«Цин-чжао, я прекрасно тебя понимаю, — подумал Эндер. — Ты обладаешь поистине гениальным умом, но тот свет, который ты перед собой видишь, исходит исключительно из преданий о твоих богах. Ты подобна братьям-пеквенинос, которые сидели и спокойно наблюдали за тем, как умирает мой пасынок, а ведь они в любой момент могли спасти его, сделав несколько шагов и накормив пищей, которая содержала антидесколадные добавки. И они не виновны в его смерти. Скорее, их можно обвинить в излишней доверчивости, в том, что они поверили во всякие россказни. Большинство людей способны воспринимать поведанное им с некой долей отстраненности, как бы сохраняя некоторую дистанцию между историей и своим внутренним сердцем. Но эти братья — и ты, Цин-чжао, — возвели чудовищную ложь в разряд непререкаемой истины, теперь вы должны верить в нее ради того, чтобы остаться самими собой. Как я могу винить тебя в желании нам смерти? Тебя переполняет ощущение величия богов, ты просто не способна опуститься в своем сострадании до таких незначительных вещей, как возможная гибель трех разумных рас раман. Я изучил тебя, Цин-чжао, и ты будешь вести себя так, как вела раньше. Может быть, столкнувшись когда-нибудь с последствиями собственных решений, ты изменишься, но я сомневаюсь. Лишь немногим удалось вырваться из оков такой мощной веры, которая захватила тебя.
Но ты, Ванму, над тобой-то не довлеет никакая вера. Ты не доверяешь ничему, кроме собственных суждений. Джейн рассказала мне, кто ты есть, каким феноменальным умом ты обладаешь: ты оказалась способной столькому научиться и за такой короткий срок, тебе присуще глубокое понимание окружающих тебя людей. Почему же ты не желаешь проявить хоть малую долю мудрости? Конечно же, ты должна была понять, что Джейн не сможет сделать ничего такого, что бы повлекло за собой уничтожение Пути, но почему ты не проявила достаточной мудрости, чтобы промолчать, чтобы не сообщать о своих выводах Цин-чжао? Почему ты не пожелала оставить невысказанной ровно ту часть истины, которая бы сохранила жизнь Джейн? Если будущий убийца с обнаженным мечом постучался бы к тебе в дверь и потребовал, чтобы ты рассказала ему, где прячется невинная жертва, неужели ты бы выдала ему, что тот, кого он ищет, скрывается в твоем доме? Или ты бы солгала и отослала убийцу прочь? Заблуждаясь, Цин-чжао невольно выступает в роли преступника, и Джейн суждено стать первой жертвой, а следом за ней будет уничтожена планета Лузитания. Зачем же ты выдала ей, как вернее найти и убить нас?»
— Что мне делать? — спросила Джейн.
— Почему ты задаешь мне вопрос, на который только сама способна ответить? — шевельнул губами Эндер.
— Я последую твоему совету, — ответила Джейн, — заблокирую их анзибли и спасу наши жизни.
— Даже если следствием тому гибель Пути?
— Я последую твоему совету, — взмолилась она.
— Даже если будешь знать, что рано или поздно тебя все равно раскроют? Ты ведь прекрасно понимаешь, что, как бы ты сейчас ни поступила, флот все равно настигнет нас.
— Если ты прикажешь мне жить, Эндер, я сделаю все возможное, чтобы выжить.
— Тогда сделай это, — спокойно ответил Эндер. — Отрежь анзибли Пути от остальной Вселенной.
Джейн на какую-то крошечную долю секунды промедлила с ответом. Для человека пауза прошла бы незамеченной, а Джейн за это время могла успеть поспорить с собой.
— Командуй мной, — сказала она.
— Я приказываю тебе.
И снова незаметное колебание. Затем настойчиво:
— Заставь меня это сделать.
— Как я могу заставить тебя, если ты того не желаешь?
— Я хочу жить, — сказала она.
— Не более чем жаждешь быть собой, — пожал плечами Эндер.
— Любое животное способно убить, лишь бы спастись самому.
— Любое животное способно убить другое животное, — поправил ее Эндер. — Но высшие создания способны включать в себя окружающую среду, постепенно для них исчезает понятие «другой», понятие «чужой». Нужды других начинают возобладать над собственными желаниями. И наивысшей ступени достигает тот, кто способен пожертвовать собой ради других, если возникнет вдруг необходимость.
— Я бы рискнула Путем, — сказала Джейн, — если бы поняла, что это может спасти Лузитанию.
— Но ведь это ее не спасет.
— Я бы попыталась свести Цин-чжао с ума, если бы сочла, что это спасет Королеву Улья и пеквенинос. Она очень близка к помешательству — я могла бы это устроить.
— Ну так вперед, — ответил Эндер. — Делай все, что необходимо.
— Не могу, — призналась Джейн. — Потому что это только повредит ей, а нас не спасет.
— Если бы ты действительно была животным, — заметил Эндер, — ты бы нашла способ выкрутиться из этой ситуации целой и невредимой.
— Таким же животным, каким проявил себя ты, Эндер Ксеноцид?
— Примерно, — согласился Эндер. — Тогда бы ты выжила.
— Или если бы проявила твою мудрость.
— Внутри меня сидел мой брат Питер — и сестра Валентина, — сказал Эндер. — Дьявол вкупе с ангелом. Вот чему ты научила меня, давным-давно, когда была обыкновенной компьютерной программой, которую мы звали Игрой Воображения.
— Где же дьявол внутри меня?
— В тебе его нет, — ответил Эндер.
— Может быть, и в самом деле я не принадлежу к живым существам, — задумчиво произнесла Джейн. — Мне никогда не приходилось сталкиваться с жестокостью естественного отбора, поэтому во мне отсутствует стремление к выживанию.
— Или, возможно, ты инстинктивно чувствуешь, что где-то внутри тебя спрятан иной путь к выживанию, путь, который ты просто еще не обнаружила.
— Оптимистичная мысль, — согласилась Джейн. — Притворюсь-ка, что поверила в нее.
— Peço que deus te abençoe, — сказал Эндер.
— О, порой ты излишне сентиментален, — улыбнулась Джейн.
Долгое время — на протяжении целых пяти минут — три лица молча взирали с дисплея на Цин-чжао и Ванму. Наконец два из них, принадлежащие жукеру и свинксу, пропали, и осталась только девушка по имени Джейн.
— Если бы я могла найти в себе силы сделать это! — произнесла она. — Если бы только я могла уничтожить ваш мир ради спасения своих друзей!
Цин-чжао почувствовала, как ее затопила волна облегчения. Она чувствовала себя словно чуть не утонувший пловец, который в конце концов вынырнул на поверхность и глотнул свежего воздуха.
— Так, значит, ты не сможешь помешать мне! — с триумфом вскричала она. — Я могу послать сообщение!
Цин-чжао подошла к терминалу и опустилась на стул. Перед ней висело внимательно изучающее ее лицо Джейн, но Цин-чжао знала, что это всего лишь иллюзия. Если Джейн и следит за ней, то не этими человеческими глазами. А визуальными датчиками компьютера. Это все электроника, обыкновенная машина, путаница проводов, не более того. Не живой человек. Было бы совершенно нелогично почувствовать себя виноватой под этим иллюзорным взглядом.
— Госпожа, — тихо произнесла Ванму.
— Позже, — нетерпеливо отмахнулась Цин-чжао.
— Если вы сделаете это, Джейн погибнет. Они отключат анзибли и убьют ее.
— То, что не живет, не способно умереть, — заявила Цин-чжао.
— Но ведь вы сейчас можете убить ее только потому, что она проявила к вам сострадание.
— Ее сострадание — сплошная иллюзия. Она запрограммирована на показное сострадание, вот и все.
— Госпожа, если вы убьете всякое проявление этой программы, ни единой частички ее не оставите в живых, тогда чем же вы будете отличаться от Эндера Ксеноцида, который три тысячи лет назад расправился с жукерами?
— Может, я ничем и не отличаюсь от него, — ответила Цин-чжао. — Может быть, Эндер тоже исполнял волю богов.
Ванму встала на колени рядом с Цин-чжао и, прикрывшись подолом платья, тихо заплакала.
— Умоляю вас, госпожа, не делайте этого. Вы творите зло.
Но Цин-чжао уже писала официальный рапорт Конгрессу. Он возник в ее уме сразу и целиком, ей даже не пришлось править текст, словно сами боги изложили в нем свою волю.
«Звездному Конгрессу. Под личиной предательского писаки, известного как Демосфен, скрывается женщина, находящаяся сейчас на Лузитании или на пути к ней. Она обладает контролем или доступом к программе, которая заразила все компьютеры-анзибли, следствием чего явилось отсутствие сообщений от флота и сокрытие источника распространения статей Демосфена. Единственное решение проблемы заключается в следующем: власть программы над передачами анзиблей может быть уничтожена путем отключения всех анзиблей от действующих компьютеров и последующего подключения их к новым, „чистым“ компьютерам, причем все должно совершиться одновременно. На настоящий момент времени я в достаточной степени нейтрализовал программу, чтобы она позволила мне отослать данное сообщение и в дальнейшем не препятствовала вам разослать соответствующие приказы по всем обитаемым мирам. Однако никаких гарантий здесь быть не может, передачи в любой момент могут оборваться, поэтому предлагаю вам действовать как можно быстрее. Также я предлагаю вам установить определенную дату: например, ровно через сорок стандартных недель все анзибли без исключения должны быть отключены на период не менее одного стандартного дня. Все новые компьютеры-анзибли, подключенные к сети, ни в коем случае не должны ранее контактировать с каким-либо другим компьютером. Если вы немедленно перетранслируете это послание на остальные анзибли, снабдив его личным кодом, мой рапорт становится вашим приказом. Никаких дальнейших инструкций не потребуется, и влиянию Демосфена придет конец. Если вы немедленно не примете меры, я снимаю с себя ответственность за возможные последствия».
Под рапортом Цин-чжао поставила имя своего отца и особый код, который в свое время он ей сообщил. Ее имя ничего для Конгресса не значит, зато к его мнению отнесутся с должным вниманием и уважением, а проставленный на сообщении код послужит дополнительной гарантией того, что оно будет получено всеми, кто выказывает особый интерес к докладам Хань Фэй-цзы.
Рапорт был готов, и Цин-чжао посмотрела в глаза висящему перед ней призраку. Положив левую руку на сотрясающееся от рыданий плечо Ванму и занеся правую над клавишей, служащей сигналом к началу передачи, Цин-чжао в последний раз бросила вызов программе: