иями.
— Хорошо, я буду читать, буду высказывать свое мнение, — согласилась Ванму, — но также я буду ответственна за сбор образцов. Всех образцов, чтобы хозяину не приходилось встречаться с посещающими его говорящими с богами и выслушивать, как они на все лады восхваляют его за ужасный грех, которого он не совершал.
Хань Фэй-цзы все еще пытался сопротивляться:
— Я даже представить не могу, что ты…
— Хань Фэй-цзы, — перебила его Джейн, — проявите наконец мудрость. Ванму как служанка практически невидима. Вы же как хозяин дома заметны, словно тигр на детской площадке. За каждым вашим шагом следят. Поручите это дело Ванму, она справится с ним лучше вас.
«Мудрые слова, — подумала Ванму. — Тогда почему же ты просишь меня давать отзывы на работу ученых, раз, по-твоему, каждый должен делать свое дело?» Однако она промолчала.
Начали они с себя — позволили Джейн взять необходимые пробы. Затем Ванму отправилась собирать по дому образцы тканей остальных слуг. Практически все, что было нужно, она обнаружила на расческах и в грудах нестиранной одежды. Спустя всего несколько дней она располагала примерно дюжиной образцов тканей говорящих с богами, взятых с их одежды. Нужды в анализе кала даже не возникло. Хотя Ванму готова была ко всему.
Цин-чжао, разумеется, вскоре заметила Ванму, но полностью игнорировала ее. Ванму слегка обиделась на такую холодность со стороны Цин-чжао, ведь еще недавно они были близкими подругами и Ванму по-прежнему любила ее… ну, если не ее, так по крайней мере ту девушку, которой была Цин-чжао раньше. Однако ничто из сказанного или сделанного Ванму не вернуло бы былой дружбы. Она избрала другой путь.
Пробы тканей Ванму держала по отдельности, и каждая была снабжена своим ярлычком. Но, вместо того чтобы отнести их на анализ и прогнать через диагностический прибор, она нашла другой способ. Облачившись в старое платье Цин-чжао — теперь она выглядела как обучающаяся дисциплинам говорящая с богами, а не как служанка, — она направилась в ближайший колледж, где сказала, что работает над особо секретным проектом, и потребовала просканировать образцы тканей, которые она с собой принесла. Как она и ожидала, лишних вопросов говорящей с богами никто задавать не стал, пусть даже она никогда не училась в этой школе. Лаборанты быстренько прогнали пробы через молекулярные сканеры, и Ванму оставалось только надеяться, что Джейн исполнила задуманное — взяла контроль над компьютерами в свои руки и заставила сканеры проделать все необходимые Эле операции.
По пути домой Ванму избавилась от собранных ею образцов и сожгла предоставленное ей колледжем официальное заключение. Джейн уже получила необходимые сведения, так зачем рисковать? Цин-чжао или какая-нибудь домашняя служанка, которой приплачивал Конгресс, могли наткнуться на них и догадаться, что Хань Фэй-цзы проводит очень странный биологический эксперимент. А в той говорящей с богами, что посещала колледж, никто Си Ванму не опознает — никогда. Никто ведь не посмеет глазеть на говорящую с богами так, как глазели бы на обыкновенную служанку.
— Что ж, когда-то я лишился своей женщины, а теперь и ты потерял свою, — заметил Миро.
Эндер вздохнул. То и дело на Миро накатывали приступы красноречия, а так как горечь в последнее время стала его вторым «я», слова Миро неизменно били в самую больную точку и, мягко говоря, особой добротой не отличались. Эндер не мог упрекнуть его в желании поговорить: он и Валентина были практически единственными людьми, обладающими достаточным терпением, чтобы выслушивать тягучую речь Миро, не намекая при этом, что пора закругляться. Большую часть времени Миро проводил погруженным в собственные мысли, наедине с собой, поэтому было бы жестоко затыкать ему рот просто из-за нехватки такта временами.
Эндер не испытал восторга, когда ему в очередной раз напомнили, что Новинья оставила его. Он пытался выбросить из головы эту мысль, сконцентрироваться на других проблемах, в особенности на том, как сохранить жизнь Джейн, ну и на остальных тоже. Но слова Миро заставили его почувствовать, что прежняя боль, пустота, непонятная паника вновь нахлынули на него. «Ее нет со мной. Я заговорю — а она не ответит. Я спрошу — а она не вспомнит. Я даже не могу дотронуться до нее, взять за руку. И, самое ужасное, может быть, не смогу больше никогда».
— Да, вот так-то, — пробормотал Эндер.
— Ты, наверно, не хочешь равнять их, — продолжал Миро. — Ведь, по сути дела, она целых тридцать лет была твоей женой, а мы с Квандой дружили, ну, от силы лет пять. Но, если прикинуть, как раз тогда я вошел в пору половой зрелости. Кванда была мне ближе всех, за исключением, может быть, только Элы, в детстве ближе них не было мне никого. В общем, если так подумать, я провел рядом с Квандой большую часть жизни, тогда как ты с матерью — всего половину.
— Да, вот теперь я чувствую себя значительно лучше, — восхитился Эндер.
— Кончай злиться, я-то тут при чем? — мигом встал на дыбы Миро.
— А ты меня не зли, — резонно возразил Эндер.
Миро расхохотался. Слишком уж нарочито.
— Что, поворчать захотелось, а, Эндрю? — хмыкнул он. — Не в духе, да?
Это уж слишком. Эндер резко развернулся на стуле, наконец оторвавшись от терминала. На дисплее вырисовывалась примитивная схема анзибельной сети, Эндер изучал ее, пытаясь выяснить, в какой же части этих случайных переплетений-кружев может скрываться душа Джейн. Он сверлил взглядом Миро, пока тот не перестал смеяться.
— Значит, во всем случившемся с тобой ты обвиняешь меня? — спросил Эндер.
Миро скорее разозлился, нежели растерялся.
— А что, в этом что-то есть, — ответил он. — Ты сам подумай. Вы, все вы, относились ко мне с таким трепетом. У Миро ведь есть достоинство, давайте не будем зря изводить его. Пускай он лучше свихнется от собственных мыслей, да? Только ни в коем случае не заговаривайте с ним о том самом, случившемся. Неужели тебе ни разу не приходила в голову мысль, что мне нужен кто-то, кто бы периодически шпынял меня?
— А ты подумал, что мне этого как раз не надо?
Миро снова рассмеялся, только на этот раз чуть-чуть запоздало и немножко помягче.
— Туше, — признал он. — Ты обращался со мной так, как хотел бы, чтобы в минуты тоски и печали обращались с тобой, а я сейчас обращаюсь с тобой так, как хотел бы, чтобы со мной обращались. Мы только что прописали друг другу каждый свое лекарство.
— Твоя мать и я по-прежнему муж и жена, — вздохнул Эндер.
— Вот что я тебе скажу, — ответил Миро, — основываясь на опыте, приобретенном мною за целых двадцать с небольшим лет жизни. Тебе станет значительно легче, если ты наконец признаешь, что она никогда не вернется. Что она тебе больше недоступна.
— Кванда для тебя и вправду недоступна. Но с Новиньей все по-другому.
— Она ушла к Детям Разума Христова. Эндрю, она стала монахиней.
— Ты не прав, — покачал головой Эндер. — Согласно обычаю, в монастырь супружеские пары могут вступать только вместе. Без меня ее обет не примут.
— Что ж, — пожал плечами Миро. — Значит, ты немедленно заполучишь ее обратно, стоит тебе только вступить в орден. Смотрю на тебя и вижу — будущий Дом Кристано.
Эндер лишь горько усмехнулся:
— Спать на разных кроватях. Все время молиться. Друг к другу не прикоснуться…
— Если именно это ты зовешь семейной жизнью, Эндрю, тогда Кванда и я давным-давно поженились.
— Это действительно семейная жизнь. Потому что семейные пары в «Фильос да Менте де Кристо» работают вместе, трудятся бок о бок, рядом друг с другом.
— Точно, и мы с тобой чудесная семейная парочка, — съязвил Миро. — Ты и я. Потому что мы вместе пытаемся спасти Джейн.
— Всего лишь друзья, — улыбнулся Эндер. — Мы всего лишь друзья.
— Скорее соперники. Джейн удерживает нас обоих на коротком поводке, точно любовников своих.
Слова Миро очень походили на те обвинения, что бросала Эндеру Новинья.
— Да нет, вряд ли мы любовники, — сказал он. — Джейн не принадлежит к человеческой расе. У нее даже нет тела.
— Где же тогда логика? — поинтересовался Миро. — Разве не ты только что заявил, что ты и моя мать можете быть женаты и даже не касаться друг друга.
Подобное сравнение пришлось Эндеру не по душе. Наверное, потому, что в нем было слишком много правды. Не была ли Новинья права, питая столькие годы жгучую ревность к Джейн?
— Да она практически живет у нас в головах, — продолжал развивать мысль Миро. — Туда никакой жене не проникнуть.
— Мне всегда казалось, — сказал вдруг Эндер, — твоя мать ревновала меня к Джейн потому, что ей было завидно: ведь у нее никогда в жизни не было настолько близкого друга.
— Bobagem, — заявил Миро. — Lixo. — «Ерунда. Чушь». — Мать ревновала тебя к Джейн потому, что хотела быть так же близка тебе, но все ее усилия оказались тщетны.
— Только не твоя мать. Она заботилась больше о себе. Временами мы были близки друг другу как никогда, но она всегда поворачивалась ко мне спиной и возвращалась к работе.
— Точно так же, как ты менял ее на Джейн.
— Это она тебе так сказала?
— Ну, примерно. Ты вот говоришь с ней, а потом ни с того ни с сего вдруг замолкаешь, и, хотя ты очень поднаторел в произнесении слов про себя, все равно видно, как твоя челюсть легонько шевелится и твои глаза и губы мгновенно реагируют на то, что говорит тебе Джейн. Она все это видела. Вот ты рядом с ней, близко-близко, а затем раз — и ты уже где-то далеко.
— Нас разделило не это, — сказал Эндер. — Причиной была смерть Квима.
— Смерть Квима была просто последней каплей, переполнившей чашу. Если бы не Джейн, если бы мать действительно верила, что ты принадлежишь ей одной душой и сердцем, она бы, когда погиб Квим, не отвернулась от тебя. Наоборот, кинулась бы к тебе на шею.
Миро сказал как раз то, чего больше всего страшился Эндер. Что виноват он один. Что Эндер был совсем не идеальным мужем. Что это он отторг ее от себя. И хуже всего было то, что, когда Миро сказал это, Эндер сразу понял: вот она, правда. Чувство потери, которое, как он считал, и так уже стало невыносимой пыткой, усилилось вдвое, втрое, превратив его нутро в бесконечную пустоту.