же, как когда-то напугала сказка. Валентина уже успела возненавидеть присутствие Королевы Улья у себя в голове. Возненавидела за то, с какой легкостью та возвращает к жизни древние, давно забытые кошмары. Все в Королеве Улья было кошмарным. Неужели Валентина когда-то приняла ее как раман? Да, связь наладилась. Наладилась чересчур хорошо. Так что теперь больше смахивала на опасную болезнь мозга.
И то, что она говорила… они прекрасно слышали ее, потому что на филотическом уровне все были связаны с Эндером. Валентина вспомнила, что говорили во время полета Миро и Джейн. Возможно ли, что ее филотические лучи сплетаются с лучами Эндера, а через него с филотическим полем Королевы Улья? Но как такое могло произойти? Каким образом с Королевой Улья вдруг оказался связан сам Эндер?
Это мы связались с ним. Он был нашим врагом. Хотел уничтожить нас. Мы собирались приручить его, усмирить. Как ненормального.
Понимание нахлынуло внезапно, словно настежь распахнулась какая-то дверь. Жукеры не все рождаются смирными и послушными. Они могут обладать признаками личности. Или, по крайней мере, связь с ними может нарушиться. И тогда Королева Улья разработала способ их усмирения: при помощи филотов она соединялась с ними и подминала под себя.
Нашли его. Не смогли усмирить. Слишком силен.
А ведь никто даже не догадывался, какой опасности подвергался Эндер. Никто не понял, что Королева Улья надеется пленить его и сделать из него очередного преданного исполнителя своей воли, превратить в жукера.
Раскинули для него сеть. Вышли на то, чего он так страстно желал. Мы думали, проникли в суть. Придали мысли филотическое ядро. Связали с ним. Но этого было мало. Теперь ты. Ты.
Слова тяжелым молотом обрушивались на мозг Валентины. «Она имеет в виду меня. Она говорит обо мне, мне, мне… – Она отчаянно пыталась вспомнить, кто же такая эта „я“. – Валентина. Я Валентина. Она имеет в виду Валентину».