Все дружно расхохотались. Особенно старался Питер, который быстро сошелся с Ковано. Их дружба крепла с каждым днем.
— Никакого совпадения здесь нет, — ответил Питер. — Многие, находясь в вашем положении, ударились бы в панику и все разрушили. Чтобы проявить себя так, как проявили себя вы, нужно обладать недюжинным умом и мужеством.
Эндер чуть не рассмеялся, услышав от Питера такую откровенную лесть. Но тот, кому она предназначалась, воспринял ее как нечто должное. О, разумеется, Ковано дружелюбно хлопнул Питера по плечу и принялся отказываться от всяких похвал, но Эндер сразу понял, что ему были приятны эти слова и что Питер за несколько дней приобрел большее влияние на мэра, чем Эндер за долгие годы. Неужели эти люди не видят, с каким цинизмом и какой легкостью Питер завоевывает их сердца?
Единственным человеком, который подобно Эндеру взирал на Питера со страхом и отвращением, был епископ, но здесь причина скорее крылась в религиозных предрассудках, нежели в мудрости и честности. Не прошло и нескольких часов после их возвращения из Вне-мира, как епископ призвал к себе Миро и потребовал, чтобы тот крестился. «Бог совершил чудо, он исцелил тебя, — сказал он, — но, вместо того чтобы исцелить старое тело, он заменил его, и сейчас тебе угрожает страшная опасность — твой дух обитает в некрещенном теле. А так как крещение совершается во плоти, боюсь, ты можешь навсегда остаться в неосвященной оболочке». Миро не слишком заинтересовали разглагольствования епископа о всевозможных чудесах (он не считал, что своим исцелением обязан прежде всего Богу), но к нему снова вернулась былая сила, он снова мог четко и ясно выражать свои мысли, снова обрел свободу и поэтому сейчас согласился бы на что угодно. Обряд крещения планировалось провести в начале следующей недели, на первой же службе, которая состоится в новом соборе.
Но на Питера и юную Вэл религиозный пыл епископа не распространялся. «Разве можно относится к этим чудовищам как к людям? — гневно вопрошал он. — У них нет и не может быть душ. Питер — всего лишь отзвук человека, который уже прожил жизнь и давным-давно умер, который согрешил и раскаялся, его жизненный путь был оценен по справедливости, и заслуженное место в раю или в аду он уже получил. А что касается этой… девочки, этой ходячей пародии на женственность, она не может быть той, кем себя считает, ибо это место уже занято другой женщиной. Отродьям Сатаны нет места в лоне церкви. Создав их, Эндрю Виггин возвел собственную Вавилонскую башню. Он решил вторгнуться в божью обитель, он тщится занять место самого Господа. И нет ему прощения, пока он не вернет этих существ туда, откуда они вырвались, — в ад».
Но епископу Перегрино и в голову не приходило, что Эндера терзают те же сомнения. Однако Джейн, когда Эндер решил с ней посоветоваться, отреагировала однозначно. «Не будь дураком, — фыркнула она. — Во-первых, с чего ты взял, что они полетят с тобой? А во-вторых, вдруг ты создашь еще одну пару прообразов? Ты когда-нибудь слышал сказку про ученика волшебника? Ты возьмешь их с собой, и все произойдет как в сказке — разрубив одну метлу, ты получишь две половинки, то есть две метлы. И так до бесконечности. Нет уж, давай остановимся на меньшем зле».
Эндер согласился, и сейчас они все вместе шли к лаборатории. Питер потихоньку прибрал к рукам мэра Ковано. Юная Вэл, в свою очередь, полностью очаровала Квару, хотя в отличие от Питера действовала из чистой доброты, не вынашивая коварного плана. Эндер же, их создатель, униженно плелся позади, терзаемый бессильной яростью и страхом.
«Я создал их, следовательно, ответствен за то, что они натворят в этом мире. А они могут принести немало зла. В Питере изначально заложено стремление ко злу, по крайней мере в образе я представил его именно таким. А юная Вэл, несмотря на присущие ей добродетель и невинность, одним своим существованием глубоко ранит мою сестру Валентину».
— Не позволяй Питеру доводить тебя до бешенства, — прошептала ему на ухо Джейн.
— Люди считают, что он плоть от плоти моей, — одними губами произнес Эндер. — Они думают, что он безвреден, как безвреден я. Но у меня нет над ним власти.
— Мне кажется, они понимают это.
— Я должен побыстрее выставить его с Лузитании.
— Я уже работаю над этим, — сказала Джейн.
— Может быть, мне следует связать их и выкинуть на какой-нибудь необитаемой планете? Знаешь пьесу Шекспира «Буря»?
— Калибан и Ариэль — это ты хочешь сказать?
— Если я не могу убить их, выход один — изгнание.
— Я работаю над этим, — повторила Джейн. — Ведь как ни поверни, а они целиком и полностью зависят от тебя. Они частички того образа, который существует у тебя в голове. Что, если для полетов во Вне-мир вместо тебя я воспользуюсь ими? Тогда у нас в распоряжении окажется не один корабль, а целых три.
— Два, — возразил Эндер. — Я туда больше ни ногой.
— Даже на микросекунду? Я заброшу тебя туда, а потом сразу верну обратно. Нам уже незачем там задерживаться.
— Дело не в задержке, — пояснил Эндер. — Питер и Вэл появились рядом со мной в самый миг перехода. И если я снова отправлюсь во Вне-мир, я опять создам их.
— Прекрасно, — согласилась она. — Тогда у нас все равно остается два корабля. Один — с Питером, другой — с Вэл. Я все обдумаю, а потом доложу тебе. Мы не можем, побывав там всего один раз, сразу отказываться от такой возможности.
— Можем, — сказал Эндер. — Реколаду мы получили. Миро создал себе новое тело. И все, хватит. В остальном мы можем обойтись собственными силами.
— Ты не прав, — не согласилась Джейн. — До появления флота нам надо успеть вывезти с этой планеты пеквенинос и Королеву Улья. И, кроме того, надо создать еще один вирус — для Пути. Мы должны во что бы то ни стало освободить этих людей.
— Я во Вне-мир больше не полечу.
— Даже если я не смогу обойтись Питером и Вэл? Что, если я не сумею перенести вместе с ними свою айю? Ты боишься собственного подсознания, так что же, пускай теперь пеквенинос и Королева Улья погибают здесь?
— Ты сама не понимаешь, насколько опасен Питер.
— Может быть. Зато я отлично понимаю, что такое Маленький Доктор. Эндер, ты сейчас купаешься в собственном отчаянии. Тебе на все наплевать. Мы просто обязаны вывезти с этой планеты пеквенинос и Королеву Улья, даже если после этого Питеры и Вэл заполонят все континенты Лузитании.
Он понимал, она права. Он знал это, но вовсе не собирался отступать.
— И все-таки, Джейн, попробуй сначала перенестись в Питера и Вэл, — проговорил он. — И да поможет нам Бог, если Питер при перелете во Вне-мир умудрится создать какой-нибудь свой образ.
— Вряд ли у него это получится. Он задирает нос, но на самом деле он не так уж и умен.
— Ты плохо его знаешь, — сказал Эндер. — А если ты мне не веришь, значит, это ты не так умна, как привыкла считать.
Эла была не единственной, кто перед завершающим тестом Прозрачника решил посетить Сеятеля. Его немое деревце успело подрасти всего на пару метров и теперь тихонько колыхалось на ветру как раз напротив мощных стволов Корнероя и Человека. Но именно вокруг этого молодого деревца собрались выжившие в бойне пеквенинос. Как и Эла, все они собрались здесь для молитвы. Служба представляла собой очень странное и необычное зрелище. Церемония проходила практически в полном молчании, священники-пеквенинос не собирались устраивать из молитвы пышного спектакля. Они просто встали на колени и начали молиться, что-то бормотать сразу на нескольких языках. Кое-кто молился на языке братьев, кое-кто — на языке деревьев. Пришедшие на церемонию жены молились по-своему. Эла подумала, что этот язык они, должно быть, используют в повседневной жизни, хотя, может быть, это было еще одно наречие, при помощи которого они общались со священной древоматкой. Некоторые пеквенинос избрали для молитвы человеческие языки — со всех сторон слышались слова на звездном, на португальском, а кто-кто из священников, похоже, уже успел выучить древнюю латынь, язык церкви. Несмотря на такое «вавилонское столпотворение», она почувствовала ни с чем не сравнимое единство душ пришедших сюда. Они молились у могилы мученика, молились о том, чтобы Господь сохранил жизнь последовавшего его примеру брата. Если сегодня Прозрачник умрет, его жертву запомнят, как запомнили жертву Сеятеля. Но если он перейдет в третью жизнь, он будет обязан этим мужеству и примеру Сеятеля.
Так как это Эла привезла из Вне-мира Реколаду, они вознаградили ее тем, что какое-то время позволили ей побыть наедине с хрупким стволом Сеятеля. Она нежно провела рукой по еще не затвердевшей коре, жалея про себя, что в этом деревце теплится лишь искорка жизни. Где затерялась айю Сеятеля, бродит ли она сейчас в беспространственности Вне-мира? Или ее призвал Господь, и она уже присоединилась к Святым на небесах?
«Сеятель, помолись за нас. Попроси за нас. Мои великие дедушка с бабушкой уже донесли мою молитву до Отца, теперь ты сходи к Иисусу Христу и попроси его проявить милость к твоим братьям и сестрам. Пусть Реколада переведет Прозрачника в третью жизнь, чтобы мы могли распространить вирус по планете, заменить им кровожадную Десколаду. И тогда лев уживется с ягненком, и наступит мир во всем мире».
Однако Эла по-прежнему терзалась сомнениями. Она была уверена, что они идут по правильному пути. В отличие от Квары, она, намереваясь уничтожить Десколаду на Лузитании, не мучилась сознанием собственной вины. Но ее никак не оставляла мысль, правильно ли она поступила, положив в основу Реколады сохранившиеся в лаборатории старые штаммы Десколады. Если Десколада действительно повинна в недавней воинственности пеквенинос, в их стремлении как можно шире распространить свою расу, тогда, использовав Реколаду, Эла как бы возвращала пеквенинос к предыдущему, «естественному» состоянию. Но в таком случае прошлое поведение расы было вызвано той же Десколадой, когда она пыталась регулировать гайалогию планеты, и казалось оно более естественным потому, что так вели себя пеквенинос, когда люди только прибыли на Лузитанию. Так что сейчас Эла устанавливала поведенческие нормы целой расы, специально удаляя из характера пеквенинос агрессивность, чтобы в будущем между ними и людьми не возникало никаких конфликтов. «Я делаю из них добропорядочных христиан, причем независимо от их желания. И то, что Человек и Корнерой одобряют мой поступок, вовсе не снимает с меня бремя ответственности, если впоследствии пострадает целая раса.