азобралась в самой себе, что тогда сказало бы мне ее лицо?»
— Он умер от Десколады, — сказал Миро. — Сегодня утром. Эндрю только что прибыл на место.
— Не произноси при мне этого имени, — глухо сказала Новинья.
— Он умер как мученик, — продолжал Миро. — Он погиб так, как мог только желать.
Новинья неловко поднялась с кресла — в первый раз Квара поняла, что мать стареет. Она неуверенными шажками подошла к Миро, чуть не наткнувшись на него, затем размахнулась и со всей силой ударила его по лицу.
Все были буквально ошеломлены. Взрослая женщина избивает беспомощного калеку — уже само по себе достаточно жуткое зрелище, но когда на Миро — человека, который долгие годы был опорой и надеждой всей семьи, — подняла руку собственная мать, реакция последовала незамедлительно. Эла и Грего вскочили со стульев, оттащили Новинью от Миро и силой усадили обратно в кресло.
— Что ты делаешь?! — закричала на нее Эла. — Избив Миро, Квима не вернешь!
— Это все он и этот камень у него в ухе! — в ответ заорала их мать. Она снова рванулась к Миро; несмотря на кажущуюся слабость Новиньи, они с трудом удержали ее на месте. — Да что ты знаешь о том, как хотят умереть другие?!
Квара невольно восхитилась достоинством, с каким Миро перенес унижение: такое впечатление, словно ничего не произошло, только его щека ярко горела от пощечины.
— Зато я знаю, смерть не самое худшее, что может поджидать нас в этом мире, — ответил он.
— Убирайся из моего дома, — сказала Новинья.
Миро встал.
— Ты не его жалеешь, — горько произнес он. — Ведь ты его даже не знала.
— Не смей так говорить со мной!
— Если бы ты любила его, то не стала бы отговаривать его от поездки, — продолжал Миро. Голос его звучал тихо и приглушенно, поэтому отдельные слова трудно было понять. И комнате снова воцарилась тишина. Все напряженно прислушивались к нему, даже мать. На лице ее застыло страдание, ибо речь его была ужасной. — Но ты не любишь его. Ты не знаешь, что такое любить людей. Ты умеешь разве что владеть ими. Но люди никогда не поступают так, как ты желаешь, мама, и поэтому тебе кажется, будто твои надежды предали. Время от времени кто-то умирает, поэтому ты всегда и чувствуешь себя обманутой. Но, мама, на деле обманываешь-то ты. Ведь ты используешь нашу любовь к тебе, чтобы потом повелевать нами, чтобы установить над нами контроль.
— Миро, — попыталась остановить его Эла. Квара узнала этот тон. Они опять вернулись в детство, и Эла сейчас пыталась урезонить Миро, убедить его не судить так строго. Квара помнила, как однажды Эла успокаивала его, когда отец избил мать. Миро тогда заявил: «Я убью его. Этой ночи ему не пережить». Сейчас повторилось то же самое. Миро наговорил матери много жестоких и злых слов — слов, которые могли даже убить. Только теперь Эла не сумела остановить его вовремя, слова уже были произнесены. Их яд перелился в Новинью и сейчас делал свое дело, нащупывая путь к ее сердцу, чтобы спалить его дотла.
— Ты слышал, что сказала мать? — вмешался Грего. — Пошел вон отсюда!
— Я ухожу, — склонил голову Миро. — Но я не сказал ничего, кроме правды.
Грего подлетел к Миро, схватил его за плечи, развернул и потащил в сторону двери.
— Ты не принадлежишь к нашей семье! — кричал Грего. — Ты не имеешь права ничего здесь говорить!
Квара вклинилась между ними, отталкивая Грего:
— Если уж Миро не заслужил права говорить в этой семье, значит, мы вообще не семья!
— Ну вот, ты наконец сказала это, — пробормотал себе под нос Ольядо.
— Прочь с дороги! — яростно предупредил Грего.
Квара и раньше не раз выслушивала от него всяческие угрозы, иногда по нескольку раз на дню. Но сейчас она очутилась лицом к лицу с ним, его дыхание обдавало ее, и она поняла: сейчас он неуправляем. Новость о смерти Квима жестоко ударила по нему. Вполне возможно, сейчас он несколько не в своем уме.
— Я не буду тебе мешать, — спокойно заявила Квара. — Давай действуй. Ударь женщину, сбей ее с ног. Вышвырни за порог калеку. Это в твоем стиле, Грего. Тебе с самого рождения судьбою был дан дар разрушения. Мне стыдно, что я, как и ты, человек, не говоря уж о том, что мы когда-то принадлежали к одной семье.
Только когда последние слова слетели с ее губ, она осознала, что на этот раз зашла слишком далеко. Грего был вне себя. Долгие годы они противостояли друг другу, но на этот раз суждено было пролиться крови. Его лицо было ужасно.
Но он не ударил ее. Он отпустил Миро, обогнул Квару и, встав в дверном проеме, уперся руками в косяк. Мускулы на его руках вздулись, словно он хотел разрушить весь дом. Или, может быть, наоборот, он цеплялся за стены, надеясь, что те поддержат его.
— Я не позволю тебе взъярить меня, Квара, — прошептал он. — Я-то знаю, кто мне истинный враг.
И он скрылся в сгустившихся сумерках.
Мгновение спустя за ним последовал Миро.
Эла также направилась к двери.
— Какой бы ложью ты себя ни тешила, мама, наша семья распалась сегодня не из-за Эндера и не из-за кого-то еще. Ты повинна в этом, — сказала она и ушла.
Ольядо покинул дом, не произнеся ни слова. Квара еле сдержалась, когда он проходил мимо. Ей захотелось ударить его, лишь бы он сказал хоть что-нибудь. «Все ли ты записал своими компьютерными глазами, Ольядо? Небось теперь эти картинки навсегда останутся у тебя в мозгу. Но не задирай нос. Может быть, мой мозг — всего лишь мешанина из живых тканей, но эта замечательная ночка, уже вошедшая в историю семьи Рибейра, навсегда запечатлеется у меня в памяти, я буду помнить малейшие подробности ее».
Новинья подняла глаза на Квару. По ее щекам катились слезы. Квара даже не помнила, когда мать в последний раз плакала.
— Значит, у меня осталась ты одна, — произнесла Новинья.
— Я? — нарочито удивилась Квара. — Ты что, не помнишь, ты же мне отрезала доступ к лабораториям? Ты лишила меня дела моей жизни. Не тешь себя надеждой, что я осталась твоим другом.
Квара развернулась к ней спиной и, хлопнув дверью, покинула дом. Она вдохнула полную грудь ночного воздуха и почувствовала воодушевление. Удовлетворение. «Пускай теперь старая ведьма поразмыслит немного наедине. Посмотрим, как ей понравится быть покинутой всеми, мне-то она устроила практически то же самое».
Только спустя минут пять, когда Квара уже подходила к воротам, когда удовлетворение после нанесенного ответного удара несколько поутихло, только тогда она поняла, что натворила. Что все они натворили. Они бросили мать. Оставили ее в полном одиночестве, будто она лишилась не одного Квима, а всей семьи. Ужасная участь, и мать ее не заслужила.
Квара мгновенно развернулась и бросилась назад. Она вбежала в дом и огляделась. В эту секунду дверь одной из внутренних комнат отворилась, и оттуда вышла Эла, видимо осматривавшая дом.
— Ее нигде нет, — сказала Эла.
— Носса Сеньора, — прошептала Квара. — Я наговорила ей столько ужасных вещей.
— Как и все мы.
— Она нуждалась в нас. Квим умер, а все, на что мы оказались способны…
— Но когда она ударила Миро…
К своему удивлению, Квара разрыдалась и кинулась на шею сестре. «Стало быть, я все еще маленькая девочка? Да, я так и не повзрослела, все мы дети, и только Эла по-прежнему умеет утешить нас».
— Эла, неужели нас связывал только Квим? Неужели нашей семье суждено распасться теперь, когда его не стало?
— Не знаю, — горько произнесла Эла.
— Что же нам делать?
Ни слова не произнеся в ответ, Эла взяла ее за руку и вывела из дома. Квара спросила, куда они идут, но Эла не ответила, лишь крепче сжала ее руку и продолжала вести за собой. Квара охотно подчинилась, сама она не представляла, что делать дальше, ей казалось, что все должно идти как идет, а она просто последует за Элой. Сначала ей пришло в голову, что Эла ищет мать, но нет — они не останавливаясь миновали лаборатории. Квара была немало удивлена, когда они наконец пришли на место.
Они стояли перед гробницей, которую в центре города возвели жители Лузитании. Перед гробницей Густо и Сиды, их дедушки и бабушки, ксенобиологов, которые первыми открыли способ справиться с вирусом Десколады и, таким образом, спасли человеческое поселение на Лузитании. Но даже найдя лекарство, не позволившее Десколаде и дальше убивать людей, сами они умерли — их болезнь слишком далеко зашла, чтобы открытое ими средство спасло их.
Люди восхищались ими, боготворили, поэтому и построили гробницу. Их нарекли ос Венерадос — Почитаемые, Уважаемые — еще до того, как Церковь канонизировала их. И теперь, когда до официального признания Густо и Сиды святыми оставалось совсем недолго, уже было дано разрешение молиться им.
Вот потому-то и удивилась Квара, потому-то и пришла сюда Эла. Эла опустилась перед гробницей на колени, и Квара, которая никогда не отличалась особой верой, встала рядом с сестрой.
— Дедушка, бабушка, помолитесь Богу за нас. Помолитесь за спасение души брата нашего Эстевано. Помолитесь за наши души. Испросите у Христа прощения нам.
Квару до глубины души потрясла молитва.
— Уберегите дочь свою, матерь нашу, защитите ее от… от печали и гнева и скажите ей, что мы любим ее, что вы любите ее и что… Бог любит ее. А если это не так, попросите Бога, чтобы он полюбил ее и не позволил совершить необдуманного.
Квара никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так молился. Молитвы всегда заучивались наизусть или были записаны на бумаге. «Это же бессвязный поток слов. Но ведь и ос Венерадос не похожи на остальных святых и благодетелей. Они приходились нам бабушкой и дедушкой, пусть даже мы никогда в жизни их не видели».
— Скажите Богу, мы уже достаточно натерпелись, — продолжала Эла. — Мы должны распутать этот клубок. Свинксы начали убивать людей. Этот флот, который должен уничтожить нас… Десколада, которая все время старается умертвить нас… Члены нашей семьи ненавидят друг друга. Бабушка, дедушка, помогите нам справиться со всем этим, и если вы не знаете, что нам надо делать, то попросите Бога, чтобы он научил нас, потому что дальше так продолжаться не может.