История с Берестовой - раз! - Он энергично пригнул к ладони свой толстенный мизинец. - Поссорился с Левицким в последний день - это уже два! - Он загнул могучий безымянный палец. - Понятно? Есть факты! Он, конечно, вам говорит, что уходил из института, ну, так это еще надо проверять и проверять! Мог он, скажем, уйти не в пять ровно, а где-нибудь около шести? Мог! Они же у нас, физики-шизики, никогда по звонку не уходят, чтобы все вместе, дружно, коллективом, а так, помаленьку расползаются, как клопы, от пяти до шести.
Вот уж после шести, - тогда заметно, если кто выходит. Но Стружков, я ж говорю, вполне до шести мог справиться! Уловили мою мысль?
Линьков старательно протирал очки.
- Мысль вашу я уловил, - пробормотал он, надевая очки, - но должны же быть какие-нибудь мотивы.
- Есть мотив, а как же! Еще и какой мотивчик - пальчики оближешь! заторопился Эдик. - Я тут некоторые наблюдения произвел. И представляете, что выясняется, - что Стружков-то с Берестовой уже не того! Я Берестову на этот счет пробовал прощупать, но она, конечно, кремень-девка! Говорит официальным тоном: "Вам просто показалось!" - и все. А чего там показалось! Невооруженным глазом видно: то они все вместе да вместе - и в столовке за одним столом непременно и из института чуть не под руку, а теперь как обрезало! Вот только я не выяснил еще, с какого времени у них врозь пошло! - покаялся Эдик. - Но можно так предположить, что Берестова взяла да и перекинулась обратно к Левицкому! Возможен ведь такой вариант, правильно?
- Вообще-то да, - вяло отозвался Линьков. - Но все же обоснования слабоваты, неубедительны... Алиби Стружкова проверить, конечно, следует, тут вы правы...
При всей дикости коноваловской "версии" просто отмахнуться от нее было нельзя. Факты накапливались все такие, что следует думать скорее всего об убийстве или о каком-то другом преступлении, ставшем причиною гибели Левицкого. А если было преступление, то был и преступник...
- Да.обоснований я вам сколько хотите найду, - обиженно сказал Эдик. Котелок-то у меня кое на что годится, как думаете?
"Котелок твой для туристских походов годится, - со злостью подумал Линьков, - кашу в нем хорошо варить!"
- Я считаю: проработать надо этот вариант! - стоял на своем Эдик, - Вы не смотрите, что они ученые, интеллигенты.
Линьков медленно поднялся, потянул свою папку со стола. Коновалов тоже встал.
- Фактики я вам подберу, не сомневайтесь! - ободряюще сказал он. - Я хоть тут и недолго, а всю здешнюю специфику насквозь понимаю. Такие фактики подберем, - будь здоров!
- Учтите, что любые факты, - деревянным голосом произнес Линьков, нуждаются в тщательной проверке и уточнении. Надеюсь, вы меня поняли?
- Я вас понял! - горячо заверил Эдик, но ясные глаза его растерянно забегали. - Все проверим до точности!
Линьков с трудом удержался, чтобы не хлопнуть дверью под носом у понятливого Эдика.
Прокуратура была совсем близко от института - минут шесть ходу пенсионерским шагом. Линьков с разгона взял эту дистанцию максимум за полторы минуты и сам даже удивился, заметив, что уже поднимается по лестнице в здании прокуратуры.
"Версии, версии, вагон версий, а фактов кот наплакал, - думал он, шагая по коридору к кабинету начальника отдела. - Потому и версий много, что фактов мало..."
Когда Линьков закончил свой довольно бесцветный отчет, Иван Михайлович некоторое время молчал, барабаня пальцами по столу.
- Материала действительно негусто, - отозвался он наконец. - Ну, а как по-вашему, специфика института не играет никакой роли в происшествии?
Линьков пожал плечами.
- Непосредственно с работой лабораторий я еще не успел ознакомиться. Но маловероятно все-таки... Обстоятельства происшествия самые бытовые, к физике никакого отношения не имеют.
- Непонятно все же, - сказал Иван Михайлович, - почему именно в лаборатории?.. Очень непонятно... И вторая деталь - пропавшая записка.
Версию шантажа вы решительно исключаете?
- Работы, которые велись в лаборатории Левицкого и Стружкова, засекречены не были, так что вроде бы...
- Но в других-то отделах института есть засекреченные работы, возразил Иван Михайлович. - И Левицкий мог ведь что-то знать об этих работах?
- Конечно, мог, - согласился Линьков. - Такой вариант не исключен. Тогда в записке Левицкий мог сообщить, кто и что является причиной его смерти. И забрал записку тот, ному это разоблачение чем-то грозило...
- Логично, - сказал Иван Михайлович. - Но, значит, этот человек все время наблюдал за Левицким. Ведь чтобы вовремя перехватить записку, нужно было следить за каждым его шагом... и нужно было знать о замысле самоубийства...
- Или самому подготовить это самоубийство, - хмуро заметил Линьков, Хотя, с другой стороны: зачем бы тогда Левицкому писать записку?
- Могло быть и иначе, - возразил Иван Михайлович. - Левицкий, возможно, вовсе не собирался кончать самоубийством. Содержание записки могло быть, допустим, такое: "Я запутался, сделал то-то и то-то, иду заявить об этом".
Кто-то прочел эту записку, понял, чем это для него пахнет, и вот тогда организовал это "самоубийство". Или же он догадался о решении Левицкого как-то иначе, не прочитав еще записки, - это мне кажется даже более вероятным... Теперь прикинем. Во-первых: кому могла быть адресована записка и кто имел больше всего шансов ее обнаружить раньше времени? Во-вторых: кто знал Левицкого так хорошо, что мог по его поведению понять, на что он решился?
Линьков молчал, сжав губы. Ему было очень не по себе.
- По-видимому, таких людей немного, - продолжал Иван Михайлович. Стружков... Берестова... Хотя Берестова, видимо, исключается, раз она давно уже не встречалась с Левицким.
- Мог ведь быть и кто-то третий, тоже из институтских работников... тихо сказал Линьков. - Ни Стружков, ни Берестова не могли бы, мне кажется, действовать так предусмотрительно, точно и хладнокровно, как было бы необходимо в данной ситуации.
- Я понимаю, что в это поверить трудновато, - сочувственно отозвался Иван Михайлович. - Мне и самому эта версия очень не по душе. Но все-таки мой вам совет: понаблюдайте тоже и за Стружковым! Осторожно, объективно, не торопясь... Я понимаю, отпуск ваш срывается, но мы как-нибудь это потом сбалансируем, мое вам слово...
- Есть! - устало отозвался Линьков, вставая. - Зайду в библиотеку, затем вернусь в институт, лаборатории мне надо посмотреть...
- В общем, действуйте, действуйте, - поощрил его Иван Михайлович, снимая трубку телефона.
В городской библиотеке Линьков предъявил свое удостоверение и сказал нарочито небрежным тоном, что его интересует один вопрос: можно ли при помощи библиотечного учета установить, кто и сколько времени был в читальном зале в тот или иной день. Заведующая читальным залом, маленькая энергичная женщина, проницательно поглядела на него сквозь толстые линзы очков.
- Это вы для алиби? - деловито осведомилась она. - Кто конкретно вас интересует?
"Ишь ты, какая прыткая!" - удивился про себя Линьков.
- В данном случае я хочу выяснить лишь принципиальную возможность, сугубо официальным тоном ответил он. - Существует, по вашему мнению, такая возможность или нет?
- У нас есть постоянные читатели. Их наши сотрудники в лицо знают. Если это кто-либо из них... - Она многозначительно замолила.
- Речь идет не о конкретных личностях, - вежливо повторил Линьков, - а о принципе. Сколько времени хранятся взятые книги?
- Неделю. Периодика - три дня.
- Отлично. Возьмем тогда ближайшие три дня... - Линьков сделал вид, что колеблется. - Например, двадцать первое мая... или двадцатое. Могли бы вы точно установить, кто работал двадцатого мая в читальном зале?
Они разговаривали в подсобном помещении читальни, среди стеллажей с пачками отложенных книг. Заведующая повела взглядом по этим пачкам и с сомнением покачала головой.
- Это заняло бы слишком много времени, - сухо сказала она. - Мне просто некого поставить на такие розыски.
- Розысками я и сам могу заняться, вы только объясните принцип, поспешно заявил Линьков: это его вполне устраивало.
- Принцип простой, - несколько смягчившись, сказала заведующая. - Вот видите, в книгу вложена закладка. На ней написано, какого числа взята книга и на какой номер. Вы можете посмотреть, на каких закладках стоит дата "20/V", и проверить по картотеке, чей номер тут обозначен.
- То есть ясно, что книгу эту он выписал 18 мая, - заметил Линьков. - А приходил он после этого в читальный зал или нет, узнать нельзя. Ну что ж, я с вашего разрешения попробую кое-что проверить на выборку...
"Стружков мог сдать книги в тот же вечер, не оставлять за собой, раздумывал он, проглядывая закладки. - Или мог взять их раньше, не двадцатого..." Однако ему повезло. Четвертая стопка книг с закладкой, помеченной двадцатым мая, как выяснилось, хранилась для Стружкова Бориса Николаевича, научного сотрудника НИИВ. Линьков для маскировки проверил еще одну закладку, потом скова спросил, можно ли определить, сколько времени пробыл в читальном зале тот или иной посетитель, и ему повторили, что в принципе это невозможно.
"Да, в общем-то, этих сведений, пожалуй, достаточно, - думал Линьков, шагая к институту. - Ведь был Стружков 20 мая в читальне? Был. И именно вечером, поскольку весь день находился в институте. Из института он вышел вместе со всеми и назад не возвращался, это тоже установлено. Алиби хоть и не железное, но достаточно надежное... Разве если он сделал все... что "все", неизвестно, ну да ладно... Сделал все до шести часов, а потом ушел? Но известно, что Левицкий сразу после пяти куда-то уходил и вернулся не раньше, чем в двадцать минут шестого, а лаборатория в это время почему-то была заперта... Положим, время все же оставалось... И вообще все это известно со слов самого Стружкова и Нины Берестовой. Только с их слов! Линьков покачал головой и тихонько вздохнул. - А дать ложные показания, как известно, способны даже самые симпатичные люди. Т-так! Ну, уж если Стружков врет, то ему прямая дорога во МХАТ, реалистически он очень все изображает! А вот Нина... Она и а глаза мне ни разу не глянула и думала явно о чем-то своем. И деталь эта странная, с одеждой Аркадия... не подтверждается она фактами, смахивает на неудачную выдумку... ах, чтоб тебе!"