— Не удивительно, — фыркнула Квара.
— А я, признаться, несколько удивлен, — вмешался Питер. — Такое впечатление, что этим свинксам просто не терпится вымереть.
Эндер вздохнул. Несмотря на то что времена, когда он был маленьким напуганным мальчиком, а Питер был старше, больше и сильнее его, остались в далеком прошлом, в душе Эндер так и не смог полюбить подобие своего братца, которое он каким-то образом создал во Вне-мире. Питер стал воплощением детских страхов Эндера, и при мысли, что Питер снова вернулся к нему, Эндером овладевала беспомощная ярость и ненависть.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Грего. — Если пеквенинос не пойдут на это, они по-прежнему будут смертельно опасны для всего человечества, ведь Десколада живет в их генах.
— А, ну да, — ухмыльнулся Питер. — Физик и одновременно гениальный стратег.
— Питер имеет в виду, — вмешался в разговор Эндер, — что, будь он во главе пеквенинос — а он совсем не против этого, — он не отказался бы от Десколады. За такое он бы содрал с человечества солидный откуп.
— Вот уж диво! Похоже, у этого изрядно поизносившегося мальчишки еще осталась капля мозгов, — немедленно отреагировал Питер. — А какой смысл им лишаться единственного оружия, которого так боится человечество? К Лузитании приближается флот, а на борту нескольких его кораблей установлен Молекулярный Дезинтегратор. Почему бы свинксам не запихать Эндрю в его волшебный ковер-самолет и не послать встречать флот? Он бы мигом расставил все по своим местам.
— Да они пристрелят меня как собаку, — ответил Эндер. — А пеквенинос согласны на жертву, потому что это честно и справедливо. Значение этих слов я тебе как-нибудь потом растолкую.
— Мне знакомы эти слова, — огрызнулся Питер. — И я прекрасно знаю, что они означают.
— Неужели? — осведомилась юная Валентина.
К ее голосу Эндер никак не мог привыкнуть — он был таким мягким, нежным, но в то же время в нем чувствовалась сила, поэтому стоило ей только заговорить, как все взгляды немедленно обращались к ней. Эндер напомнил себе, что Валентина всегда обладала таким голосом. Ее невозможно было не слушать, хотя она редко разговаривала на повышенных тонах.
— Честь. Справедливость, — выговорил Питер, словно выплюнул грязные ругательства. — Человек, произносящий такие слова, либо верит в них, либо нет. Если нет, то эти слова означают, что кто-то по его приказу мгновенно всадит мне нож в спину. Если же все-таки он верит, победа останется за мной.
— А теперь давайте-ка я вам объясню, что означают эти слова, — взорвалась Квара. — Они означают, что скоро у пеквенинос и у нас, людей, будет большой повод для радости. Еще бы, ведь мы уничтожим целую разумную расу, которой не существует больше нигде во Вселенной.
— Да ладно тебе, — поморщился Питер.
— Все упорно твердят, что Десколада была создана искусственным путем, — продолжала Квара, — но почему-то никто не хочет задаться мыслью, что, может быть, сначала естественным путем появилась более примитивная, более уязвимая версия Десколады, и уже потом она эволюционировала до настоящего состояния. Да, вполне вероятно, что Десколада была создана, но тогда кто ее создал? И мы убиваем ее, даже не попытавшись вступить с ней в переговоры.
Питер с улыбкой оглядел Квару, потом повернулся к Эндеру.
— Признаться, я удивлен, что эта совесть эпохи — не твоих рук дело, — сказал он. — Как и вы с Вэл, она просто одержима сознанием вечной вины.
Эндер, словно не слыша Питера, попытался ответить Кваре:
— Мы действительно убиваем ее. Но только потому, что не можем больше ждать. Десколада твердо намерена уничтожить нас, и времени на сомнения не осталось. Если действовать, то немедленно.
— Я все понимаю, — кивнула Квара. — Мне просто неприятно выслушивать хвалебные речи пеквенинос о том, как храбро они ведут себя. А между прочим, совершая этот ксеноцид, они спасают свою собственную шкуру.
— Либо мы, либо они, девочка, — сказал Питер. — Либо мы, либо они.
— Ты, наверное, не понимаешь, — грустно проговорил Эндер, — какой позор для меня выслушивать собственные доводы из твоих уст.
Питер расхохотался:
— Эндрю так хочет быть непохожим на меня! Только все это ложь. Он восхищается мной. Он боготворит меня. И боготворил всегда. Как и этот ангелочек, моя милая сестренка.
Питер ткнул Вэл, но она и бровью не повела и даже сделала вид, будто не почувствовала, как его палец уткнулся ей в плечо.
— Он боготворит нас. По его извращенным меркам, она — само совершенство, которого ему никогда не достигнуть. А я — властный гений, далекий идеал бедняжки Эндрю. Вы только подумайте, какая скромность! Все эти годы он носил наши образы в себе.
Юная Вэл взяла Квару за руку.
— Я понимаю тебя, это страшнее всего на свете, — сказала она. — Помогаешь людям, которых любишь, и в то же время прекрасно знаешь, что это — ужасная ошибка.
Квара разрыдалась.
Но сейчас Эндер больше беспокоился не за Квару. Он знал, что ей хватит сил справиться с нравственными противоречиями собственных поступков и остаться в здравом уме. Такое неприятие собственных действий скорее всего смягчит ее, постепенно заставит засомневаться в непогрешимости своих суждений. Постепенно она поймет, что те, кто осмеливается не соглашаться с ней, не так уж не правы. И в конце концов она обретет целостность, научится состраданию и станет более честной, чем была прежде, в годы буйной юности. И, может быть, нежное касание юной Вэл и слова, которыми она описала страдания, терзающие Квару, помогут ей быстрее исцелиться.
Эндера больше беспокоило то неприкрытое восхищение, с которым Грего взирал на Питера. Кто-кто, а уж Грего должен был сразу понять, куда могут завести речи Питера. И тем не менее он буквально преклонялся перед кошмарным творением Эндера. «Надо избавляться от Питера как можно быстрее, — подумал Эндер. — Иначе на Лузитании он быстро приобретет себе еще большую популярность, чем Грего, и распорядится этой популярностью гораздо разумнее, а значит, быть беде».
Эндер не тешил себя надеждой, что Питер с возрастом превратится в настоящего Питера, из которого в свое время вышел сильный и достойный Гегемон. Ведь этот Питер появился не из человеческого чрева, ему были чужды чувства неуверенности и человеческой пытливости. Он представлял собой скорее карикатуру на зло в привлекательном обличье. Видимо, где-то в потайных уголках подсознания Эндера прочно угнездился такой образ. Но здесь удивляться нечему. Люди вот-вот спасут Лузитанию от Десколады, а Эндер уже готовит им новый сюрприз. И в будущем эта новая угроза может обернуться настоящим бедствием.
Но зато расправиться с ней будет значительно проще.
И снова он подавил в себе одну мыслишку, которая, с тех пор как он понял, что в кресле по левую руку сидит Питер собственной персоной, не раз закрадывалась к нему в голову. «Я создал его. Он не настоящий, а всего лишь кошмар, явившийся мне. Если я убью его, ведь это не будет убийством? Это будет все равно что… Что? Все равно что проснуться? Я пустил свой кошмар гулять по миру, а когда убью его, мир проснется и обнаружит, что все это случилось во сне».
Если б дело было только в Питере, Эндер без труда решился бы на убийство. По крайней мере ему сейчас так казалось. Его останавливала юная Вэл. Хрупкая, с чистой душой… Если можно убить Питера, значит, можно убить и ее. И если уж убивать Питера, то и ее нельзя оставлять в живых: у нее не больше прав на существование, чем у него. Она точно так же чужда этому миру, точно так же она создана из ничего. Но на такое он никогда не пойдет. Ее нужно защищать. А раз один из них достоин жизни, значит, достоин ее и другой. Расправившись с юной Валентиной, он совершил бы самое настоящее убийство. А чем Питер отличается от нее? Они вышли из одного чрева.
«Мои дети, — горько подумал Эндер. — Мое потомство, родившееся из моей головы, подобно тому, как Афина появилась на свет из головы Зевса. Только у меня получилось нечто иное. Я родил Диану и Аида. Деву-охотницу и властителя Ада».
— Мы уж лучше пойдем, — сказал Питер. — Пока Эндрю не убил меня на месте.
Эндер тускло улыбнулся. Вот это было хуже всего — такое впечатление, что Питер и юная Вэл видели его насквозь, даже тогда, когда он сам себя понять не мог. Спустя какое-то время, надеялся он, они разучатся читать его мысли. Но сейчас Эндера несколько унижало, с какой ловкостью Питер подкалывает его на том, о чем никто другой даже не догадывается. И Вэл — он видел по ее глазам, что она тоже знает все его мысли. У него больше не осталось секретов.
— Я провожу тебя домой, — сказала Вэл Кваре.
— Нет, — ответила Квара. — Я сделала то, что я сделала. Я хочу присутствовать при окончании эксперимента.
— Ну конечно, такая возможность еще раз показать всем, как мы страдаем и мучаемся, — не преминул подколоть Питер.
— Заткнись, Питер, — приказал Эндер.
Питер ухмыльнулся:
— Да ладно тебе. Ты же сам прекрасно понимаешь, что Квара просто-напросто стремится извлечь всю возможную выгоду из своего положения. Она станет гвоздем программы — весь народ, вместо того чтобы чествовать Элу, будет суетиться и обхаживать Квару. Очень низко, Квара, но все именно так и будет.
Питер настолько обнаглел, что Квара даже не нашлась что ответить. Кроме того, в чем-то он оказался прав — Квара явно смутилась. Но тут не выдержала Валентина. Она пронзила Питера холодным взглядом и процедила:
— Питер, заткнись.
То же самое за минуту до нее сказал Эндер, но слова эти подействовали, только когда сорвались с губ Валентины. Он ухмыльнулся и лукаво подмигнул ей — заговорщически, мол, давай разыгрывай свою игру, Вэл, я тебе мешать не буду, но я-то вижу, как ты липнешь ко всем подряд. Но ничего не сказал и молча вслед за Эндером покинул камеру Грего.
Снаружи к ним присоединился мэр Ковано.
— Сегодня великий день в истории всего человечества, — сказал он. — И, по счастливому совпадению, мое имя попадет в анналы истории.