Квон Ирён поспешил изучить материалы, собранные юными коллегами. Было ясно, что тюремное заключение не влияло на Чон Намгю благотворно. Напротив, годы несвободы лишь усугубили преступные наклонности, превратив Чон Намгю в настоящего монстра. Квон Ирён размышлял над возможными сценариями интервью. Как правильнее начать? Будущее общение представлялось ему задачей, сравнимой с хождением по канату, и профайлер хотел во что бы то ни стало удержать равновесие.
Все описанное происходило в утренние часы 22 апреля, и в час дня Квон Ирён уже вошел в комнату для дознаний полицейского отделения Йондынпхо. За ним последовал старший инспектор из отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула. Напротив них через стол сидел Чон Намгю. Целью интервью было найти подтверждение гипотезы Квон Ирёна. Профайлер имел все основания полагать, что Чон Намгю не только совершил нападение, за которое его задержали, но и причастен к серии других серьезных преступлений. Получить признание подозреваемого было главной задачей.
Несмотря на стремительность происходящего, Квон Ирён успел выбрать стратегию поведения. Он задался вопросом, известны ли ему слабости подозреваемого. Оказалось, что известны: в профайле, составленном после мартовского нападения, он сделал заключение о том, что преступник одновременно агрессивен и робок. Свой вывод он объясняет так: «Эксперт-криминалист изучает следы как таковые, профайлер же обращает внимание на их направление. На месте преступления в районе Кванак было заметно, что преступник, потоптавшись, отправился в маленькую комнату. В большой комнате обычно спит мужчина, а в маленькой – женщины и дети. Проанализировав его поведение, я понял, что нападавший, несмотря на переполнявшую его агрессию, не был уверенным в себе удальцом».
Помня, что подозреваемый впервые оказался в тюрьме за попытку изнасилования и ограбления, Квон Ирён решил в разговоре обязательно затронуть опыт тюремного заключения. «Я подумал, что робкий и асоциальный Чон Намгю, подавлявший свою агрессию, испытывал огромный стресс, оказавшись в одной камере с совершенно незнакомыми ему людьми».
Прежде всего профайлер мягко сказал:
– Я много о тебе знаю и хочу помочь. Скажи, ты живешь один?
Щуплый мужчина, сидевший напротив него, ответил, не поднимая глаз:
– С матерью и младшим братом. Отец умер.
Когда Квон Ирён спросил, как арестованный выбрал квартиру для ограбления, тот сказал:
– Я хотел залезть в какой-нибудь богатый дом в Каннаме, но там полно камер и охранников. Люди из бедных районов обречены быть жертвами.
– Тебе их жаль? – с надеждой задал вопрос Квон Ирён.
– Нет. Сами виноваты, что у них нет денег.
Его ответ рассердил Квон Ирёна, но профайлер скрыл свои чувства. Следуя плану, он вскоре заговорил о тюрьме:
– Знаю, что тебе было нелегко в заключении. Незнакомые люди, никакой защиты. Не волнуйся, здесь тебя не станут бить. Детективы хорошо тебя понимают.
Как только профайлер затронул эту тему, Чон Намгю, до сих пор отвечавший холодно, внезапно встрепенулся и взглянул на собеседника.
– Как вы узнали? Было ужасно, словами не описать. Сокамерники постоянно меня избивали.
Слова профайлера попали в цель – подозреваемый ослабил психологическую защиту.
Еще через некоторое время Чон Намгю окончательно сдался:
– Я расскажу обо всем, что сделал. Только все места точно назвать не смогу. Я часто бродил, выжидая удобный момент, и сейчас уже не вспомню, где что происходило.
Рассказывая о том дне, Квон Ирён говорит, что «чувствовал, как постепенно рушится защитная насыпь, окружавшая душу подозреваемого».
В конце встречи профайлер пообещал, что устроит так, чтобы новые сокамерники не трогали Чон Намгю.
– Все равно меня приговорят к смерти, – ответил на это преступник.
Квон Ирён посоветовал не думать об этом и сказал, что придет поговорить снова.
Встреча подтвердила, что профайл, составленный Квон Ирёном после взлома с поджогом в районе Кванак, точно описывал характер преступника. Чон Намгю не был похож ни на образованного Теда Банди, изучавшего право и обладавшего красноречием, ни на харизматичного Чарльза Мэнсона, самопровозглашенного религиозного лидера. Интеллектуальный уровень Чон Намгю был низким, речь – медленной и не очень связной. Если искать аналогии, то он больше всего походил на нелюдимого заику Дэвида Карпентера [63].
После завершения интервью Квон Ирён немедленно составил отчет для следственной группы.
В кратком изложении наблюдения и предложения профайлера сводились к следующему:
Отчет о первом интервью с Чон Намгю
Особенности поведения:
– Во время разговора нервничает, барабанит пальцами и т. п.
– Избегает зрительного контакта с собеседником.
– Испытал сильнейший стресс во время тюремного заключения. По собственным словам, вызывал всеобщую ненависть и подвергался регулярным побоям. Сказал, что «всего ужаса не описать».
– Склонность к параноидальному мышлению. Считает себя самым обездоленным в мире и уверен, что бедняки становятся только беднее.
– Во время совершения преступлений способен на принятие быстрых решений и сохранение контроля над собственными действиями.
Рекомендации по методике проведения допроса:
– Подозреваемый не привык взаимодействовать с людьми. Если следователь разозлится или повысит голос, велика вероятность отказа от дачи показаний.
– Участливый тон и демонстрация расположения будут полезны, однако следователю не стоит создавать впечатления, будто он не видит ничего плохого в преступном поведении, так как подозреваемый сочтет такое отношение притворством с целью получить необходимую следствию информацию.
– Так как подозреваемый испытывает сложности в установлении межличностных отношений, более эффективен будет не типичный допрос с участием нескольких детективов, а общение с одним следователем, который владеет искусством разговора.
Хотя Чон Намгю начал сознаваться в содеянном, впереди было много трудностей. Квон Ирён рассказал Юн Вечхулю о беседе с преступником. Они сошлись во мнении, что Чон Намгю, подобно Ю Ёнчхолю, который приписывал себе чужие преступления, тоже может дать ложные показания, преувеличивая свои злодеяния. Профайл, составленный на «серийного убийцу с юго-запада», требовал подтверждений вещественными доказательствами, которые мог дать обыск в доме подозреваемого.
24 апреля пресс-комната полицейского отделения района Йондынпхо была забита репортерами: спустя два дня после ареста Чон Намгю полиция поделилась с прессой информацией о следствии. Преступления, несколько лет державшие в страхе жителей юго-западных районов столицы, были близки к раскрытию. Газеты запестрели похожими один на другой заголовками.
Сообщение из газеты «Кёнхян синмун»:
Сеульская версия «Воспоминаний об убийстве» близится к завершению: полиция арестовала подозреваемого в преступлениях на юго-западе столицы. На допросе арестованный заявил, что один взгляд на богачей рождает в нем мысли об убийстве, однако в действительности его жертвами становились женщины низкого достатка. Сейчас известно о пяти таких жертвах.
Согласно официальному заявлению полицейского отделения района Йондынпхо от 24 апреля, подозреваемый Чон Намгю (37 лет), задержанный 22 апреля в связи с ограблением в квартале Сингильдон, на допросе признал причастность к «делу трех сестер» 27 марта текущего года, а также к убийствам женщин на юго-западе столицы в 2004 году.
27 марта 2006 преступник проник в дом Кима (55 лет) в квартале Пончхондон района Кванак. Три дочери Кима получили удары тупым предметом по голове, две из них скончались.
С того дня газеты и телепрограммы сообщали о каждом новом преступлении, в которых сознавался Чон Намгю. Вскоре об этом деле говорила вся страна. Пристальное общественное внимание заставляло следственную группу работать в ускоренном темпе.
В воскресенье, 30 апреля 2006 года, состоялся обыск в доме подозреваемого в Инчхоне [64], куда Квон Ирён отправился в составе большой полицейской группы. Рабочие поездки по выходным давно стали привычным делом, однако в тот раз профайлер чувствовал уколы совести – была годовщина их с женой свадьбы.
Прошел небольшой дождь. Полицейские машины остановились на узкой улице, и с десяток детективов подошли к одному из двухэтажных домов, заполонив весь уличный проход. У ворот их встретила старая женщина, мать Чон Намгю.
– В чем дело? – обратилась она к Квон Ирёну.
– Ваш сын арестован, нам необходимо осмотреть его комнаты. Пожалуйста, не волнуйтесь слишком сильно, – ответил тот, взяв руку старой женщины.
Старуха принялась жаловаться на жизнь. В детстве у сына часто болела голова, но она не могла ходить с ним по больницам, потому что у семьи не было денег. Квон Ирён не ожидал получить такие важные сведения, да еще от матери подозреваемого. Похоже, у Чон Намгю в детстве возникли проблемы со здоровьем, повлиявшие на работу мозга.
Детективы открыли входную дверь в зеленой облупившейся краске. На второй этаж, где располагались комнаты Чон Намгю, вела узкая лестница, на которой с трудом могли разойтись двое. Побелка на стенах вываливалась кусками.
В гостиной находились большой шкаф и полки, где обнаружились несколько трубных ключей и защитные маски. Трубный ключ – это большой и тяжелый инструмент, который используют для фиксации труб. Сдвинув шкаф, детективы нашли спрятанный нож и джинсы в пятнах крови.
Квон Ирён тоже внимательно изучал жилище подозреваемого. Ему необходимо было понять, как жил этот человек, и профайлер обращал внимание не только на потенциальные орудия убийства. В спальне он проверил содержимое ящиков черной тумбочки. В одном из них лежала подборка газетных статей о преступлениях на сексуальной почве. Заголовки гласили: «Насильник совершил повторное преступление, едва выйдя из тюрьмы», «Выросший без матери превратился в сексуального насильника», «Насилие привело к пожизненной травме». Судя по всему, эти тексты имели важное значение для Чон Намгю. Перебирая старые вырезки, Квон Ирён обнаружил и статью из газеты «Спортивная Корея» от 5 июля 2004 года. «“Воспоминания об убийстве: Сеульская версия”, – начал читать он. – 26 февраля старшеклассница чудом избежала смерти в квартале Силлимдон района Кванак, но девушке, на которую было совершено нападение 22 апреля в квартале Кочхокдон района Куро, повезло меньше. Теперь уже никто не сомневается в правдивости “городской легенды”». Профайлер добавил еще один штрих к психологическому портрету преступника: тот искал в газетах сообщения о своих преступных деяниях. Но главный сюрприз ждал профайлера впереди. Квон Ирён вздрогнул, расправив сложенные страницы: его собственное интервью «Ньюсмейкеру» с фотографией на развороте.