Я говорю как можно проще, чтобы Голосу Тех, Кого Нет, не пришлось что-либо досказывать за меня. Я говорю простыми словами, так Моисей обращался к детям Израиля, отрекшимся от веры в Господа и вознесшим на святой престол златого тельца. Из всех собравшихся здесь лишь малая горстка не несет ответственности за свершенное преступление. Отец Эстевано, который умер чистым душой и телом, хоть его имя и выкрикивали богохульные губы убийц. Голос Тех, Кого Нет, и его спутники, которые привезли домой тело принявшего мученическую смерть священника. И Валентина, сестра Голоса, которая предупреждала мэра и меня о возможном исходе событий. Валентина хорошо знакома с историей, она долгое время изучала человека, но мэр и я посчитали, что мы знаем вас и что вы сильнее истории. Увы, оказалось, вы ничем не отличаетесь от других людей, и я тоже. Грех лежит и на каждом из тех, кто мог бы воспрепятствовать кровопролитию, но не поступил так! Он лежит на наших женах, которые даже не пытались удержать дома мужей своих. На тех, кто все видел, но ничего не сказал. И на всех, кто, запалив факелы, пошел войной на дружественное нам племя братьев во Христе, возложив на них вину за убийство, совершенное их дальними родственниками на другом конце континента.
Закон покарал преступника, но это лишь малая часть возмездия. Герано Грегорио Рибейра фон Хессе находится сейчас в тюрьме, но обвиняется он в ином преступлении: в том, что не оправдал доверия и выдал тайны, которые ему не принадлежали. Ему не вменяется в вину убийство пеквенинос, потому что он ответствен за него не более, чем кто-либо из вас, последовавших за ним. Вы понимаете меня? Вина лежит на всех нас, и каждый должен раскаяться в своем поступке наравне с остальными, все вместе мы должны исполнить епитимью и молиться, чтобы Христос простил нам ужасы, сотворенные нами с его именем на устах!
Я стою на фундаменте этой новой церкви, которая будет наречена именем отца Эстевано, Апостола к Пеквенинос. Камни, легшие в основание, были вынуты из стен нашего собора — теперь в стенах зияют огромные дыры, куда будет задувать ветер и куда, пока мы станем молиться, будет лить дождь. И собор, полуразрушенный и искалеченный, останется в таком виде, пока строительство церкви не будет закончено.
Но как мы построим ее? Вы разойдетесь по домам, все вы, проломите одну из стен своего дома и принесете камни, которые выпадут из нее, сюда. И вы оставите свои очаги разрушенными, пока эта церковь не будет завершена.
Затем мы пробьем дыры в стенах каждого завода, каждого здания в нашей колонии, и не останется такого дома, который бы не являл свету рану нашего греха. И раны эти должны оставаться незалеченными, пока стены церкви не вознесутся на достаточную высоту, чтобы покрыть их крышей, балки для которой будут вытесаны из обгорелых деревьев леса, павших, защищая свой народ от рук убийц, то есть от нас.
И тогда мы все до единого соберемся у этого собора и пойдем в него на коленях, друг за другом. Каждый из нас должен будет проползти по могилам наших мертвых, под телами древних братьев, вошедших в третью жизнь в облике деревьев. Милосердный Господь одарил их вечным существованием, а мы лишили их этого дара. И там мы будем молить о прощении. Мы будем молиться почтенному отцу Эстевано, чтобы он походатайствовал за нас. Мы будем молиться Иисусу Христу, чтобы он дозволил нам искупить чудовищный грех, а не вверг на веки вечные в ад. Мы будем молить Господа очистить нас.
И только тогда мы восстановим наши разломанные стены, исцелим дома наши. Вот возложенная на нас епитимья, дети мои. И помолимся Господу, чтобы она покрыла наш грех.
Посреди запорошенной пеплом поляны стояли Эндер, Валентина, Миро, Эла, Квара, Кванда и Ольядо. Они молча наблюдали за тем, как наиболее почтенную из жен разделывают живьем и сажают в землю, чтобы из трупа, принадлежащего ко второй жизни, проросла новая древо-матка. Уцелевшие в резне жены вытащили из провала старой древоматки трупики мертвых младенцев и маленьких матерей и сложили их на истекающее кровью тело, так что они образовали небольшой холмик. Спустя несколько часов росток пробьется сквозь трупы к солнечному свету.
На их плоти новая древоматка будет расти быстрее и довольно скоро достигнет необходимой толщины и высоты, чтобы открыть в стволе щель. Если она вырастет в положенный срок, если успеет открыться, то несколько выживших младенцев, цепляющихся за ствол внутри зияющего провала погибшей древоматки, будут переведены в убежище, которое предложит им новое дерево-мать. Если среди уцелевших младенцев окажутся маленькие матери, их отнесут к единственным оставшимся деревьям-отцам — Человеку и Корнерою — для оплодотворения. И если внутри их крошечных тел будут зачаты новые младенцы, тогда лес, который познал все наилучшее и все наихудшее от человеческих созданий, будет жить.
Если же нет, если все дети окажутся самцами, что вполне вероятно; если женские особи окажутся не способными к оплодотворению, что также возможно; если выяснится, что пламя, охватившее дерево-мать и погубившее его, нанесло неизлечимые увечья и младенцам; если они ослабеют после долгих дней голодания, которые их ждут, пока новая древо-матка не будет готова принять их, — тогда лес, вместе со всеми братьями и женами, умрет, а Человек и Корнерой останутся одни перед лицом вечности — лишенные племени деревья-отцы. Может быть, какое-нибудь другое племя начнет почитать их и будет приносить к ним маленьких матерей для оплодотворения. Может быть. Но никогда им не быть отцами собственного племени, окруженными сыновьями своими. Они превратятся в одинокие деревья, лишенные леса, будут выситься одинокими памятниками делу своей жизни — сплочению людей и пеквенинос.
Что же касается обращенного на Воителя гнева, то он бесследно прошел. Деревья-отцы Лузитании вынесли решение; какой бы моральный долг ни накладывала на пеквенинос смерть отца Эстевано, по нему заплачено и переплачено — погиб лес Корнероя и Человека. Разумеется, после случившейся бойни Воитель стяжал множество поклонников своей ереси: разве сами люди не доказали, что они не достойны слова Христова? Именно пеквенинос, говорил Воитель, избраны быть сосудами Святого Духа, тогда как люди не несут в себе ни частички Господней. «Теперь нам нет нужды убивать людей, — заявлял он. — Нам осталось только ждать, и Дух Святой сам расправится с ними. А тем временем Бог послал Королеву Улья, которая построит нам космические корабли. На каждую планету, которую мы посетим, вместе с нами снизойдет Святой Дух и свершит суд. Мы станем карающими ангелами. Мы станем Иешуа и сынами Израиля, заставившими землю обетованную, Ханаан, пасть на колени перед избранным Господом народом».
Теперь ему верили многие пеквенинос. Воитель больше не выглядел в их глазах сумасшедшим, они лично засвидетельствовали приближение апокалипсиса в пожарище невинного леса. Многие пеквенинос сочли, что им больше нечему учиться у человечества. Богу человек стал не нужен.
Однако здесь, на этой лесной полянке, по лодыжки утопающие в пепле братья и жены, несущие вахту у прорастающего дерева-матери, не верили в доктрину Воителя. Они, столкнувшиеся с человеком во всех его проявлениях, все равно избрали людей свидетелями и помощниками в своей попытке возродиться.
— Это потому, — объяснил Сеятель, который теперь говорил от имени выживших братьев, — что мы знаем: не все люди одинаковы, как не похожи друг на друга пеквенинос. В некоторых из вас живет Христос, в других — нет. Не все из нас похожи на братьев из леса Воителя, и не всякий из вас вынашивает в душе убийство.
Так случилось, что именно Сеятель держал за руки Миро и Валентину тем утром. Солнце вот-вот должно было взойти, когда ствол новой древоматки наконец распахнулся и жены осторожно перенесли ослабевшие и изголодавшиеся тельца выживших младенцев на место будущего дома. Слишком рано было что-либо утверждать, но какая-то надежда оставалась: древоматка подготовилась к приему всего за полтора дня, а до этого мгновения дожило почти четыре десятка младенцев. По крайней мере дюжина из них должна была оказаться способными к оплодотворению самками, и даже если всего четыре маленькие матери понесут, лес вернется к жизни.
Сеятель весь дрожал.
— Братья никогда с таким не сталкивались, — еле выговорил он. — Ни разу — за всю нашу историю.
Некоторые из братьев опустились на колени и начали креститься. Многие все время, пока росло новое дерево-мать, молились не переставая. Это зрелище напомнило Валентине о том, что рассказала ей Квара накануне. Она подступила к Миро поближе и прошептала:
— Эла тоже молилась.
— Эла?
— Перед самым пожаром. Квара была с ней у гробницы ос Венерадос. Она молилась, чтобы Бог наставил нас на путь истинный и помог разрешить все наши проблемы.
— Об этом сейчас все молятся.
Валентина подумала о событиях, происшедших за те несколько дней, которые прошли со времени молитвы Элы.
— Думаю, Эла сейчас весьма разочарована тем, как ответил ей Господь.
— Обычное дело.
— Но, может быть, это… древоматка открылась необыкновенно быстро — может быть, это и есть начало Его ответа.
Миро непонимающе повернулся к Валентине:
— Так вы верующая?
— Я сочувствующая, скажем так. Надеюсь, кому-то действительно не все равно, что творится с нами. Это ровно на ступеньку выше обыкновенного желания. Но ступенькой ниже Надежды.
Миро легонько улыбнулся, но Валентина не поняла, то ли ему пришлись по нраву ее слова, то ли они его просто позабавили.
— И какой же следующий шаг предпримет Господь, чтобы ответить на молитву Элы?
— Поживем — увидим, — хмыкнула Валентина. — Наше дело решить, что нам дальше делать. Нам всего-то предстоит разобраться с парочкой самых заковыристых проблем во всей Вселенной.
— Ну, может, таким путем, мы и до Бога когда-нибудь доберемся, — ответил Миро.
Затем прибыла Кванда. Как ксенобиолог она тоже участвовала в вахте, и хотя свою смену она недавно отстояла, новость об открытии древоматки мгновенно донеслась до нее. Обычно с ее приходом Миро сразу же удалялся. Но не сегодня. Валентина с некоторым удовлетворением заметила, что Миро не игнорирует Кванду и в то же время не пялится на нее; она просто была — работала с пеквенинос, как и он. Несомненно, оба они весьма искусно притворялись, но Валентина из личного опыта знала, что притворство и есть нормальное состояние человека — люди постоянно действуют в соответствии с теми ролями, исполнения которых от них ждут. Миро просто достиг такой точки, когда начал принимать Кванду, выучил новую, нормальную роль, как бы фальшива она ни была. А может быть, он вовсе не фальшивил. Ведь Кванда теперь была в два раза старше его. Та девушка, которую он когда-то любил, осталась в прошлом.