Например, по-разному было оценено первое осуждение Чо Хёнгиля. Суд первой инстанции подчеркнул, что уже через год после освобождения Чо вновь поддался низменному влечению, совершив «неискупимое преступление». Однако суд второй инстанции увидел в ситуации позитивный момент, отметив, что подсудимого привлекали к уголовной ответственности один-единственный раз.
Действительно ли раскаялся Чо Хёнгиль, отправлявший апелляционному суду прочувствованные послания? Не могло ли это быть простой уловкой с целью сохранить свою жизнь? Криминальная психология учит не увлекаться философскими размышлениями, а оперировать фактами. Джон Дуглас отмечает, что важно правильно соотнести личность преступника с одной из категорий лиц, совершающих противоправные действия по отношению к детям, и выделяет два типа людей: «растлителя детей по предпочтению» и «ситуационного растлителя детей» [18].
Для растлителей детей по предпочтению дети являются предметом сексуальных фантазий. Такие преступники редко испытывают сексуальное влечение к зрелым женщинам. Зачастую лица, которых можно отнести к этому типу, коллекционируют детскую порнографию и имеют историю привлечения к уголовной ответственности. Среди них в большом количестве встречаются люди с отклонениями характера. Существует устойчивое мнение о том, что педофилия – это патология, не поддающаяся исправлению методами воспитания и образования. В противоположность им ситуационные растлители не испытывают устойчивого сексуального влечения к детям. Ребенок для них становится скорее случайной, нежели принципиально выбранной жертвой. Преступление совершается, например, потому что ребенок по стечению обстоятельств оказывается в поле зрения насильника либо по какой-то другой причине. Ни суд первой инстанции, ни апелляционный суд не задумались, к какому типу преступников относится Чо Хёнгиль. В Южной Корее начала 2000-х время криминальной психологии еще не пришло.
Если бы Чо Хёнгиль не был арестован полицией, смог бы он «исправиться» самостоятельно? Если бы не предстал перед судом, смог бы раскаяться и не совершать других преступлений? С помощью научного анализа определив тип личности Чо Хёнгиля, можно было бы попробовать ответить на эти вопросы. Работая над книгой, я захотел поговорить об этом с председательствующим судьей апелляционного суда Ку Уксо, уже вышедшим в отставку, однако его адвокат, через которого я пытался связаться с судьей, мне не ответил.
Если Чо Хёнгиль являлся растлителем детей по предпочтению, то с высокой степенью вероятности он бы не остановился. Брент Тёрви, рассказывая о деле одного серийного насильника в 1990-х годах, обращал внимание на то, что, хотя на суде насильник и демонстрировал глубокое раскаяние, он не останавливался до тех пор, пока не был арестован и обвинен.
Чо Хёнгиль больше не подавал апелляций: по-видимому, приговор к пожизненному заключению его устроил. Квон Ирён не сразу узнал об изменении меры наказания, а узнав, испытал настоящее потрясение: он считал, что Чо Хёнгиль однозначно заслуживает смертной казни.
О дальнейшей судьбе семьи Чиён ничего не известно. Вполне вероятно, что родителей до сих не отпускает чувство вины из-за того, что они не уберегли ребенка. «Потерпевшие не стремятся к новому общению с детективами. Большинству из них просто не хочется вспоминать о случившемся. Это обычная психологическая реакция на полученную эмоциональную травму», – говорит Квон Ирён.
Днем 31 января 2002 года, когда вступил в силу новый приговор Чо Хёнгилю, стояла прекрасная зимняя погода. Мир не проявлял никакого интереса к порожденному им чудовищу. Газетные заголовки сообщали о том, что Америка не потерпит распространения оружия массового поражения ни в Северной Корее, ни где-либо еще. Мало кто знал, что в том месяце в Южной Корее было зафиксировано восемьдесят случаев убийств и покушений на убийство.
Квон Ирён по-прежнему оставался единственным профайлером страны. Утром он, как обычно, прочел полицейские отчеты о насильственных преступлениях, произошедших за сутки. Он не знал, что совсем скоро появится новое чудовище, еще более отвратительное, чем Чо Хёнгиль.
Глава втораяНеразрешимая задача
Ощущение власти. Не знаю. Они были такими уязвимыми. Жуть. Просто… Я очень… Меня это возбуждало, я кайфовал. Называйте, как хотите. Не могу объяснить, почему мне это нравилось. Я не знаю, как это описать [19].
Утро 25 сентября 2003 года не предвещало ничего необычного. На рассвете температура поднялась чуть выше 15 градусов по Цельсию, однако днем воздух прогрелся до 25 градусов. Было ясно и безветренно, и с верхнего этажа Полицейского управления Сеула можно было беспрепятственно любоваться на горный хребет Пукхансан. Синее осеннее небо не располагало к мыслям о преступлениях, однако затворник третьего этажа Квон Ирён жил в своем собственном мире, слишком не похожем на мир обычных людей. Как бы солнечно ни было на улице, профайлер и детективы вечно окружены тьмой, которую прорезает лишь луч фонаря. Такая у них работа.
В 2001 году, когда велись поиски убийцы Чиён, Квон Ирён составил для полиции психологический портрет еще неизвестного на то время преступника. Его доклад был первым криминальным профайлом в Южной Корее. С тех пор для Квон Ирёна ничего не менялось: изо дня в день он в одиночку выполнял работу профайлера в составе крошечной группы анализа преступлений.
В мае 2003 года Квон Ирёна заметила пресса: первым обратил внимание на деятельность профайлера журналист Ким Чхансок, представляющий еженедельный журнал «Хангёре 21». Причиной неожиданного интереса стал вышедший в прокат фильм режиссера Пон Чунхо «Воспоминания об убийстве» [20]. Ким Чхансоку не потребовалось много времени, чтобы понять важность профайлинга и качественной криминалистической экспертизы для работы полиции.
Режиссер фильма, объясняя в одном из интервью, почему не был найден хвасонский серийный убийца, высказался в том смысле, что преступления хвасонского маньяка опередили свое время. Южнокорейская полиция второй половины 1980-х годов ни технически, ни психологически не была готова к раскрытию подобных преступлений.
Однако к 2003 году многое изменилось. Ким Чхансок, взявший интервью у Квон Ирёна, писал в статье следующее:
Криминалистическая экспертиза развивается быстрыми темпами. Сейчас, опрашивая свидетелей насильственных преступлений, детективы имеют возможность моментально связаться с полицейским отделением для получения дополнительных сведений. По словам помощника инспектора Квон Ирёна из группы анализа преступлений, выступающего за систематизацию и внедрение в расследование новейших методов криминалистического анализа, разработанных на основе отечественного и зарубежного опыта, «современная криминалистическая экспертиза позволяет снимать отпечатки пальцев с предметов, находившихся в воде несколько месяцев, идентифицировать личность преступника по совокупности характеристик голоса и многое другое».
Почти каждый раз, когда происходило убийство, Квон Ирён совершал выезд на место преступления. Его коллеги из отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула работали по расписанию «день ночной смены – день дневной смены – выходной», но такой режим был возможен только в команде, а у Квон Ирёна не было даже напарника. Так что профайлеру приходилось почти ежедневно проводить ночи в Полицейском управлении.
«Моя смена, опять моя смена и снова моя смена», – бормотал под нос Квон Ирён. Ему не оставалось ничего другого, как разговаривать с самим собой. Иногда поспать получалось только в одну ночь из трех, а на рассвете после короткого отдыха приходилось отправляться на место преступления. И все же Квон Ирён каждое утро упорно облачался в костюм и повязывал перед зеркалом галстук. Его рабочий день начинался с просмотра отчетов о насильственных преступлениях за прошедшие сутки. В таких отчетах перечислялись лишь факты, сухие, как старая газета. Квон Ирён привычно обращал внимание на характерные особенности преступлений – например, такие, как орудие убийства. Прежний опыт детектива и дактилоскописта существенно помогал в работе. Ежедневно он прочитывал около пятнадцати отчетов об убийствах, изнасилованиях и поджогах, а также знакомился с материалами прессы. Закончив изучать криминальные новости, Квон Ирён шел в столовую съесть тарелку лапши.
Утро 25 сентября 2003 года точно так же началось с просмотра полицейских отчетов. Один из них сообщал о двойном убийстве в квартале Синсадон престижного района Каннам. Мужчина, вернувшийся домой в десять часов вечера 24 сентября, обнаружил тела убитых родителей. На момент смерти отцу было чуть за семьдесят, матери – около семидесяти лет. Тела находились на полу в гостиной, на головах обеих жертв имелись повреждения, причиненные тупым предметом. Дело вело районное отделение полиции.
В городе давно не происходило таких жестоких преступлений. Из Полицейского управления в Синсадон срочно выехали начальник криминального департамента, начальник отдела насильственных преступлений и бригада экспертов-криминалистов. Осмотр места преступления и опрос свидетелей не дали никаких зацепок. Квон Ирён прибыл в дом, где произошла трагедия, в полдень 25 сентября.
Шел первый год президентства Но Мухёна [21]. Главной темой, интересовавшей прессу, было участие армии Южной Кореи в операции по поддержанию мира в Ираке. Тем не менее газеты отреагировали и на произошедшее в Синсадоне. Так, заметка в ежедневной газете No Cut News гласила:
Почему были убиты пожилой профессор и его супруга?
Жестокое убийство почетного профессора одного из женских колледжей и его супруги, произошедшее 24 сентября в квартале Синсадон района Каннам, ставит вопрос не только о личности убийцы, но и о возможных мотивах беспощадного преступления в отношении старой семейной пары. Отмечая, что из дома не пропало ни одной ценной вещи, полиция считает беспорядок на месте п