Сергей ОстапенкоКсюша
Мы познакомились теплой ласковой осенью, в благословенном медведевском две тысячи десятом. Знакомый фотограф Сергей позвал меня на выставку своих работ. Кажется, это был сентябрь. Да, точно сентябрь, когда девушки еще носят короткие юбки и летние маечки, но уже накидывают сверху джинсовые пиджачки или что-нибудь столь же условно тёплое – как говорила моя бабушка, защищающее скорее от мух, чем от холода.
Серёгу я знал шапочно, больше по интернету. В своё время я здорово ревновал его к одной барышне, которой он устроил фотосессию в стеле ню. По несчастному стечению обстоятельств, в то время я с ней имел неосторожность встречаться. Потом она укатила в Питер, и наши пути основательно разошлись. Повод для ревности сам собой рассосался, а так-то Сергей был очень творческим, либеральным и интересным парнем. В общем, получив от него приглашение, я сразу согласился – тем более жизнь текла довольно вяло и скучно, да и в газету, в которой я тогда имел честь трудиться выпускающим редактором, не помешал бы какой-нибудь лёгкий фоторепортаж. Да, это было время, когда газеты ещё вполне себе теплились, даже еженедельные, даже успешно конкурируя с интернетом, который ещё проигрывал телеку и печатным медиа по количеству вовлечённой аудитории.
Город я тогда знал ещё довольно плохо, пользовался общественным транспортом, поэтому добрался на место, кажется, с опозданием. Во всяком случае, если на мероприятии была официальная часть, я её уже пропустил, а народу осталось не так много. По крайней мере, мне так запомнилось. На выставке оставался сам Сергей, и три особы женского пола: Лена, Даша и, собственно, Ксюша. Девушки выступали в роли фотомоделей для некоторых работ хозяина выставки. Лене было где-то двадцать пять, а Дарья и Ксения, судя по всему, учились в каком-то из старших классов. Забавно было сравнивать, насколько творческий образ в кадре отличается от реального человека: на фото модели казались гораздо старше. Немного стесняясь общества столь прекрасных созданий – а все девушки были, безусловно, хороши собой – я побродил с умным видом, изучая снимки, развешанные на стенах. Серёга умел в экстравагантность, как сейчас говорят. Композиции из экстремально полных или столь же экстремально худых тел, нелепые раритетные предметы из ушедших эпох, помещённые в современный контекст, вызывающе поданная нагота на грани фола – в общем, есть на что посмотреть, если разбираешься в теме. Я в фото не разбираюсь, сам фотографирую всё что вижу, и нахожу свои снимки прекрасными – по крайней мере, для сохранения на память пейзажа или момента мне большего и не требуется. Но я осознаю свою ограниченность, поэтому прислушиваюсь к тому, что говорят эксперты. Вот Сергей – несомненно, эксперт. Да и его модели, тоже, несомненно, обладали художественным вкусом, иначе не согласились бы с ним работать. В общем, я скоро сдался, сделал серию снимков для газеты и уже приготовился прощаться, но вышло иначе.
Вместо ритуала прощания завязался оживлённый разговор. У Сергея оказалось припасено несколько тетрапаков сока, какие-то ещё угощения. Мы беседовали, пили сок, прикалывались, обсуждали фотки. Сама собой сложилась атмосфера непринуждённой лёгкости, которой часто не хватает при встречах даже близких людей. Естественно, все обменялись контактами. Я в то время особенно любил общаться посредством аськи – помните, был когда-то такой месенжер? Знакомый дизайнер подарил мне шестизначный номер, который он не то выиграл, не то у кого-то увёл. Шестизнаки считались крутизной, и я премного своим номером гордился, когда раздавал его новым знакомым. Они, как правило, свои девятизначные комбинации наизусть не помнили, а я с лёгкостью извлекал из памяти. В общем, обменялись номерами, и Лену я, кажется, сразу же пригласил как-нибудь вместе прогуляться – и получил согласие, что здорово меня воодушевило, ведь в то время я был совершенно свободен, и завести новые взаимоотношения был вполне готов. Тем более, она жила в том же районе, где я снимал тогда жильё с коллегой, «дядей Игорем». Дядей он мне, конечно же, не приходился, мы просто после какой-то весёлой вечеринки начали всей компанией называть друг друга дядями – по аналогии с дядей Фёдором или дядей Шариком из мультфильма о «Простоквашино».
Финал выставки я, хоть убей, не помню – бывает, что детали просто выпадают из памяти и выковырять их оттуда труднее, чем данные со сгоревшего жёсткого диска. Помню только, что с выставки я вышел не с Леной, а с Ксюшей – вроде бы нам оказалось по пути, а Лена, кажется, уехала раньше. Мы шли по микрорайону, и Ксения посвящала меня в таинства нового поколения. Таинства, понятное дело, какого калибра – ужас от предстоящего ЕГЭ, конфликты с учителями и одноклассниками, тусовки, шмотки, модные модели смартфонов и прочее, что в зрелом возрасте кажется наивным и неважным. Поговорили о Даше, которая в отличие от Ксюши решила всерьёз делать карьеру в моделинге. Не помню, как вышло, но выяснилось, что Ксения, как и я, тоже пробует писать прозу. И поскольку у меня, и без того журналиста, в то время уже были в зачёте пара изданных поп-фикшн книг, и один художественный роман, который я пока безуспешно пытался пристроить в издательства, я выглядел для неё настоящим гуру.
– Мог бы ты посмотреть и оценить мои рассказы?
– Не вопрос, присылай, гляну.
– Не, я такое по интернету присылать не буду.
– Почему?
– Ну… У меня специфическая тема.
Господи, что за тему может разрабатывать школьница, если её нельзя пересылать по интернету? Политика? Личные дневники с описанием чего-то несусветного? Ладно, как угодно. Я имею право не знать, если человек пишет о чём-то «не для всех».
Где-то у остановки мы расстались, и она отправилась к себе, а я сел на маршрутку – тогда ещё ходили жёлтые тесные душегубки, ездить в которых летом было не приятнее, чем в раскалённом адском котле. И через полчаса уже был дома, погрузившись в суету, которая в томном ростовском сентябре воспринимается с благодарностью, не то, что в тоскливом слякотном декабре или пыльном марте, пронизываемом ядовитыми солнечными лучами.
Наше знакомство могло бы на этом закончиться. Возможно, это было бы к лучшему.
***
Тёплые дни неспешно линяли с календаря. С Леной не заладилось. Мы встречались несколько раз, гуляли по частному сектору мимо старого армянского кладбища, что-то пили в «Чёрной кошке», она даже заглянула ко мне в гости, но что-то было не так и мы это чувствовали. Наверное, то, что мы могли друг другу предложить, было нам не интересно. В духовном смысле, конечно. А без этого и остальное теряло смысл. Так что конец наших контактов даже не был как-то словесно оформлен – общение просто сошло на нет, а меня начала волновать совершенно другая девушка, которая появилась в редакции. Я не вылезал из её живого журнала, каждая запись в котором свидетельствовала, что она священно безумна. Впрочем, её подруги с журфака были из той же когорты, так что духовности мне хватало с избытком.
Не могу сказать, что о Ксюше я не вспоминал – как же тут не вспомнишь, когда она смотрит на тебя с компьютера всякий раз, когда заглянёшь на Серёгин фотосайт, или страничку вконтакте. Вспоминал – да и только. В аське мы иногда обменивались приветами, комментируя статусы друг друга. Потом был Новый год, который я совершенно спонтанно встречал с Серым, его другом и одной из журфаковских девиц – и на который Ксюша обещалась заглянуть, но не смогла. Однако она всё же стала исподволь понемногу просачиваться в мою жизнь. Естественно, не из интереса ко мне – а исходя из собственных подростковых потребностей, которые сводились в то время к безлимитному доступу в интернет. Я часто задерживался в редакции во внеурочное время и по выходным – и Ксюша повадилась заглядывать ко мне и что-то скачивать. Как я понял, у неё были какие-то внешкольные занятия по труду, из-за чего она ездила в центр, и с оказией иногда захаживала ко мне. Нельзя сказать, что так бесхитростно пользуясь моим расположением, она ничего не давала взамен – это благодаря ей я посмотрел в то время массу каких-то роликов из «Камеди», КВН, «Нашей раши» и бог знает каких ещё программ, и кое что оказалось даже смешно. Мне кажется, моё знакомство с отечественным юмором до сих пор исчерпывается именно теми роликами, которые я посмотрел по её настоянию. Она скидывала мне модную музыку – в папке до сих пор хранится сборник «От Ксюши» – и надо сказать, музыкальный вкус у неё был на высоте: как минимум, она заспамила меня саундтреками из французских мюзиклов и лирическими рок-операми. Ну и конечно радовала меня своей расцветающей красотой.
В редакции, уверен, шушукались. Мало того что вокруг редактора постоянно снуют студентки-практикантки, с внешностью античных богинь и претензией на высокое на филологических лицах, так теперь ещё и ЭТА. Да уж, столько красоты массового поражения на единицу человеческого сознания, моего сознания, никогда доселе не случалось со мной. И Ксюша, безусловно, блистала в этом созвездии светилом первой величины. Но свет её всегда был холодным и трезвым, а всё, чем я мог адекватно воздать ей за то, что она украшает моё существование – это проявить что-то вроде отеческой заботы. Например, накормить в макдоналдсе. С учетом её телосложения, напоминавшего соломинку, я не упрекаю себя за то, что по моей вине все эти нездоровые углеводы исчезали в ней без остатка.
Где-то после десятого сеанса поглощения бургеров с картошкой и колой – но я не уверен точно – Ксюша созрела на то, чтобы таки дать мне прочесть свои литературные опыты. Причина её первоначального стеснения оказалась банальна: она писала романтические истории о нетрадиционных взаимоотношениях то ли принцев, то ли каких-то анимэшных героев, с вполне детализированным эротическим содержанием. Я никогда до этого не расспрашивал её о личной жизни – не моё это дело, с учётом разницы в возрасте – но тут уж само собой возникло подозрение, что её вряд ли интересует противоположный пол. Возможно, именно поэтому наши взаимоотношения всё же стали постепенно напоминать дружбу – странноватую, конечно же, но с каждой встречей мне всё меньше казалось, что она меня использует, и всё больше, что она вполне искренне хочет проводить со мной время. Вероятно, это обстоятельство и в