Это не означало, что Ротшильды не гордились своей еврейской родословной. По общему мнению, главы семейства тщательно следили за соблюдением еврейских традиций и обычаев. За многие годы семейство добровольно жертвовало значительные суммы на еврейские нужды и, возможно, даже сыграло решающую роль в создании государства Израиль, хотя некоторые авторы утверждают, что Ротшильда больше интересовал в Израиле контроль над нефтью, чем любовь к родине.
Один из методов избежать антисемитизма заключался в вербовке оперативных работников нееврейской национальности как фасада для организации Ротшильда. В период американской гражданской войны Морган публично делал антисемитские высказывания и вместе с тем содействовал целям Ротшильдов. «Насколько проявляемый Морганом антисемитизм был реален и насколько, возможно, был прагматичным, в конечном итоге не имеет большого значения… Независимо от чьей-то трактовки природы отношений между домами Моргана и Ротшильда, факт остается фактом, они были близкими, контакты их были длительными и выгодными для обоих. Если бы Морган действительно проповедовал антисемитизм, то он и Ротшильд вряд ли бы шли по одному пути бизнеса» [393], — отмечал Гриффин.
Согласно автору Ику, Морган и Рокфеллер были богатыми «кошельками», использовавшими финансы Ротшильда для «создания огромных империй, позволявших контролировать банковское дело, бизнес, нефть, сталь и т. д. и управлять экономикой Соединенных Штатов Америки так же, как это делал Оппенгеймер в Южной Африке» [394].
Другая причина состояла в отношениях Майера Ротшильда со своими сыновьями, которых называли «Франкфуртская пятерка». Все они были тщательно выучены и воспитаны, чтобы правильно продвигать бизнес и банковское дело семейства.
В то время как Майер и его старший сын Амшел осуществляли контроль Франкфуртского банка, сын Натан в 1804 г. создал Лондонское отделение. Тем временем самый молодой сын Якоб (который предпочитал называться Джеймсом) в 1811 г. объединил банковские круги Парижа (Франция), Соломон развернул свою деятельность в Вене (Австрия), а Карл в Неаполе (Италия).
Майер работал также с соседями. «Варбурги начали лоббировать бизнес Ротшильда в Гамбурге, начиная с 1814 г., хотя их регулярные деловые отношения не были установлены до 1830-х годов…» [395] — писал биограф Фергюсон.
В 1785 г. Ротшильды разделили паи с семейством Шиффа. Внук Шиффа Якоб Генри Шифф в 1865 г. эмигрировал в Америку после встречи с Абрамом Куном, пригласившим его примкнуть к Нью-Йоркской инвестиционной фирме, которой владел Кун. В 1875 г. молодой Шифф женился на дочери Соломона Лоэба, тогда главы мощной инвестиционной банковской фирмы «Кун, Лоэб и Компания» в Нью-Йорке. После смерти Лоэба в 1885 г. главой фирмы стал Шифф. Именно Шифф финансировал покупку «Юнион Пасифик» для железнодорожного магната Эдварда X. Харримана, отца будущего государственного деятеля Аверелла Харримана. Шиффу и Авереллу Харриману предстояло сыграть важные роли в революционных событиях России 1917 г. [396]
Два старших сына Харримана обучались в Йельском университете, где они вступили в орден «Череп и Кости»: Уильям Аверелл в 1913-м, а Эдвард Роланд Ноэль в 1917 г. В 1930-е годы банковская фирма Аверелла из «Харриман и Компания» слилась с частной международной банковской фирмой «Браун Бразерс», создав «Браун Бразерс, Харриман и Компания», давним партнером которой был Прескотт Буш, который вступил в орден «Череп и Кости» в 1917-м, отец Джорджа Буша (орден «Череп и Кости» в 1949-м) [397].
Браки между видными еврейскими семействами иммигрантов были обычными на стыке веков. «Стремясь к защите своих огромных состояний, еврейские династии считали выгодным как в Соединенных Штатах, так и в Западной Европе создавать семейные брачные связи, — писал профессор истории Говард М. Сачар. — Соломон Лоэб и Абрам Кун, как известно, были женаты на сестрах друг друга, а Якоб Шифф мгновенно стал их партнером, женясь на дочери Лоэба. В свою очередь, Феликс Варбург, отпрыск выдающегося гамбургского банковского семейства, обеспечил себе товарищество старших Куна и Лоэба, женясь на дочери Шиффа Фриде. Брат Феликса Варбурга Пауль женился на дочери Соломона Лоэба Нине — дочери Лоэба от второй жены — и, таким образом, стал дядей своего собственного брата. Другой партнер, Отто Канн, женился на Аделаиде Вольф, дочери одного из основателей и инвесторов фирмы. Из компании «Гольдман и Сакс» два сына Сакса женились на двух дочерях Гольдманов» [398].
Другой более современный пример этих высших связей — любовная интрига, получившая широкую огласку в 1950-х годах, между Эли Ротшильдом и бывшей невесткой Уинстона Черчилля, Памелой Черчилль. После того как афера лопнула, она переехала в Нью-Йорк, где после непродолжительного брака с бродвейским продюсером поймала в свои сети финансиста и члена СМО Аверелла Харримана. В 1993 г. Памела Харриман была назначена президентом Клинтоном американским послом во Франции [399].
Пристальное внимание к бизнесу, объединение путем взаимных брачных связей и использование прикрытий способствовало созданию гигантской, тайной банковской империи Ротшильдов. Эта империя оказывала и оказывает значительное влияние на экономический и, следовательно, политический курс Европы и Соединенных Штатов Америки, тайным и опосредованным образом.
В 1806 г. Натан стал английским гражданином и женился на Хане Коган, старшей дочери Леви Баранта Когана, в то время ведущего финансиста Лондона. Брак был скреплен созданием английского банковского отделения.
«Натан Ротшильд позднее хвастался, что за 17 лет, проведенных им в Англии, он увеличил свой первоначальный капитал с 20 тыс. фунтов, данных ему его отцом, в 2500 раз, то есть до 50 млн. фунтов. Это действительно огромная сумма на то время, сопоставимая сегодня по покупательной способности с миллиардом долларов США» [400], — заявил один из исследователей семейства Ротшильдов.
Дрек Вильсон, биограф Ротшильдов, отмечал, что в 1810 г. Натан был всего лишь одним из многих финансистов, работающих в Лондоне. Но в 1815 г. он стал основным финансистом английского правительства и Банка Англии. «Такой знаменательный поворот мог быть достигнут только сложными деловыми отношениями, многие из которых покрыты тайной, в которую никогда не удастся проникнуть» [401], — отмечал Вильсон.
Автор Ик видел в этих связях доказательство заговорщического контроля Ротшильдов. «Это были коронованные особы Европы, задолжавшие Ротшильдам, сюда входила и династия Черной знати, Габсбурги, управлявшие Священной Римской империей в течение шестисот лет, — писал он. — Под свой контроль Ротшильды взяли и Банк Англии. Если шла война, Ротшильды находились за кулисами, создавая конфликт и финансируя обе враждующие стороны» [402].
«Вполне возможно, что они оставались гражданами страны, из которой вышли, но патриотизм им не был присущ, — писал Гриффин. — Они были очень талантливы, если не хитры, и сочетание этих черт сделало их образцом для подражания, холодными прагматиками, возвышающимися сегодня над политическим и финансовым миром» [403].
Финансовая империя Ротшильдов возникла из займов правителям Европы и из успешного использования отдельных банковских операций. Понимание этих «отдельных банковских операций» требует краткого взгляда на происхождение и историю денег. А понимание их использования требует внимательного изучения одного из наиболее мощных финансовых учреждений планеты.
Расширение фондового рынка от 1800 до 1850 г. означает распространение фирмы Ротшильда и всего того, что с нею связано. Ибо имя Ротшильда означает больше, чем одна его фирма. Оно означает всю совокупность еврейства, поскольку оно действовало на бирже. Только с помощью еврейства Ротшильды смогли завоевать себе то могущественное положение, то почти нераздельное господство на фондовой бирже, которым они пользовались в течение полувека. Едва ли можно считать преувеличением, когда говорили, что министр финансов, почему-то утративший благосклонное расположение этой мировой фирмы и не желавший входить с ней в соглашение, принужден был прямо закрыть свою канцелярию. (Это, впрочем, для иных стран имело силу вплоть до начала второй половины XIX в.)
Давать здесь историю дома Ротшильдов, хотя бы только в общих чертах, не имеет смысла. Всякий легко может ознакомиться с всемирно-историческим значением этого дома по (частью довольно хорошей, во всяком случае, очень обширной) литературе о Ротшильдах [404]. Подчеркнем только несколько характерных черт, наложенных Ротшильдом на биржу и биржевое дело, чтобы таким образом показать, что не только в количественном, но и в качественном отношении современная биржа есть ротшильдовская (т. е. еврейская).
Первая присущая бирже со времен Ротшильдов характерная черта (наложенная на нее именно Ротшильдами) — это ее интернациональность. Вряд ли нужно еще доказывать, что интернациональный характер биржи служил необходимым условием колоссального расширения фондового дела, для развития которого необходим был прилив «капиталов» со всех углов и концов обитаемой земли к центрам кредитного обращения, к большим мировым биржам. Интернациональность кредитных отношений, которая нам представляется чем-то вполне естественным, еще в начале XIX в. вызывала каждый раз величайшее удивление. Когда Натан Ротшильд в 1808 г., во время англо-испанской войны, взялся, сидя в Лондоне, покрывать платежи британской армии в Испании, то это считалось необыкновенным подвигом и, собственно говоря, послужило первой основой его чрезвычайного влияния. До 1798 г. существовала лишь франкфуртская фирма. Затем каждым из сыновей старого Майера Ашмеля были, как известно, основаны отделения: в 1798 г. — в Лондоне, в 1812 г. — в Париже, в 1816 г. — в Вене, в 1820 г. — в Неаполе. Это дало возможность обращаться с займом каждого иностранного государства как с внутренним, а у населения укоренился обычай помещать свои деньги в бумагах, так как проценты и дивиденды выплачивались в собственной стране. Писатели начала XIX века сообщают как о необыкновенно важном нововведении, что «каждый обладатель государственных бумаг может по желанию и без всякого труда получать свои проценты в нескольких местах: дом Ротшильда во Франкфурте выплачивает проценты за счет нескольких правительств; парижский дом Ротшильда выплачивает проценты австрийских Metalliques; неаполитанская рента, проценты англонеаполитанских облигаций подлежат, смотря по желанию, уплате в Лондоне, Неаполе или Париже»