Уггрим заревел, и «Жирный Морк» вторил ему. Они приближались к обломкам десантных кораблей. Точки света указывали, откуда вели огонь охотничьи команды. Таптун качало вместе с «хваталой-бросалой», когда Сникгоб прошелся взад-вперед по ближайшему судну. Реактор ревел, закачивая энергию в аккумуляторы орудия. Плотные потоки гравитонов касались поврежденных космических кораблей орков, отрывая с каждым взмахом тонны металла. Затем Уггрим заставил «Жирного Морка» им подмигнуть.
После этого огней стало куда меньше.
Сосредоточенный Бозгат, тараторящий Болтун, гогочущий Сникгоб, суетящиеся гретчины и вопящий Уггрим — все они были жизненно важными органами Морка. «Жирного Морка», и это Уггрим построил и вдохнул жизнь в него, а не какой-то там задрипаный главарь. Он!
Но всегда найдется тот, кто обломает оркам веселуху. И у щелемордых это хорошо получилось.
Команду «невидимок» могло выдать лишь дрожание воздуха, маленькие дефекты зрения наподобие искажения света над костром — и именно поэтому меканик их и не заметил. Трое щелемордых прокрались под покровом защитного поля к таптуну и установили «танкрывалки» на «Жирного Морка». После этого раздались три последовательных взрыва — бум, бум, бум.
— Какого хрена? — заревел Уггрим.
«Жирный Морк» завалился больше на левую сторону. Включился красный свет, зазвенели сирены и гудки. Механ боролся с управлением, ибо таптун решил, что желает самую малость прилечь.
— Моя нога! Эти засранцы разворотили мне ногу!
У Бозгата дела обстояли хуже. Он, пошатываясь словно пьяный, встал на ноги в реакторном отсеке. Надрывался большой звонок — тот, что сигнализирует о соответствующих проблемах. Внутри таптуна все заволокло дымом. Ошметки гретчинов были разбросаны повсюду, словно объедки после знатной пирушки. Раскаленные куски обшивки корпуса прогнулись от взрыва внутрь. Походка таптуна была неустойчивой. Каждый раз, когда левая нога двигалась вперед, шагатель угрожающе раскачивался, порождая чудовищный скрежет. Бозгат выколупал заклепку, застрявшую в руке, и швырнул ее на пол.
— Гретчины! Гретчины!
— Да, хозяин? — послышался несмелый голос, и зеленокожие вылезли из укрытия.
— Всего лишь трое?
— Звиняйте, босс, за остатних. Погибли при исполнении. Слабаки. Не то что мы, правда, парни? — гретчины закивали с напускным энтузиазмом.
— Проехали. Тащите мне кувалду! И поджигу! Надыть ремонт провести и быстро. Ходу-ходу!
— Хозяин! — трясущимся пальцем указал на Бозгата гретчин. — Глядите!
— Чавой? — меканик посмотрел вниз. На его груди виднелась метка в виде треугольника из красных точек лазера. — Ёлы-палы!
Бозгат произнес это, бросаясь в сторону — и помещение реактора наполнилось звуками оружейного огня. Слабенького такого, «пах-пах-пах», а не «бах-бах-бах», как у нормальной стрелялы, но зато куда более плотного.
Пули терзали внутренности таптуна, превращая все в мешанину из механизмов и искрящих проводов. Пар струями вырывался из главной охладительной системы энергоядра. Больше сирен. Больше звонков. Больше проблем.
Бозгат высунул голову из-за корпуса реактора. Он потянулся за пистолетом — массивной угловатой хреновиной, набитой под завязку усиленными патронами собственной разработки.
Мерцание, пробел в дыму. Движение там, где его быть не должно. Это заставило Бозгата нахмуриться, но ведь он был мекаником, а не хлюпиком, поэтому долго не рассусоливал.
Орк открыл огонь по дырке в дыму, и его оружие издало соответствующий звук, разряжая обойму. Пули отскакивали от чего-то твердого. Пять, шесть и семь. Он однозначно попал, куда следовало, и затем ему открылся противник.
Мигающий свет явил боескафандр тау лишившийся маскировки, показав миру приземистую яйцеподобную штуковину, слегка похожую на крошечного смертадреда. Шлем с единственной встроенной горящей линзой повернулся к Бозгату, и Тау снова открыл огонь по зеленокожему.
— Даже не смей! — воскликнул Бозгат.
Он побежал вокруг реактора, а позади свистели пули, отскакивающие от корпуса. Он достиг противоположной стороны до того, как облаченный в броню чужак смог наставить на него свое массивное оружие, и прыжком пересек зал. После удачно проведенной подсечки оба с грохотом оказались на полу. Они перекатились к стене, попытались встать, но снова упали, когда «Жирный Морк» совершил очередной неуверенный шаг. Тау прицелился в зеленокожего, но Бозгат выбил у того оружие из рук. Орк прижал пистолет к шлему противника и в упор разрядил весь магазин. Осколки вгрызлись в металл. Механизмы брони издали шипящий звук, что-то заискрилось, но тау не погиб. Бозгат вцепился своими ловкими пальцами в пробоины, пытаясь вырвать бронепластины, используя всю свою силу — как орка, так и меканика. Но ничего не вышло, и тогда он принялся колошматить чужака самым большим гаечным ключом из тех, что висели на поясе. Тот ослеп — линза его стеклянного глаза была разбита вдребезги. Тау пытался избавиться от наседавшего Бозгата, но орк продолжал упорствовать. Он загнал ключ наподобие рычага в щель на уровне подбородка, и, прилагая массу усилий, вырвал шлем из креплений. Щелемордый внутри оказался тщедушным существом сопливей гретчина, чья кожа была болезненного серо-голубого цвета. Бозгат обхватил его лицо руками и с легкостью свернул тому шею.
— Вааагх! — орал он в лицо уже мертвого врага.
Над головой с ревом пронеслась струя пламени. Орк обернулся — держась за перекладины лестницы, ведущей из верхних палуб на нижние, висел Сникгоб с поджигой наперевес.
— Эй! — крикнул Бозгат.
— Кончай горлопанить да за спиной почаще приглядывай, — сказал второй меканик. — Сюда пытаются влезть еще двое.
Сникгоб указал форсункой на пробоину. Бозгат достал запасной магазин, загнал его в оружие и двинулся в сторону бреши. Он беззаботно высунулся наружу — «Жирный Морк», шатаясь, ходил кругами из-за охромевшей ноги. Битва была в самом разгаре: байцы неслись в атаку с воплями, взрывались снаряды, а в небеса с шумом взлетали щелемордые. Недалеко виднелись транспортники — можно было разглядеть, как орки разделываются с охотничьими командами, жалких тау рубили в кашу, когда их настигали орки. Позади таптуна Бозгат различил два пылающих силуэта, навроде той «жестянки», которую он прикончил ранее. Один из них лежал ничком и не подавал признаков жизни, другой же целился прямо в орка. Зеленокожий выстрелил первым — но большая часть пуль ушла в «молоко». Затем он нырнул обратно в реакторный отсек и услышал, как высокоскоростные снаряды барабанят по корпусу таптуна.
— Веселуха что надо, правда? — спросил Сникгоб.
Бозгат высунулся из укрытия и снова пальнул в тау-«жестянку». И промахнулся. Но рядом с последним чужаком разорвался снаряд, издав приятный уху грохот, и, когда дым рассеялся, от тау не осталось и следа. Бозгат оглядел все великолепие свистопляски из огня и мочилова и заулюлюкал перед тем, как исчезнуть внутри таптуна.
— Есть свободные гретчины? Тут ремонт не помешал бы, — окинул взглядом машинный отсек орк.
У мекаников дело спорится, ведь у них вместе с кровью струится орочья «смекалка». Они не думали, а просто латали, прибивали, варили да заколачивали, усмиряли свое злобное мини-светило, чтобы оно снова работало как надо. Они заставили Уггрима сделать остановку и выбрались наружу. Мимо них проносились орды ревущих и стреляющих во все стороны зеленокожих. Грузавики подскакивали на воронках от снарядов. Над головами с визгом летела бомбила — ее крылья тряслись во время того, как она пыталась сбросить севших на хвост двух истребителей тау. Вот ради чего и жили орки — встряски битвы. Но Бозгату и Сникгобу предстояла работа, и она их поглотила с головой.
Сникгоб перевел поджигу в режим горелки — узкий клинышек пламени проходил сквозь искореженный металл, мешавший движению ноги «Жирного Морка», как по маслу. На все про все ушло пять минут. Пять минут посреди безумия битвы и воплей, чтобы освободить конечность. Таптуну прилично доставалось, но щиты не подвели, и ни единый осколок не проник за барьер.
— Мы побеждаем? — поинтересовался Бозгат.
— Не знаю, — не отрываясь от резки, отозвался Сникгоб. — А это важно?
— Да не, — подумав, ответил тот. — Закончили?
— Ага. Сообщи Уггриму по рации, что все пучком.
Бозгат заговорил по самодельному передатчику. Когда «Жирный Морк» снова шагнул своей тяжеловесной поступью, два механа и их подручные забрались на борт.
Фрикк верещал в переговорную трубу, разрываясь между возбуждением и страхом, давая наводку для таптуна. Тау были окончательно окружены, но с орбиты постоянно прилетало все больше и больше кораблей. С помощью дальноскопа, сквозь пелену атмосферы Уггрим мог разглядеть орочий скиталец в черноте, белый, как луна, и объятый сполохами и пламенем. Его окутал рой ярких точек. Высадившиеся тау прекратили попытки освободиться из окружения и перешли в наступление. Из десантных кораблей группа за группой высаживались облаченные в зеленое стрелки. Гравитанки с ревом низвергались из верхних слоев атмосферы. Повсюду гремели взрывы. Пустота изрыгала на поверхность планеты столпы энергии.
— Если победа за нами, мы побеждаем — а если нет, то сражаемся до конца, — сказал сам себе Уггрим, и направил «Жирного Морка» прямо в гущу сражения.
Уггрим видел, как вокруг его выпуклой железной громады бегут толпы орков — не крупнее снотлингов. А ведь это были сильные и рослые байцы — но он превосходил их размерами.
— Вааагх! — заорал он.
— Вааагх! — вторил ему «Жирный Морк».
По полю боя шествовал Морк — бог, воплощенный в металле. И сегодня ему не было равных.
Уильям КингВ паучьем святилище
— Вы обречены! — надрывался пленник. Эхо разносило его истошные крики по всей просторной пещере. Несчастный отчаянно тряс прутья, отчего подвешенная на веревке клетка медленно крутилась вокруг своей оси. — Вы все прокляты! Паучиха покарает вас!
Фергуль Зубодроб не обращал на пойманного человека ни малейшего внимания. Он с недоверием посматривал на дока Смердодыха и никак не мог смириться с тем, что раненую ногу придется-таки отпилить.