«Вот тебе и богема», – только и успел подумать я, когда один из парнюг положил пудовую ладонь мне на плечо.
– Кто такой? – пробасил он.
Судя по всему, посетителей в «Гамадрилло» набирают по тембру голоса!
– Я?
– Ну а кто, не я же! – нетерпеливо произнес гамадрил.
– Журналист, – выпалил я.
Ну а чего, легенда как легенда.
– Откуда? – продолжал допрос парнюга, поглядывая в конец коридора, где скрылась его компания.
– А вы кто, собственно? – оскорбленно парировал я. Надо же накапливать профессиональные навыки, нахальство например.
– Откуда журналист, спрашиваю?!
– Из… «Московского комсомольца». – Если уж врать, то последовательно.
– Здесь чего делаешь? Ищешь кого, что ли? – уже мягче произнес гамадрил. Видимо, профессия журналиста все-таки еще вызывает уважение у кого-то.
Собственно говоря, чего я теряю? Все равно самому мне Веру Кисину не найти.
– Веру Кисину знаешь? – спросил я беспечно. – Ведущую с телевидения? Ее ищу.
Лицо парнюги немного затуманилось, потом приобрело несколько хитроватое выражение.
– Зачем?
– Интервью хочу взять, – стереотипно ответил я.
– А-а, – еще более уважительно произнес он. Затем на его невыразительном лице появились некоторые признаки умственной деятельности, плодом которой была фраза:
– Заходи сюда.
И он показал рукой в сторону комнаты, из которой он только что вышел.
Неужели мне и на этот раз повезло? Я не мог поверить счастью.
Когда я вошел в комнату, дверь закрылась и снаружи два раза щелкнул поворачиваемый ключ. Вот те раз! Он меня запер. Зачем? Этого сказать я не мог при всем желании. Что может прийти в голову гамадрилу, не возьмется предсказать даже зоолог-приматовед. Во всяком случае, ничего хорошего.
Я оглядел комнату. Она была обставлена с безвкусной роскошью, встречающейся в домах «новых русских», эстрадных звезд и членов правительства. Красные пушистые ковры, большая хрустальная люстра, фальшивый камин с часами, дурацкие резные стулья, покрытые чуть ли не сусальным золотом, и такой же столик, вызывающий в памяти телевизионные трансляции награждения Леонида Ильича Брежнева очередными звездами. Помнится, в Георгиевском зале Кремля стоял точно такой же столик. Один из углов этой довольно большой комнаты занимала широченная тахта, покрытая шелковым покрывалом неестественно-розового цвета.
В комнату, и соответственно из комнаты, вела только одна дверь, которую запер гамадрил.
В голову полезли все предостережения Турецкого. Однако думать о них было уже поздно. Так что мне оставалось только сесть на стул и, приняв независимый вид, ждать.
Долго рассиживаться мне не пришлось. Минут через пять в замке снова защелкал ключ, дверь отворилась, и она вошла.
Вначале я подумал, что мою подзащитную чудесным образом выпустили из Бутырки и она пришла мне на подмогу. Сходство было полное! Правда, у этой в отличие от той, в тюрьме, никаких синяков под глазами не наблюдалось, она не хромала, щеки пылали румянцем, а бриллиантов и золота хватило бы на небольшой ювелирный магазин. За ней в комнату ввалилось три абсолютно одинаковых качка и двое кавказцев в пиджаках с отливом.
– О-о! – закричала она, едва завидев меня. – Вы и есть корр-респондент?!
Вера Кисина говорила, заметно запинаясь.
– Да. Здравствуйте, – скромно сказал я.
– Очень хор-ро-шо! Вы будете брать интервью у меня? Да?
Видимо, перспектива того, что у нее будут брать интервью, ей очень нравилась.
– Если вы согласны, то да.
Она, слегка покачиваясь, подошла ко мне почти вплотную. От удушающего запаха французских духов закружилась голова.
– А ты симпатичный, – безапелляционно заявила она, проведя длинным алым ноготком по моему подбородку. Сквозь аромат духов я почувствовал крепкий запах спиртного. Вера Кисина, ну, или Зоя Удогова, была умеренно пьяна.
– Спасибо, – учтиво поблагодарил я ее, – ну что, приступим?
– Давай, – интимным шепотом произнесла она, – только сейчас всех выпровожу.
– Все вон! – закричала она, обернувшись к своим спутникам. Один из кавказцев вякнул что-то на своем языке, но Вера ответила таким многоэтажным русским матом, что мужиков как ветром сдуло.
– И под дверью не стоять! – орала она им вслед. – А то я вас знаю!
Когда все ушли, она бухнулась на тахту.
– Я вся ваша, – двусмысленно произнесла она.
Я пододвинул стул, сел напротив и важно достал из кармана записную книжку.
– Итак, как известно, вы уволились из телекомпании СТВ. Наши читатели хотели бы узнать, чем вы занимаетесь сейчас?
– Я? – Мой невинный вопрос явно застал ее врасплох. – Ну, я пока… рассматриваю разные предложения.
Я сделал вид, что записываю.
– Какие именно?
Она нахмурилась:
– Разные. Слушай, тебя как зовут?
– Юра.
– Знаешь, Юра, давай выпьем.
– Может, после интервью? Я на работе не пью.
Она вздохнула:
– Ну ладно, ты как хочешь, а я выпью. Ты задавай, задавай вопросы свои.
Она встала и нетвердой походкой направилась к бару.
– Кого из наших эстрадных звезд вы бы особо выделили?
Она налила полный стакан виски, бухнула в него пару кубиков льда и подошла ко мне сзади.
– Выпей! – Перед моим носом оказался объемистый стакан.
– Я же не…
– Пей! Иначе интервью не дам, – категорическим тоном заявила она.
Пришлось сделать глоток.
– Молодец. – Стакан исчез, сверху донеслись звуки глотков. Потом появилась рука. Пальцы провели по моей шее, по щеке, скользнули на грудь и залезли под рубашку. Черт возьми, а у нее, кажется, весьма серьезные намерения.
– Каковы ваши музыкальные пристрастия? – произнес я, не надеясь, правда, получить ответ.
– Хочешь, я расскажу о других своих пристрастиях?
Рука этой нимфоманки уже вовсю хозяйничала под моей рубашкой. Я решил перейти к делу:
– Я слышал, вы родились на Северном Кавказе. Расскажите, как вам удалось сделать такую карьеру?
Рука остановилась.
– Откуда это тебе известно?
Я взял ее за руку и встал.
– От вашей сестры.
Она вырвала свою руку у меня. Ее взгляд стал колючим и проницательным, казалось, она хочет заглянуть мне под черепную коробку.
– Ты кто? – опять спросила она. – Откуда ты ее знаешь?
– Я журналист, – повторил я, удивляясь собственному упрямству, – о вашей сестре я узнал случайно от… женщины, которая сидела вместе с ней в Бутырской тюрьме.
– А откуда об этом узнала она?
– Кто?
– Вера, – выпалила она и тут же поправилась, – хочу сказать, Зоя.
Сдается мне, эта оговорка неспроста.
– Так Вера или Зоя? – спросил я, в упор глядя ей в лицо.
Она отвела глаза и ответила вопросом на вопрос:
– Что тебе надо? То есть что ей надо?
Что я должен был ответить? Не мог же я попросить ее пожалеть несчастную, томящуюся в застенке родственницу. Но отвечать было надо, и я ответил то, что первое пришло в голову:
– Деньги.
Она захохотала:
– Значит, она и об этом пронюхала? Так вот, имей в виду. Она не получит ни копейки. Ни малюсенькой части папашиного наследства! Она вообще не выйдет из тюрьмы. А ты…
Она придвинулась поближе ко мне.
– А ты не выйдешь отсюда!
Боковым зрением я заметил внизу и справа ее руку с мелькнувшим длинным блестящим лезвием. Но было уже поздно.
Хорошенькое дело сидеть у окна в пропахшем серостью и унынием кабинете, смотреть на вялое солнце, еле-еле ползущее по небосводу, и понимать, что ты, как и все в этой стране, обречен на благополучие, бездействие, скуку и декадентскую улыбку на губах. Ты обречен на медленное холодное умирание, потому что эта вязкая масса времени вокруг и внутри тебя не может называться настоящей жизнью.
Взорви этот мир! Немедленно! Просто чиркни спичкой о крепкую подошву настоящего американского ботинка, бесполезного на этих отвратительно чистых и гладких улицах, и поднеси огонек к фитилю. Фитилю той самой коричневой штуковины, которую ты уже добрых пять минут меланхолично жуешь. Теперь несколько затяжек, глубоких, как Рио-Колорадо… Ну вот, теперь ты становишься свободным. Ты становишься человеком, способным на веское слово и настоящий мужской поступок.
Он, забросив ноги на стол, прищурившись, проводил уплывающие к потолку кольца настоящего сигарного дыма. Одним пальцем мысленно сдвинул на затылок свой воображаемый шестигаллонный «стетсон» и, не меняя позы, плеснул в опустевший стакан на два пальца не воображаемой, а самой настоящей текилы. Полюбовавшись на дымящийся кончик великолепной голландской «Генри Винтерманс» и сделав еще одну затяжку, он как бы пришпорил своего необъезженного мустанга и как бы понесся вперед, разрезая разморенный от жары воздух прерий.
Он уносился в знойное марево Эль-Пасо, где даже ветер распластался на раскаленных докрасна валунах, не в силах доползти до воды, где высоко-высоко замер рядом с солнцем одинокий кондор, караулящий добычу, где бесплотными тенями бродят по холмам гаучо, полосатые в своих длинных пончо, где на горизонте проносятся и тают в дымке миражи благодатных оазисов.
Вот она, свобода! Ты сам себе хозяин и сам выбираешь дорогу. У тебя крутой нрав, верный конь и пара пистолетов, готовых постоять за твою честь.
И нет никакого дела до тех, кто прожигает свою жизнь в уюте тесных городских жилищ. До тех, для кого мир заключен в пределах маленького скучного городка. До тех, кто думает, что солнце встает только затем, чтобы меньше платить за электричество, а ветер рождается в кондиционерах.
Вечереет, тени смыкаются над тобой, и только одинокий и протяжный вой койота нарушает тишину ночи…
И еще назойливый стук в дверь.
– Разрешите?
На пороге торчит омерзительно обыкновенный служащий твоего банка, чудовищно выбритый, с нелепым галстуком и в очках. И ты с содроганием снова возвращаешься в этот серый никчемный мир, где нет места настоящим чувствам и настоящим мужчинам.
– Господин директор, факс из России.