«Калатила» описала изящную дугу и шмякнулась прямо туда, где находился Грабскаб. Старшаки Черепов Смерти едва успели поднять глаза до того, как быть раздавленными в лепешку. Уггрим хохотал аж до слёз. Налегая на рычаги, он пустил «Жирного Морка» неуклюже выплясывать джигу. Сегодня Морк был среди них, танцуя и смеясь от устроенного им хаоса. Ибо он его и олицетворял.
Парни на площади, осознав, что они колошматят друг друга заместо настоящего врага, опустили оружие и на радостях принялись обмениваться ударами по лицу. Хоть и большая часть Крепасти Грабскаба представляла собой дымящиеся руины, всем было на это плевать. Братание кулаками заменило собой прежние боевые действия, и битва скатилась до мордобоя. В люк машинного отсека постучали. Когда Бозгат с оружием наготове открыл его, ему впихнули бочонки с грибным пивом, а развеселившиеся орки хлопали его по спине и благодарили мекаников за устроенное зрелище. Скоро все они изрядно напились, и орки облепили «Жирного Морка», принявшись палить из стрелял прямо в небо. Празднования длились целый день. На нетвердых ногах Уггрим плясал с притопами, выписывая круги и оттесняя орков да гретчинов. Сникгоб любезно соглашался на просьбы схватить тот или иной кусок поселения и зашвырнуть в кого-либо или куда-либо на потеху великодушной и благодарной публики. Гретчины из ватаги следили за настроениями их хозяев, и совсем скоро столы ломились под весом закуски и выпивки, а ямы-жаровни были раскалены до предела. Драки прекратились, и работой занялись доки, предлагавшие свои услуги и латавшие парней, если это было необходимо. Все говорило об одном — вечер удался на славу.
На следующий день Уггрим проснулся с раскалывающейся от боли головой, и оказалось, что он стал мекаником-главарем племени. Он собственноручно прикончил две трети шишек городка. И ни у кого не возникало мысли сразиться с ним. Большой, значит сильный — каждый баец это знал, а если к этому все-таки шло, немногие орки выбирали драку с двенадцатиметровым полубогом из металла.
А спустя неделю развернулся настоящий Вааагх!
Для орков Гарбакса не имело значения, кто — они или тау — выступили супротив друг друга. Им также было наплевать, что эфирные септа Виор’ла, напуганные предыдущими вторжениями орков, решили пресечь намечающийся Вааагх! в зародыше. Их не волновал тот факт, что тау нанесли точные удары по десантным кораблям, что стояли в ожидании приема байцов на орбиту, и обратили большинство из них в обломки. А вот что действительно было важно, так это то, что драка началась — и это внушало им радость.
В небе орочьи истрибилы-бомбилы вступили в дуэль с ударными летательными аппаратами тау, а на орбите капитальные корабли тау наносили удары по скитальцу зеленокожих, где те, кто был на его борту, с воем встречали абордажные группы крутов.
Но настоящая битва развернулась как раз-таки на поверхности планеты.
Что предполагалось как молниеносный и хирургически точный удар, переросло в генеральное сражение, когда ударные силы тау оказались зажатыми в созданных ими же руинах. К тау, ошарашенных яростным отпором орков, с флота прибывало все больше подкреплений, ожесточенно сражавшихся за возможность эвакуировать своих соратников. Для тех чужаков, кто оказался втянут в битву с тысячами орков, положение дел было незавидным.
Байцы изо всех уголков планеты стекались к плацдарму тау. «Жирный Морк» был среди них: из громкоговорителей раздавались громогласные кличи Уггрима, а орки из Крепасти Грабскаба продвигались за ним. В небесах мелькали массивные роботоподобные силуэты боескафандров, чей огонь из фузионных пушек и плазменных винтовок зажаривал орков в собственном соку. Находящиеся посреди обломков орочьего транспортника воины Огня, вооруженные пульс-винтовками, вели огонь по несущимся к их позиции оркам, взимая щедрую кровавую дань. Но, невзирая на то, как много они убивали, на место павших вставало еще больше. На них шел Вааагх! — и орки жаждали драки.
«Жирный Морк» не был обделен вниманием со стороны щелемордых. На поле боя были и другие таптуны, и ватаги смертадредов, и даже миниатюрный гаргант. Но их знатно потрепали. По правую руку от Уггрима горел таптун. Гаргант покачнулся под нескончаемым градом ракетных залпов. Смертадреды Дредмека выглядели довольно величественно, когда ступили на поле боя, но только не сейчас, когда за считанные минуты от них остались рожки да ножки.
У «Жирного Морка», напротив, дела обстояли лучше: таптун невозмутимо прокладывал себе дорогу, красуясь свежим слоем ярко-красной краски и намалеванной на брюхе огромной эмблемой Злых Солнц. У ватаги Красных Солнц было более чем достаточно «смекалки», к тому же после победы над Грабскабом Бозгат добавил несколько многослойных силовых полей к защите боевого шагателя. Они ярко сияли бурлящей энергией, расходясь волнами от выстрелов тау, точно как от бросаемых в пруд камешков — эффект, как и урон, был одинаков.
Воодушевленный Сникгоб водил «хваталой-бросалой» взад-вперед по небу. Ему даже не нужно было целиться. Ибо воздух просто кишел щелемордыми: те просто обожали летать, а «бросала» обожала швырять оземь парящие штуки. Пульсирующие волны толкательной энергии едва коснулись днища танка «Рыба-молот», накрыв медным тазом его гравитационное поле и заставив его вспахать носом землю на запредельной скорости. Сникгоб хмыкнул, ухватился за рычаги, переключившись в режим тяги, и начал поиски очередной жертвы.
Болтун без умолку тараторил — с его уст срывались обрывочные знания истории Древнего мира и артиллерийского дела. Он качался взад-вперед на кресле стрелка мега-пушки. Он вырезал такое количество тау, сравнимое лишь с его безумием. Гретчины, все в мыле, с грохотом загружали новые снаряды на конвейерную ленту, выходящую сбоку таптуна позади него. Они работали без передышки, ибо чем больше говорил Болтун, тем быстрее он стрелял. Сквозь казенную часть было видно раскаленное дуло пушки.
Палубой ниже носился вихрем Бозгат, подныривая под энерголиниями и проводкой, подкручивая то да сё, подправляя кулаком и киянкой штуковины, чтобы поддерживать работу реактора. Он постоянно наблюдал сквозь толстое стекло смотровой прорези за сердцем реактора, где бурно кипело его собственное мини-светило. Статическое электричество дугами вырывалось из него прямо в синапсы-накопители, установленные на внутренней поверхности корпуса реактора, что подпитывало гнев «Жирного Морка». Гретчины, чьи жалкие тельца защищали тяжелые очки и рукавицы, трудились повсюду, то переключая что-то, то копаясь в механизмах. Это была самая шумная часть «Жирного Морка». Каждый шаг таптуна создавал тряску в помещении. Оборудование работало со скрипом и визгом. Из реактора постоянно доносился шипящий рев, и с каждым снарядом, испытывавшим щиты на прочность, миниатюрное солнце рычало все громче.
— Похоже, третичный плазмоотводный канал совсем скоро накроется, — прокричал в трубу Уггрим, используя особый сленг механов, который они иногда использовали без какого-либо понимания сказанного.
Бозгат задумчиво уставился на механизмы. Часть из них была раскалена докрасна. Он подумал, что так быть не должно — значит, есть серьезная проблема.
— Ага, — ответил он.
— Не агакай мне тут! — крикнул новоиспеченный старший меканик. — А почини! Пара гвоздей — и все будет в порядке.
Бозгат проложил себе дорогу сквозь забитый работниками реакторный зал и заставил одного из гретчинов держать гвозди в нужном месте. Он не обращал внимания на истошные вопли и запах зажаривающегося подручного, пока забивал каждый из гвоздей двумя ударами своего молотка номер 4. Он отошел, когда металл восстановил исходный цвет.
— Готово! — закричал он. — Все путём!
На самом верху, Уггрим направлял таптуна супротив щелемордых. Он уткнулся одним глазом в податливый наглазник дальноскопа шагателя, выискивая цели. Он хватался за рычаги и жал на педали, но, по правде говоря, ощущение раздельности его самого и машины стерлось. Они стали единым целым, как если бы конечности таптуна были его собственными, тяжелая поступь — его поступью, а мощные лучи зеленой энергии, что извергало левое око — его пламенным взором.
Трое щелемордых в громоздкой роботоподобной броне скакали по полю боя, как гретчины на раскаленной сковороде, посылая высокоэнергетические заряды прямо в его лицо. Щиты «Жирного Морка» сверкнули золотом, поглотив и рассеяв энергию. «Жестянки» стреляли, отлетали назад на сполохах синего пламени, приземлялись и стреляли снова. Крошечные круглые штуковины, наподобие щитов диких орков, с жужжанием носились над головами своих хозяев. Они также были вооружены, но никак не могли навредить защитному полю таптуна из орочьей мощи, а посему внимания не стоили.
— Унылые! Тупые! Щелеморды поганые, «Жирный Морк» вам не по зубам! — кричал Уггрим. — Выноси сволочей, Болтун!
Он не стал выслушивать бессвязный ответ шизана, но внимательно следил за тем, как тот пальнул из мега-пушки по тау. Снаряд взорвался в стороне от целей, и возникшая пылающая полусфера поглотила в огне всех, кроме одного. Его отбросило в сторону, распластав по земле. Земля взметнулась к небу. Куски металла и почвы барабанили по таптуну, когда тот двинулся в сторону места падения снаряда. Один из мелких дронов «жестянок» с шумом кружился по округе, выглядя таким же потерянным, как и покинутый ручной снотлинг. От двух щелемордых, в которых попал Болтун, не осталось ни следа. Третий же цеплялся за землю в жалких потугах встать на обрубки ног, без особой пользы помогая струями реактивной тяги. Уггрим с помощью скопа приблизил изображение. Из пробоин в броне, где зияли механизмы и искрящая проводка, вырывался дым.
Тремя шагами таптун настиг «жестянку» и навис над ним. Щелемордый воздел свое плазменное орудие и, оказавшись внутри энергетического щита, выстрелил три раза. Миниатюрные протуберанцы, сопровождаемые брызгами расплавленного металла, оставили горящие кратеры на толстой обшивке таптуна, но не пробили ее. Стопа «Жирного Морка» со смертельной неумолимостью опустилась на несчастного, и Уггрим почувствовал хруст всей конструкцией истукана.