— Надевай костюм и иди к Сеятелю. Он-то здесь при чем?
Квара бросила испепеляющий взгляд на Элу, но все-таки направилась к стерилизатору, из которого несколько минут назад вышел Миро.
Миро почувствовал облегчение. Он прекрасно понимал, что у него здесь никакой власти нет и что обе сестры спокойно могли высказать ему, куда он может отправляться со своими приказами, но факт их капитуляции свидетельствовал, что на самом деле они хотели капитулировать. Квара действительно хотела поговорить с Сеятелем. И Эла хотела, чтобы Квара с ним поговорила. Все-таки они могли забыть о личных спорах и раздорах ради жизней других людей. Значит, есть еще какая-то надежда на возрождение семьи.
— Стоит мне только зайти внутрь, как она сразу включит звук, — сказала Квара.
— Не включит, — отрезал Миро.
— Но попробует, — предупредила Квара.
Эла с презрением взглянула на нее:
— В отличие от некоторых я умею держать слово.
Больше они друг другу ничего не сказали. Квара зашла в стерилизатор, чтобы переодеться. Несколько минут спустя она показалась в клетке, с костюма на пол струйками сбегала убивающая Десколаду жидкость.
Миро услышал шаги Квары.
— Отключай, — сказал он.
Эла потянулась и нажала кнопку. Звук шагов исчез.
— Если хочешь, я могу проиграть тебе, о чем они будут говорить, — прошептала ему на ухо Джейн.
— Значит, ты слышишь их? — шевельнул губами Миро.
— Компьютер подсоединен к нескольким мониторам, которые чувствительны к вибрации. Я научилась нескольким забавным штучкам и теперь без труда по малейшей вибрации могу определить, что говорится в комнате.
— Тогда давай, — сказал Миро.
— А как насчет угрызений совести, вторжения в частный разговор?
— Совесть меня не беспокоит, — ответил Миро.
На карту была поставлена судьба целой планеты. Кроме того, он сдержал слово — прослушивающее оборудование действительно было отключено. Эла не может слышать, о чем говорится внутри.
Сначала шел обмен пустыми фразами: «Ну, как дела?»… «Плохо себя чувствую»… «Очень болен?»… «Да».
Но вскоре Сеятель отбросил в сторону формальности и сразу перешел к сути дела.
— Почему ты хочешь, чтобы мои люди оставались рабами?
Квара вздохнула, но, надо отдать ей должное, раздражения в этом вздохе не чувствовалось. Миро научился чувствовать состояние людей. Скорее, в ее вздохе прозвучала печаль, даже скорбь. А не та злоба, которую она демонстрировала своей семье.
— Я не хочу этого, — сказала она.
— Может быть, не ты заковала нас в цепи, но у тебя имеется ключ, а ты отказываешься воспользоваться им.
— Десколада — не оковы, — возразила она. — Оковы — это ничто. Десколада же — живое существо.
— Я тоже живой. Мой народ живет. Неужели жизнь вируса более важна для тебя, чем наши жизни?
— Вас Десколада не убивает. Ваши враги — Эла и моя мать. Это они с легкостью убьют всех вас, лишь бы Десколада не убила их.
— Разумеется, — прошептал Сеятель. — Это естественно. Я бы тоже всех поубивал, лишь бы сохранить жизнь своему народу.
— Поэтому со всеми вопросами — не ко мне.
— Нет, именно к тебе. Без твоих знаний люди и пеквенинос в конце концов поубивают друг друга, так или иначе. У них не будет выбора. Если окажется, что Десколаду обуздать невозможно, то либо она когда-нибудь расправится с человечеством, либо человечеству придется уничтожить ее, а вместе с нею нас.
— Им никогда не уничтожить ее, — сказала Квара.
— Потому что ты не позволишь.
— Как не позволю уничтожить вас. Разумная жизнь — это разумная жизнь.
— Нет, — шевельнул головой Сеятель. — С раман можно ужиться. Но с варелез всякий спор бессмыслен. Выход один — война.
— Ничего подобного, — вспыхнула Квара.
И пустилась перечислять Сеятелю те самые доводы, что раньше приводила в доказательство Миро. Когда она закончила говорить, на некоторое время в клетке установилась тишина.
— Они все еще говорят? — шепотом спросила Эла у людей, склонившихся над мониторами визуального наблюдения.
Миро не слышал ответа. Наверное, кто-то просто помотал головой.
— Квара, — прошептал Сеятель.
— Я здесь, — ответила она.
В ее голосе уже не слышалось морализаторских ноток. Она не находила радости в своей жестокой морали.
— Ты не поэтому отказываешься помочь, — сказал он.
— Только поэтому.
— Ты бы сразу помогла нам, если бы здесь не была замешана твоя семья. Ведь в таком случае тебе придется капитулировать перед родственниками.
— Неправда! — выкрикнула она.
Ага! Сеятель попал в больное место.
— Ты так уверена в правоте потому, что они считают твое мнение ошибочным.
— Я не ошибаюсь!
— Видела ли ты когда-нибудь хоть кого-нибудь, кто бы ничуточки не сомневался в своей правоте, чье мнение всегда оказывалось истинным?
— Но я тоже сомневаюсь, — прошептала Квара.
— Так прислушайся к своим сомнениям, — посоветовал Сеятель. — Спаси мой народ. И свой заодно.
— Кто я такая, чтобы выбирать между Десколадой и человечеством?
— Вот именно, — кивнул Сеятель. — Кто ты такая, чтобы что-нибудь решать здесь?
— Я и не решаю, — сказала она. — Наоборот, я препятствую всякому решению.
— Тебе известно, на что способна Десколада. Тебе известно, что она сделает. То, что ты препятствуешь вынесению решения, — тоже решение.
— Это не решение. Это не поступок.
— Если ты можешь помешать убийству, но спокойно наблюдаешь за ним — это ли не убийство?
— Вот зачем ты хотел повидаться со мной? Тоже хочешь дать мне совет?
— У меня есть право.
— Ты считаешь, если решил стать мучеником и умереть, то сразу получил право диктовать другим свою волю?
— Я еще не лишился разума, — ответил Сеятель.
— Вот именно. Ты доказал все, что хотел. А теперь пускай ученые впустят сюда Десколаду и спасут тебя.
— Нет.
— Но почему? Неужели ты так уверен в собственной правоте?
— Со своей жизнью я обращаюсь как хочу. В отличие от тебя. Ты решаешь за других, кому умереть, а кому нет.
— Если человечество погибнет, я погибну вместе с ним, — сказала Квара.
— Знаешь, почему я ищу смерти? — внезапно поинтересовался Сеятель.
— Почему?
— Потому что, если умру, я не увижу, как люди и пеквенинос начнут убивать друг друга.
Квара склонила голову.
— Ты и Грего — вы так похожи.
Капельки слез упали на лицевую пластину костюма:
— Это неправда.
— Вы оба отказываетесь прислушиваться к мнению посторонних. Ведь вы непогрешимы. И когда ваша точка зрения победит, погибнет множество ни в чем не повинных людей.
Она резко вскочила, будто бы собираясь уйти.
— Ну и умирай себе, — выпалила она. — Раз я убийца, чего ж я плачу над тобой?
Но она осталась. «Она не хочет уходить», — подумал Миро.
— Расскажи им все, — сказал Сеятель.
Квара замотала головой с таким отчаянием, что в разные стороны полетели слезы, забрызгав внутреннюю сторону маски.
Если она не перестанет рыдать, скоро ничего не будет видеть.
— Если ты поделишься знаниями, все станут только мудрее. Если же будешь продолжать хранить тайну, победит глупость.
— Если я расскажу, Десколаде конец!
— Ну и пусть! — выкрикнул Сеятель.
Это усилие потребовало от него такой энергии, что на несколько секунд приборы в лаборатории словно сошли с ума. Эла что-то цедила сквозь зубы, консультируясь с ассистентами, проверяя приборы.
— Неужели ты хочешь, чтобы я так жестоко обошлась с вами? — не поверила Квара.
— Ты уже проявила жестокость ко мне, — ответил Сеятель. — Пусть вирус умрет.
— Нет, — сказала она.
— Десколада поработила мой народ. Что с того, разумна она или нет! Она — воплощение тирании. Это безжалостный убийца. Если бы человек повел себя так, как ведет себя Десколада, даже ты бы согласилась, что его следует остановить, даже если бы потребовалось убить его. Почему с другой расой надо обходиться более терпимо и милосердно, нежели ты обошлась бы с обыкновенным человеком?
— Потому что Десколада не ведает, что творит, — сказала Квара. — Она не понимает, что мы разумны.
— Это не имеет значения, — ответил Сеятель. — Кто бы эту Десколаду ни создал, кто бы ни послал ее сюда, ему было ровным счетом наплевать, убьет ли вирус какую-нибудь из разумных рас, искалечит ли кого-нибудь из разумных существ. И ты хочешь, чтобы мой народ и твой народ погибли ради такой твари? Неужели ты настолько ненавидишь свою семью, что оправдываешь деяния такого чудовища, как Десколада?
Квара ничего не ответила. Она безмолвно опустилась на стул рядом с кроватью Сеятеля.
Сеятель протянул к ней руку и положил на плечо. Костюм не был таким уж плотным, поэтому она сразу почувствовала касание, хоть рука его стала совсем невесомой.
— Что касается меня, я не прочь умереть, — сказал он. — Мы обладаем третьей жизнью. Может быть, поэтому мы, пеквенинос, не так страшимся смерти, как вы, люди, живущие очень и очень недолго. Но хоть у меня и не будет третьей жизни, Квара, я все равно обрету бессмертие, какого обычно добиваетесь вы, люди. Мое имя будет жить в сказаниях. Даже если из меня не получится дерева, мое имя будет жить. Как будут жить мои деяния. Вы, люди, можете говорить, что я напрасно решил стать мучеником, но братья понимают меня. Оставшись чистым и разумным до самого конца, я докажу, что они есть то, что из себя представляют. Я помогу доказать, что это не наши рабовладельцы сделали нас такими, какие мы есть. Ничто не способно помешать нам быть такими, какие мы есть.
Может быть, Десколада заставляет нас поступать, как сочтет нужным, но она все равно не владеет нами. Внутри нас есть такое место, где заключено наше истинное «я». Поэтому я не скорблю о жизни. Я обрету вечную жизнь в душе каждого пеквенинос, который станет свободным.
— Почему ты говоришь это, когда тебя слышу только я? — спросила Квара.
— Потому что только ты обладаешь силой расправиться со мной раз и навсегда. Только ты обладаешь властью сделать так, чтобы моя смерть ничего не принесла человечеству, чтобы весь мой народ отправился вслед за мной, чтобы не осталось никого, кто помянул бы меня добрым словом. Поэтому я и оставляю свой завет именно тебе. Тебе решать, принесет ли моя смерть хоть какую-нибудь пользу или о ней быстро забудут.