Однако он был старшим сыном в семье, и отец категорически воспротивился выбору Квон Ирёна. На старших сыновей традиционно ложились главные заботы о семье и родителях, так что отец, единственный сын человека, который, в свою очередь, тоже был единственным сыном, не мог допустить, чтобы его старший отпрыск пренебрег обязанностями перед родными. Квон Ирён учился достаточно хорошо, чтобы рассчитывать на поступление в университет, но у семьи не было денег на его учебу. По окончании школы он не знал, как жить дальше: «У меня не было ни мечты, ни надежды».
Закончив школу в середине 1980-х, Квон Ирён два месяца проработал дорожным строителем в уезде Хвенсон провинции Канвондо. В то время существовали только стационарные телефоны и таксофоны на улицах, и в местах, где не было ни того ни другого, быстрая связь с внешним миром просто отсутствовала. Однажды по громкоговорителю Квон Ирёна вызвали в офис прямо с рабочего места: ему звонили из Сеула. По телефону мать сообщила, что Квон Ирёна призывают на военную службу. Отдав все заработанные деньги семье на оплату аренды и лекарств для матери, Квон Ирён отправился служить в армию.
Он был распределен в военную полицию. В то время военной полиции Сеула приходилось заниматься разгоном протестных демонстраций. Протестов было так много, что полицейским доводилось есть и даже спать на улицах города. Их не однажды встречали градом камней и «коктейлями Молотова», так что сбивать огонь с одежды товарищей было для полицейских привычным делом. Но больнее удара камнем было для Квон Ирёна осознание безвыходности положения: он был вынужден нести военную службу независимо от собственных убеждений. «Из-за того что все так сложилось, в юности я не жил, а безобразно выживал», – говорил он позже.
Во второй половине 1980-х годов примерно из семисот тысяч выпускников корейских школ лишь 30,5 % поступали в высшие учебные заведения. Юному Квон Ирёну мир казался «местом, где необходимо противостоять трудностям и выживать». По словам Квон Ирёна, когда позже в качестве криминального профайлера он разговаривал с преступниками, не раз отмечал, что в их жизнях до совершения преступлений тоже было много страшного и тяжелого. «Я не сочувствовал им, но я их понимал».
В мае 1989 года Квон Ирён стал полицейским курсантом по рекрутскому набору. В потоке было около 1700 курсантов, которым преподавали различные дисциплины от основ уголовного судопроизводства до стрельбы и техник ареста. Квон Ирён получал ежемесячную стипендию в размере 9500 вон. Для сравнения, одна бутылка сочжу в то время стоила около 450 вон. Квон Ирён со смехом рассказывал, как однажды в нарушение правил выпил-таки бутылку сочжу и был наказан.
В начале 1990-х, когда правительство Но Тхэу объявило войну преступности, Квон Ирён вступил в тактическое подразделение Полицейского управления Сеула. «Форменной одеждой» подразделения были спортивные куртки и кроссовки. Полицейские арестовывали самых отъявленных бандитов и гангстеров, по ночам патрулировали столичные районы красных фонарей Чхоннянни и Миари. Для тех расследований прежде всего требовались крепкие кулаки и быстрые ноги.
В июле 1992 года Квон Ирён был переведен в Сеульское восточное отделение полиции. Спортивную куртку и кроссовки сменила полицейская форма, к немалому удовольствию молодого детектива. В один из первых дней работы на новом месте поступил сигнал: двое рыночных торговцев рыбой, напившись посреди дня, поругались и затеяли драку, вооружившись крюками, на которых развешивали рыбу. Прибыв на место происшествия, Квон Ирён окриком попытался остановить мужчин, но один из них, увидев молодого полицейского, разъярился еще сильнее и, изловчившись, приставил к горлу детектива заостренный край крюка. В голове Квон Ирёна пронеслась мысль о пистолете – он мог бы выхватить оружие и выстрелить. Однако полицейский сдержался. Люди из толпы, собравшейся вокруг места происшествия, урезонили пьяного торговца, и в конце концов мужчина опустил крюк. Квон Ирён надолго запомнил эмоции, наполнявшие рыночный пятачок: страх, гнев, напряжение. Именно с этими чувствами чаще всего приходится сталкиваться полицейскому.
Так же хорошо он запомнил день 21 октября 1994 года. За успешную службу он должен был получить благодарность от шефа Восточного отделения, однако встречу внезапно отменили. Утром 21 октября, в 7 часов 40 минут, обрушился мост Сонсу-тэгё на реке Ханган. В воде оказался 48-метровый участок моста, полная длина которого составляла 1160 метров. Вместе с перекрытием рухнули вниз шесть транспортных средств, включая городской автобус. Место трагедии входило в зону ответственности Восточного отделения полиции. Вновь переодевшись в спортивную куртку, Квон Ирён не забыл захватить фотоаппарат «Minolta», с которым с некоторых пор практически не расставался – к тому времени Квон Ирён был не только детективом, но также исполнял обязанности эксперта-криминалиста. Он был единственным криминалистом в Восточном отделении.
В результате трагедии погибли тридцать два человека и еще шестеро серьезно пострадали. Пассажирами городского автобуса были в основном старшеклассницы, и среди них оказалось особенно много жертв: при падении вниз автобус перевернулся и упал на крышу, ударившись об обвалившийся участок моста. Многие тела были деформированы. Квон Ирён фиксировал на фотопленку страшные находки: оторванные руки и кисти рук, ноги и ступни… За годы службы в полиции такое количество трупов он видел впервые. Его работа помогла Государственной судебно-медицинской лаборатории установить личности погибших. Также Квон Ирён делал общие снимки места происшествия.
«В те дни я впервые задумался о таком преступлении, как социальная безответственность», – говорит Квон Ирён. Строительная компания, возводившая мост, допустила ряд грубых ошибок, а городские чиновники смотрели на нарушения сквозь пальцы. В ноябре 1997 года виновные в трагедии были осуждены за профессиональную халатность, ставшую причиной смерти людей. Квон Ирён, собственными глазами видевший изувеченные тела девушек, сделал для себя вывод: «Не только бандиты, вооруженные ножами, опасны для общества. Не меньшую опасность представляют и те, чья недобросовестность в исполнении профессиональных обязанностей приводит к гибели невинных людей».
Эмоции, испытанные за годы полицейской работы, мысли, приходившие в голову во время расследований, помогли Квон Ирёну лучше понимать преступников, когда он занялся профилированием. «В книге Джона Дугласа “Охотник за разумом” есть выражение: мысли как убийца. Так, по его мнению, должен работать профайлер. Поэтому, слушая рассказы преступников, я ставил себя на их место. Когда они говорили о какой-либо полученной психологической травме, я вызывал в памяти собственный болезненный опыт. Для того чтобы перевоплотиться в другого человека, требуется определенная тренировка. В первое время мне было трудно возвращаться к своему “я”», – признался Квон Ирён в одной из наших бесед.
Впервые столкнувшись с необходимостью составлять психологический портрет преступника, Квон Ирён оказался в затруднительном положении. Он был совсем один, и никто не мог подсказать, как правильно действовать. Квон Ирён понимал, что необходимо установить контакты со знающими людьми и наладить межведомственное сотрудничество. В то время криминальная психология еще не вызывала большого интереса, и к работе первопроходцев в этой области относились в лучшем случае как к чему-то эксцентричному. С этими-то «эксцентричными» энтузиастами Квон Ирён и попытался наладить связь. Так появившаяся благодаря Юн Вечхулю должность профайлера способствовала преодолению ведомственных ограничений. Одновременно Квон Ирён размышлял: «Ответ на вопрос о психологии преступления должен исходить от самого преступника. Для того чтобы провести психологический анализ личности преступника, нужно выслушать его самого».
Пионеры корейской криминальной психологии Кан Токчжи и Хам Кынсу из Государственной судебно-медицинской лаборатории тоже искали единомышленников. Зная Квон Ирёна по занятиям, на которых преподавалась методика допроса с применением гипноза, Кан Токчжи однажды обратился к старшему полицейскому Квону с вопросом о его работе. Вопрос прозвучал своевременно, и Квон Ирён рассказал, что впредь от него ожидают проведения психолого-криминалистического анализа личностей преступников, и не стал скрывать, что испытывает затруднения по этому поводу. Кан Токчжи ответил, что считает такой анализ необходимым, и предложил вместе провести несколько бесед с заключенными. Квон Ирён с радостью согласился.
Джон Дуглас и его коллега Роберт К. Ресслер в начале 1980-х годов посетили множество американских тюрем, интервьюируя серийных убийц с целью изучения психологии самых жестоких преступников. Зачастую интервью проходили так напряженно, что их впору сравнивать с рукопашной схваткой. Чтобы открыть напрочь запертую дверь в душу убийцы, Дуглас разработал специальную методику диалога. Квон Ирён, Кан Токчжи и Хам Кынсу начали с визитов в полицейские отделения страны и опроса преступников, признавших свою вину и ожидавших суда. Работа американских предшественников, ставших прототипом многих киногероев, была для корейских специалистов профессиональным ориентиром.
Беседы проводились с теми, кто совершил серьезные преступления. Например, в августе 2000 года Квон Ирён и его коллеги интервьюировали сорокалетнего мужчину, обвиненного в убийстве тайной любовницы. Позже, в октябре того же года, разговаривали с мужчиной, который в ходе домашней ссоры убил жену и расчленил ее труп. В декабре – с девятнадцатилетним юношей, помогавшим расстаться с жизнью самоубийцам, которых находил через интернет. Затем было интервью с пожилым организатором платных учебных курсов, обвиненным в сексуальных домогательствах к несовершеннолетним учащимся. Всего за два дня до исчезновения Чиён, 8 мая 2001 года, они встретились с заключенным под стражу серийным насильником. До начала следствия по делу Чиён были проинтервьюированы двадцать девять преступников, а всего до 7 июля 2004 года, когда состоялся последний выезд, были опрошены сто двадцать семь человек.