Однако Эндера не переставала тревожить одна мысль: каким-то образом вирус Десколады все-таки проникал наружу — если не через ангар, то через распыляющий барьер, который окружал экспериментальное поле подобно невидимой, но непреодолимой стене. Теоретически ни одна молекула, насчитывающая в себе более сотни атомов, не могла проникнуть сквозь этот барьер, она моментально должна была разрушиться. Изгороди, воздвигнутые вокруг защитной стены, предостерегали людей и пеквенинос, случайно забредших в опасную зону, но у Эндера в мозгу не раз вставала картина, как кто-то пытается проникнуть сквозь дезинтеграционное поле. Каждая клетка тела будет немедленно убита, нуклеиновые кислоты распадутся. Может быть, тело еще будут удерживать какие-то физические связки, но в воображаемой картине Эндера незнакомец рассыпался в пыль на другой стороне барьера, легкий ветерок разносил останки дымным следом, не давая им даже опуститься на землю.
Кроме того, Эндер чувствовал себя крайне неуютно при виде дезинтеграционного барьера, потому что тот основывался на тех же принципах, что и Молекулярный Дезинтегратор. Именно Эндер первым применил разработанное для уничтожения космических судов и ракет устройство против целой планеты — родной планеты жукеров. Произошло это три тысячи лет тому назад, когда он командовал Международным флотом, воюющим против флота жукеров. Сейчас то же самое оружие Звездный Конгресс направил против Лузитании. Если верить Джейн, Звездный Конгресс один раз уже попытался передать сигнал об использовании Молекулярного Дезинтегратора. Тогда она блокировала передачу, обрубив анзибельную связь между кораблями флотилии и остальным человечеством, но кто даст гарантию, что какой-нибудь спятивший капитан корабля, запаниковав при виде неработающего анзибля, на подходе к Лузитании не проверит гибельную силу Дезинтегратора на планете?
Невозможно себе представить, но они пошли на эти меры: Конгресс послал недвусмысленный приказ уничтожить Лузитанию. Совершить ксеноцид. Неужели Эндер напрасно писал «Королеву Улья»? Неужели люди все забыли?
Но для человечества минуло целых три тысячи лет. Достаточный срок, чтобы начать забывать. И хотя Эндер добавил к своим писаниям «Жизнь Человека», вера в эту часть еще не успела распространиться по Вселенной. Люди не успели принять ее настолько, чтобы помешать Конгрессу истребить пеквенинос.
Почему Конгресс вынес такое решение? Вероятно, он преследовал те же цели, ради которых был воздвигнут дезинтеграционный барьер ксенобиологов: чтобы воспрепятствовать распространению опасной инфекции. Конгресс, скорее всего, заботило только одно — любыми методами помешать распространению чумы межпланетного мятежа. Но когда флот достигнет планеты, то — будет приказ, не будет приказа — они все-таки могут использовать Маленького Доктора в качестве последнего средства в борьбе с Десколадой: если не станет Лузитании, вместе с ней не станет и самомутирующего полуразумного вируса, покушающегося на человечество и лучшие его творения.
Путь от экспериментальных полей до нового здания станции ксенобиологов занял немного времени. Тропинка обогнула невысокий холм, прошлась по кромке леса, который служил племени пеквенинос отцом, матерью и живым кладбищем, и свернула к северным воротам в ограде, окружающей человеческую колонию.
Ограда была больным местом Эндера. Она изжила себя, теперь правила о минимальном вмешательстве людей в жизнь пеквенинос были отменены, и представители обеих рас свободно могли проходить через ворота. Когда Эндер только прибыл на Лузитанию, ограду окружало особое поле, которое причиняло любому человеку, попытавшемуся перелезть через нее, невыносимую боль. Во времена борьбы за право свободного, ничем не ограниченного общения с пеквенинос старший приемный сын Эндера Миро пробыл в этом поле несколько минут и получил необратимую травму головного мозга. Однако печальный опыт Миро явился всего лишь первым, хотя и самым болезненным, наглядным примером того, что ограда сотворила с душами людей, заключенных внутри нее. Психический барьер был снят тридцать лет назад. За все это время не возникло ни единой причины, чтобы вновь установить барьер между людьми и пеквенинос, но ограда продолжала стоять. Люди — колонисты Лузитании — решили так. Они хотели, чтобы граница между людьми и пеквенинос оставалась на прежнем месте.
Вот почему лаборатории ксенобиологов были перенесены ниже по реке. Раз пеквенинос должны были участвовать в исследованиях, лабораторию следовало установить поближе к ограде, а все экспериментальные фермы вынести за нее, чтобы люди и пеквенинос случайно не сталкивались друг с другом на улицах Милагра.
Когда Миро отправился навстречу Валентине, Эндер думал, что по возвращении тот будет изумлен и потрясен громадными переменами на планете Лузитания. Он искренне верил, что ко времени возвращения Миро люди и пеквенинос пойдут рука об руку — две разумные расы, развивающиеся в мире и гармонии. Вместо того перед Миро предстанет практически не изменившаяся колония. За редким исключением, люди Лузитании не так уж и жаждали близкого знакомства с иными разумными расами, существующими на планете.
Хорошо, что Королеву Улья с жукерами Эндер разместил подальше от Милагра. Эндер хотел, чтобы жукеры и люди постепенно узнавали друг друга. Однако ему, Новинье и остальным членам их семейства приходилось держать в тайне присутствие жукеров на Лузитании. Если колонисты никак не могли ужиться с подобными млекопитающим пеквенинос, то всякая мысль о насекомообразных жукерах немедленно повлечет за собой яростный всплеск ксенофобии.
«Я запутался в тайнах, — подумал Эндер. — Все годы, что я был Голосом Тех, Кого Нет, я открывал людям глаза и помогал им жить в лучах правды. А теперь я ни с кем не могу поделиться и малой частью того, что мне известно, потому что, если я выпущу наружу свои знания, последствиями станут страх, ненависть, жестокость, убийство, война».
Неподалеку от ворот, с внешней стороны изгороди, стояли два дерева-отца — одно именовалось Корнероем, другое носило имя Человек. Если смотреть со стороны ворот, создавалось впечатление, что Корнерой растет по левую руку, а Человек — по правую. Человек был тем самым пеквенинос, которого Эндер, согласно требованиям, выставленным в договоре между людьми и пеквенинос, убил собственными руками. Затем Человек возродился в целлюлозно-хлорофилльном виде, превратившись наконец в зрелого, взрослого самца, способного производить детей.
По сей день Человек сохранял былое величие — и не только среди свинксов своего племени, но и среди многих других племен. Эндер знал, что он, как и прежде, жив, однако при виде дерева неотступно вспоминал, как умирал Человек.
У Эндера не возникало проблем в общении с Человеком, он не раз вел беседы с этим деревом-отцом. Но Эндер никак не мог с собой справиться: каждый раз он воспринимал дерево как пеквенинос, с которым когда-то был знаком, как Человека. Где-то в глубине души Эндер, может быть, понимал, что это воля и память придают личностные черты разумному существу и что воля и память пеквенинос в точности передались дереву. Но глубинное понимание не всегда пробуждает искреннюю веру. Человек стал ему таким чуждым теперь.
Однако он по-прежнему оставался Человеком и другом Эндеру. Эндер, проходя мимо, провел ладонью по шероховатой коре дерева, затем, немного отклонившись от маршрута, подошел к более древнему дереву-отцу по имени Корнерой и также прикоснулся к коре. Ему не довелось знать Корнероя как пеквенинос, Корнерой был убит другими руками, и его дерево уже высоко вздымалось над равниной, раскинув во все стороны ветви, когда Эндер только прибыл на Лузитанию. В беседах с Корнероем Эндер не ощущал невосполнимой утраты.
У самого основания Корнероя валялось множество палочек. Кое-какие из них принесли сюда пеквенинос, другие Корнерой сотворил из собственных ветвей. Это были палочки для бесед. Пеквенинос использовали их, чтобы выбивать ритм на стволе дерева-отца; то, в свою очередь, формировало внутри себя пустоты, когда надо, убирало их, изменяя звук, и таким образом получалось некое подобие речи. Эндер постепенно научился управляться с палочками. Правда, руки его еще не совсем приспособились, но и этого хватало, чтобы заставить дерево заговорить.
Сегодня, впрочем, Эндеру не хотелось ни о чем говорить. Пусть лучше Сеятель сообщит деревьям-отцам, что еще один эксперимент закончился неудачей. Эндер побеседует с Корнероем и Человеком позднее. Потом он поговорит с Королевой Улья. Затем — с Джейн. Он со всеми поговорит. Но и после всей этой болтовни они ни на йоту не приблизятся к разрешению проблем, которые омрачали будущее Лузитании. Потому что переливанием из пустого в порожнее проблему не решишь. Решение основывается на знании и действии — знании, доступном кому-то другому, и действии, которое только другие могли совершить. От Эндера здесь ровным счетом ничего не зависело.
Все, чем он занимался со дня последней битвы, когда был еще совсем ребенком, — это слушал и говорил. Все, что он умеет, — это слушать и говорить. В другие времена, в других местах это помогало. Но только не сейчас. Множество угроз нависло над Лузитанией, некоторые из них были его рук делом, однако ни деяние, ни слово, ни мысль, высказанная Эндрю Виггином, здесь не годятся. Как и будущее всех граждан Лузитании, его будущее зависело от других людей. Единственное различие между ним и простыми колонистами заключалось в том, что Эндер знал, какая опасность угрожает им, и понимал возможные последствия малейшей неудачи или ошибки. Кто более проклят — тот, кто умирает в невежестве, до самого последнего мгновения не ведая об опасности, или тот, кто видит, как зреет угроза, следит за медленным приближением смерти долгие дни, недели, годы?
Эндер отвернулся от деревьев и зашагал вниз по протоптанной тропинке, ведущей к человеческому жилью. Ворота, дверь лаборатории ксенобиологов. Пеквенинос — доверенный помощник Элы по имени Глухой, хотя с чем-чем, а со слухом у него точно было все в поря