Каль’ва поднялся на локтях, озираясь в поисках винтовки. Оружия нигде не было видно.
Изо рта воина засочилась густая слизь: у него начали отказывать внутренние органы.
— Великие ауны, примите меня, — выдохнув это, тау распластался на земле, закрыл глаза и прислушался к приближающимся шагам. Каль’ва задышал медленнее, пытаясь уцепиться за угасающую жизнь. Нужно было продержаться ещё немного.
Снайпер знал, что цель стоит над ним. Тау ощущал слабый холодок от громадной тени, накрывшей его. Открыв глаза, воин увидел направленный на него пистолет космодесантника.
— Где прячутся твои грязные сообщники? — прохрипела цель через поврежденный шлем. Доспех великана был обожжен, покрыт вмятинами, багровая окраска выгорела или слезла.
— Тут… только… — с каждым слогом Каль’ва терял всё больше крови, содрогаясь в конвульсиях, — …я.
Посмотрев вниз, тау увидел шлем Сас’ла, по-прежнему закрепленный у него на бедре.
— Один? — воин огня не был уверен, что услышал в тоне космодесантника: удивление или восхищение. — Не лги…
Шлем великана заискрил, словно от какого-то сбоя, и светящиеся линзы, моргнув, угасли подобно последним уголькам великого пожара. Космодесантник обнажил голову и стал ещё ужаснее: челюсть ему заменял металлический имплантат, провода вздувались под серой кожей, будто жилы, а аугментированные глаза сверкали красным.
— Скажи, где они, и я убью тебя чисто, — голос цели звучал грубо и сварливо. Он напомнил Каль’ва шум гигантских компрессоров, которые каста земли использовала для терраформирования планет.
— Сас’ла… Ор’ша… — содрогаясь, тау дотянулся до груди и сжал рукоять «ножа единения».
— Не поверил бы, что ты окажешься таким отважным, ксенос. Всё твои сородичи, которых я встречал прежде, прятались за своими винтовками. Вы — слабая раса робких убийц.
От мучительной боли по лицу Каль’ва катились слезы. Он вытащил клинок из ножен, на что космодесантник опустил пистолет и достал из-за спины топор.
— Возможно, ты просто слишком глуп, чтобы принять смерть?
Оружие великана с гудением пробудилось к жизни; искрящееся энергетическое поле обволокло толстый клинок. Он занес топор для удара.
Тау опустил глаза и повернул нож в руке, нацелив острие себе в грудь.
Космодесантник помедлил.
— Ты подтвердил мою правоту, ксенос. Ни один воин не стал бы расставаться с жизнью, пока в его жилах ещё течет кровь. Возможно, это и к лучшему, что ты выбрал такой конец — я не хочу марать клинок о твою трусливую плоть.
Каль’ва тщательно охватил рукоятку всеми пальцами руки.
— За Высшее Благо.
Из последних сил он сжал кулак. Рукоятка вспыхнула, осветив черты космодесантника лучом целеуказателя.
— Нет! — с лицом, искаженным от ярости, великан поднял пистолет… и его голова разлетелась фонтаном мозгового вещества и осколков костей.
Воин огня смотрел, как бьющееся в конвульсиях тело падает на землю. Поблагодарив снайперского дрона, который произвел выстрел, Каль’ва откинулся на спину.
Он солгал космодесантнику. С самого дня рождения воин огня никогда не был один, никогда не был одинок. Ибо такова суть тау — являться частью чего-то высшего. Высшего Блага. Эта мысль согрела Каль’ва, он улыбнулся и закрыл глаза.
Энди СмайлиТау'ва
— Воин, у которого нет врагов, не может одерживать победы. Ты принимаешь эту истину, воин огня?
— Да, аун, — отвечаю я с поклоном. Не поднимая глаз, слежу за подолом одеяний эфирного, который ходит вокруг меня.
— Воин огня — орудие Высшего Блага. У него нет врагов, кроме тех, кто выступает против нашего строя.
— Вторая истина, аун.
Эфирный останавливается и смотрит на меня.
— И всё же, Каль’ва, ты выискивал собственных врагов. Ты сделал всё, чтобы забрать жизни тех, кто лишил тебя товарищей.
— Я с честью убил тех, кто противостоял Высшему Благу, — возражаю я.
— Ты убивал из мести, — отвечает он. — Ты, ценное орудие Высшего Блага, почти поддался эгоистичным помыслам.
Тут я напрягаюсь, ожидая холодного удара почетного клинка ауна. Того, что вполне заслужил.
— И всё же, — говорит эфирный, — подобное деяние не позорно, если оно соответствует нуждам коллектива.
Он умолкает, словно обдумывая что-то.
— Но что теперь, воин огня? Твои враги мертвы, твои победы остались в прошлом.
Я хочу ответить, но нахожу свой голос недостойным.
— В соответствии с изначальной истиной, Высшее Благо принесет тебе избавление, — продолжает аун. — У нашего строя много врагов, Каль’ва. Мне хотелось бы, чтобы ты сражался за него. Через его триумфы ты ещё можешь обрести победы и честь. Даже смерть не станет для тебя поражением, если восторжествует Высшее Благо.
— Высшее Благо возжигает все огни, — произношу я. — Лишь в огне можно закалить клинок, и острейшие клинки выигрывают сражения.
Соединив ладони, я в знак уважения касаюсь ими головы.
— Против какого врага вы хотели бы направить меня, аун?
— Времени, Каль’ва. Ты должен помочь нам победить время.
Я падаю, спрыгнув с «Касс’кор» навстречу победе и смерти.
Надо мной включаются двигатели «Касатки», и десантный корабль уносится обратно в стратосферу, пропадая из виду. Снизу навстречу мне несутся пепельные облака, плотные от пожаров войны.
— Проверить готовность вооружения, — звучит в моем вокс-потоке голос Шас’эя, болезненно резкий от напряжения. Не сомневаюсь, что я — причина его беспокойства. Затем Вас’ла подтверждает исполнение:
— Оружие готово к стрельбе.
В отличие от него, я новичок в команде и не прошел почетного единения с Шас’эем. Я останусь связанным с Ор’шара и Сас’ла, пока не присоединюсь к ним в смерти. Они заслуживают не меньшего, и именно этого требует истинный ритуал Та’лиссера Ва.
— Моя жизнь — твоя жизнь, и твоя жизнь — моя жизнь.
Настраиваясь при помощи слов единения, я шевелю правой рукой. Костюм молниеносно реагирует на это и раскручивает стволы скорострельной пушки, которая установлена на предплечье, словно длань отмщения. По дисплею проносится череда иконок с информацией о боекомплекте и температуре.
Я сжимаю кулак, и фузионный бластер, смонтированный на левой руке, с гудением набирает полный заряд.
Пилотируя БСК «Кризис», ты испытываешь странное чувство уединения. У тебя есть оружие, способное обращать скалы в песок, и всё же ты не ощущаешь холода их сплавных стволов и тепла вибрирующих энергетических батарей.
На экране вспыхивает ещё одна иконка — сообщение о том, что огнемет заправлен и функционирует. Груз этого оружия, примостившегося на плече, несет боескафандр. Именно в этот момент мне становится понятно, что значит быть шас’уи. Выживать, как выжил я, и убивать, как убивал я. Не чувствовать жара огня, пылающего в твоей груди.
И тогда же я понимаю, что скучаю по тяжести моей винтовки.
Отключаю внутренний стабилизатор костюма, чтобы ощутить ярость стремительного спуска. Закрыв глаза, окунаюсь в желанный прилив адреналина. Я — пылающий метеор, готовый обрушиться на врагов империи.
— Каль’ва, подтверди готовность.
Голос Шас’эя возвращает меня к реальности. Я снова включаю стабилизатор БСК.
— Готов.
Вырвавшись из объятий облаков, я впервые замечаю поверхность. Наш исследовательский центр — серое пятно, марающее зеленый ландшафт. Широкий участок открытой земли по его периметру завален телами и горелыми остовами боевых машин.
Над стенами комплекса сверкают вспышки очередей из импульсных винтовок.
— Нельзя перекрывать защитникам сектора стрельбы, — одновременно со словами Вас’ла по моему дисплею проплывают альтернативные варианты развертывания.
— Воины огня из гарнизона погибнут до того, как мы коснемся земли, — отвечает Шас’эй. — Продолжаем снижение.
Снова посмотрев на стены базы, я вижу меньше импульсных вспышек. Шас’эй был прав; орде зеленых чудовищ, которая надвигается на комплекс, нет конца. Воинам огня остались считанные мгновения. На моем дисплее обновление — Шас’эй помечает челнок, спускающийся следом за нами.
— Касте земли потребуется пять рай’коров на эвакуацию прототипа, — сообщает он. — Во имя аунов, мы дадим им это время.
Пять рай’коров. Когда идет бой, они длятся целую жизнь, ведь каждый миг нужно зарабатывать кровью. Я смотрю на стены, и последняя очередь импульсного огня угасает. «Целая жизнь». Благословление, от которого нам достается лишь малая толика.
Запустив реактивный ранец БСК, я останавливаю падение. Запускаю двигатели и бормочу слова Очищающего Снижения, пока прицельные иконки заполняют собою тактический экран.
— Мы — огонь. Только смерть погасит наше пламя.
Перед посадкой сжимаю челюсти, машинально готовясь к столкновению. Костюм недовольно шипит и щелкает, когда гидравлика сгибает ноги, поглощая силу удара, а под расклешенной ступней трескаются каменные плиты внутреннего двора.
— За Высшее Благо! — кричу я.
Враги повсюду — громадные зеленые чудища с жилами толщиной в мою руку и кроваво-красными буркалами, что напряженно таращатся из глазниц. Ближайший враг, раскрыв пасть, испускает звериный рык, которым провозглашает мою смерть. Обнажив пожелтевшие резцы, он заносит ржавый секач и бросается на меня.
Я открываю огонь. Орка разрывают на куски энергоразряды, вылетевшие из скорострельной пушки.
Его смерть выводит из ступора остальную орду, и очнувшиеся твари обретают яростную решительность. Я разворачиваю орудие на них; враги разлетаются бесформенными кусками растерзанной и расплющенной плоти.
Зеленая волна прорежена, но это не дает мне передышки. В просвет шагает пара громадных уродов, на голову и плечи выше остальных. Их тела закрывает кое-как сработанная пародия на броню: толстые металлические пластины, приклепанные к мышцам и приваренные к коже.
С мгновенной досадой я замечаю, что импровизированные доспехи отражают мой залп. Орки злобно ухмыляются и переходят на грузный бег. Пока враги приближаются ко мне, по закрепленным у них на руках орудийным придаткам прыгают разряды, что трещат и сверкают подобно молниям. Я держу позицию; их вера в себя ошибочна.