- Я опять не понимаю, - тоскливо проговорил Борис. - Как это он может меня ждать? И вы тоже, говорите, звонили, искали... Ах, ну да! Вахтер сказал, наверное? И вы догадались? Неужели можно было догадаться...
- С вахтером я потом поговорил... Сначала Шелест подсчитал по расходу энергии, что камера не только ушла в прошлое, но и вернулась назад с полной нагрузкой... примерно соответствующей вашему весу.
- Понятно... - протянул Стружков. - А вы, значит, в хронофизике ориентируетесь?
- Пришлось отчасти разобраться, - суховато ответил Линьков, слегка обидевшись. - И ваши лекции не пропали даром...
- Мои лекции? - искренне удивился Борис. - Я никогда лекций не читал! Ах да, вы, наверное, имеете в виду разговоры... - Он осекся и замолчал.
"Да что ж это с ним? - недоумевал Линьков. - Может, все же при переходе что случилось? Все-то он перезабыл..."
- Не кажется-ли вам, - светским тоном сказал Линьков вслух, - что вести разговор в коридоре несколько неудобно? Почему бы нам не посидеть в вашей лаборатории? Ведь у вас есть ключ.
Борис явно не пришел в восторг от этого предложения.
- Мне бы надо к Шелесту... а потом... - пробормотал он.
- Так ведь Шелест сейчас занят, - возразил Линьков. - Я звонил Тамаре:
ученый совет непредвиденно затянулся, там какое-то каверзное дело...
- Каверзное дело? А, это, наверное, они с Туркиным возятся... задумчиво отозвался Борис, - Ну, ладно... только действительно сообщить надо Шелесту...
- Да, я сейчас же из лаборатории позвоню! - заверил Линьков.
В лаборатории окно было распахнуто, ветер шелестел бумагами на столе и в выдвинутом ящике.
- Это я тут хозяйничал... - смущенно пояснил Борис.
"Интересно, почему это он сначала сюда кинулся, а потом только к Шелесту собрался? - раздумывал Линьков. - Про записку спрашивал... Что ж, он только теперь сообразил, что ее лучше бы ликвидировать?"
- У меня к вам целая куча вопросов накопилась, - сказал он, положив трубку после разговора с секретаршей Шелеста. - Можно я по порядку?
- Пожалуйста, - досадливо морщась, сказал Борис. - Только я вряд ли смогу...
Лучше бы с Шелестом сначала... Вам трудно будет понять...
- А я все же постараюсь, - невозмутимо возразил Линьков. - Да и вопросы будут не такие уж сложные. Значит, вопрос первый: вы говорили с Берестовой о том, что она видела вас в окне лаборатории вечером двадцатого мая? И что вы ей сказали на это?
- Что же я мог сказать? - смущенно проговорил Борис.- Я... ну, я ведь там действительно был...
Линьков даже растерялся - очень уж легко и просто Борис признался, что лгал все эти дни, лгал изощренно, артистически.
- Выходит, что о смерти Левицкого вы знали еще двадцатого мая? - жестко спросил он.
- Ну... можно сказать, что двадцатого...- подумав, ответил Стружков.
- И знали, почему он... умер?
- Да... знал... Поэтому я и... - Он осекся и замолчал.
Линьков ошеломленно уставился на него. Да что ж это, он теперь во всем сознается, и без особого смущения, словно это был дружеский розыгрыш! С ума он сошел, что ли?
- Тогда уж давайте по порядку, - мрачно предложил он, протирая очки. Как вы попали в лабораторию? Неужели через проходную?
К его удивлению, Борис вяло улыбнулся, словно услышал не очень удачную шутку.
- Нет, через проходную мне было бы трудновато, - с оттенком юмора сказал он.
- Я прямо сюда, в лабораторию...
- Как это прямо в лабораторию? - удивился Линьков.
Борис посмотрел на него тоже с удивлением.
- Да вот... - Он кивнул на хронокамеру. - Как же еще?
Линьков совершенно сбился с толку. Не зная, как дальше вести разговор, он уцепился за хронофизические проблемы:
- Но ведь если вы путешествовали в прошлое, вы не могли вернуться назад! То есть если вы там выходили из хронокамеры. А вы, я знаю, выходили!
- Выходить-то я выходил, - сказал Борис. - Но тут есть одна закавыка...
боюсь, что вы не поймете, это уже тонкости... Лучше бы нам сразу к Шелесту, и вы бы тогда послушали...
- Воля ваша,- сдержанно сказал Линьков, уязвленный этим упорным пренебрежением к его способностям в области хронофизики. - Но Шелест вам тоже вряд ли поверит. Всего час назад он втолковывал мне элементарную хронофизичесную истину, что раз вы вернулись, значит, из камеры не выходили и никаких действий в прошлом не совершали.
- Что касается действий, - медленно проговорил Борис, - то действий я, пожалуй, никаких особых не совершал... Мне кажется, я и не должен был отклонить мировую линию... Хотя... ах, я, дурень! Ну, конечно...
У Линькова в голове какая-то неприятная пустота образовалась от всей этой дикой путаницы, от этих нелепых ответов, совершенно между собой не согласующихся. О каком двадцатом мая, собственно, говорит Борис? Ведь если он попал туда через хронокамеру, то речь идет уже не о том "нормальном"
двадцатом мая, с которого начинается в здешнем мире дело Левицкого, а о возвращении в прошлое. А это совсем другой коленкор! Но как же тогда могли его видеть Нина и Чернышев? Видели раньше, чем он там побывал? Опять нарушение причинности! Линьков рассердился и решил взять быка за рога.
- Вот что, - сухо сказал он. - Расскажите, пожалуйста, что конкретно вы делали вечером двадцатого мая?
Борис вздохнул и досадливо поморщился.
- Н-ну... что... - Он запинался на каждом слове. - Увидал Аркадия... на диване... Хотел вызвать "Скорую помощь:
- Почему же не вызвали?
- Телефон, понимаете, не работал, - растерянно сказал Борис. - Я побежал в зал хронокамер...
- Лаборатория Чернышева ближе... - заметил Линьков.
- Я не знал, что Чернышев еще в институте... - пробормотал Борис. Вернее, не сообразил, растерялся.
- Ну, хорошо, побежали вы в зал, - скептически сказал Линьков, - и что же дальше?
- А там телефон тоже не работал! - криво усмехаясь, ответил Борис, Представляете мое положение? Я совсем растерялся!
- Так растерялись, что на все махнули рукой? - с нескрываемой уже насмешкой спросил Линьков.
Его злила эта бездарная, нелепая ложь. Злила - и опять-таки удивляла. Три дня Борис Стружков лгал виртуозно, ни на секунду не вышел из роли, а теперь не может сочинить хоть относительно правдоподобную версию, путается, противоречит себе самому...
Но Бориса возмутила эта насмешка, и он заговорил без прежней вялости.
- То есть как это махнул рукой?! - почти крикнул он. - Да вы что? Я затем, что ли, в прошлое лез? Я обратно побежал, в лабораторию. Мне вдруг страшно стало, что, пока я бегаю, Аркадий умрет... Он ведь совсем как мертвый был! - упавшим голосом сказал Борис. - Я пульс никак не мог нащупать... и дыхания не слышал... И вот тут я голову совсем потерял! Сначала решил в проходную бежать... Потом в окно высунулся: думал, может, кто пройдет по улице, я закричу, мне уже все равно было, пускай меня видят, пускай что угодно! Но никого не было...
- А Нина? - невольно спросил Линьков.
- Нину я не видел... может, она раньше проходила, еще до того, как я бегал вниз... Ну, в общем, я начал бестолково метаться из угла в угол... Стыд и позор, конечно, что я так растерялся... Но, понимаете, я-то рассчитывал, что попаду туда часов в шесть-семь вечера, а почему-то меня перебросило так поздно, почти в одиннадцать... и Аркадий уже умирал! Я к этому не подготовился как-то... и потом телефоны эти проклятые... ведь надо же!
- Действительно... - отозвался Линьков, уже без насмешки.
Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал теперь гораздо более правдоподобно... "Э, за счет интонации! - вдруг обозлившись, решил он. Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет по-прежнему чушь. Взрослый парень, и знал ведь все это заранее, - с чего бы он так уж растерялся?"
- Ну вот... И я сам не понимаю, чего меня туда понесло... - уныло сказал Борис.
- Куда именно? - изумленно осведомился Линьков.
- Да в хронокамеру! - Борис с ожесточением махнул рукой. - Понимаете, глянул я туда случайно и вижу: стоит там подставка, здоровенная такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я вот так, ничего толком не сообразив, сунулся туда... Мне бы, дураку, подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был не в себе. Такой идиотизм - с ума сойти!
Но мне, конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена... Я только здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда меня и швырнуло...
- Почему же вы обратно не отправились?
- Я... ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я не мог понять, почему меня швырнуло... и куда я попал...
- Как же это? - удивился Линьков.- Ведь записка тут на столе лежала, и расчеты...
- Ну да, вот записка... Но я все равно не сразу понял...
- А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем?
- В основном, пожалуй, да: С Ниной вот поговорил... Понял, какая путаница получилась... по моей вине...
- Берестова, очевидно, с утра была с вами?
Да, я ее у дома подстерег. Мы долго разговаривали. Потом на телефонную станцию ходили...
- Зачем? - удивился Линьков.
- Да телефоны эти проклятые, - сказал Борис, - покою они мне не давали.
Почему они все не работали, будто сговорились!
- Да, довольно странно, - согласился Линьков.
- Вот и Нина не могла поверить. Да оно и понятно. А вот, представляете:
оказалось, что двадцатого мая с двадцати двух до двадцати четырех часов кабель ремонтировали в нашем районе. В общем, отключили на два часа весь участок...
"Это уж он вряд ли сочиняет, - подумал Линьков, - это ведь в два счета проверить можно, он же понимает. Но если не врет, что же тогда все это означает?"
- Ну, ладно. - Линьков тяжело вздохнул. - Позвоню-ка я Шелесту, а то вдруг Тамара забыла передать... Да! Один только вопрос еще: вы, когда были там, записку Левицкого не видали?
Борис внезапно покраснел как рак и жалобно сказал: