– Черт возьми, что ты творишь! – пробормотал он и сам не понял до конца, кому адресовал эти слова – Кире или себе?
Оставшись одна посреди моря, Кира не слишком испугалась. Сил догрести до берега у нее хватит, решила сразу и перестала беспокоиться об этом. Она была обескуражена. Во взгляде Ильи, который он бросил на нее прежде, чем прыгнуть в воду, было столько ненависти, что ее просто пригвоздило к банке – откуда-то ей было известно, как называются скамеечки в лодке.
Пока Илья не добрался до берега, Кира держала его взглядом и пыталась понять, чем привела этого человека в такое неистовство. Ему не в новинку море, он хотел остаться дома – это было ясно. Но не объясняло, отчего все в нем раскалилось добела…
Она проследила, как Илья вышел из воды, миновал лодочную станцию и, поднявшись на набережную, смешался с толпой. Наверное, никого не удивило, что с него течет в три ручья: среди туристов и не такое можно увидеть. А если кто-нибудь и заподозрит неладное, вмешиваться точно не станет – не у себя дома!
– Ладно, – проговорила Кира вслух, чтобы рассеять тревогу. – Если я тебе так неприятна, то просто уеду. Не надо мне было и возвращаться, тем более что билет на паром купила…
Самым досадным было то, что она не находила, в чем себя упрекнуть. И такое случалось с ней не впервые, значит, могло повторяться. Неужели ей суждено вызывать лишь мгновенное желание, а потом беспричинное отторжение? И ей опять придется бежать куда глаза глядят от мужского гнева, причин которого Кира объяснить не могла. Что в ней довело до белого каления сначала Станислава, а теперь вот Илью?
Из-за влажного ветра она не заметила, как заплакала. Потом громко всхлипнула и зарыдала так громко, что сама испугалась: а вдруг купающиеся на мелководье услышат? Ей не хотелось, чтобы кто-то приставал к ней с расспросами, и она повела лодку вдоль берега – повела за скалы, куда не забредали отдыхающие, и можно было выплакаться вволю.
С непривычки саднило ладони, уже и плечи горели – она не додумалась взять полотенце, чтобы прикрыть их. И солнцезащитный крем не захватила, ведь загорать не собиралась.
«Я все делаю неправильно, – думала Кира, шмыгая носом. – Я просто ничтожество… Это его и бесит. Всех бесит…»
Скалы уже скрыли пляж, и теперь казалось, будто она осталась одна наедине с морем, которому тоже не за что было ее жалеть. Нужно вернуться к родителям, твердила себе Кира, уж они-то любят ее. Единственные в целом мире, кого она не раздражает – их дочь, простушка. Ей вспомнилась поговорка о простоте, которая хуже воровства… «Я кажусь ему примитивом. На лодке вздумала покататься. Может, он ждал, что я предложу ему послушать симфонию? А я ни разу ни одной и не слышала. А он-то сам разве аристократ голубых кровей, чтобы презирать меня за это? Просто он… не любит меня».
Слова, вскипавшие в горле, звучали над морем не один миллион раз: «Никто не любит меня!» Случалось, они тонули в волнах вместе с теми, кто их произносил… Но Кира и не думала расставаться с жизнью, какой бы гадостной она ни казалась ей в эти минуты. Любовь ко всему, что составляло мир, наполняла ее и была больше чувства к мужчине, бросившему ее одну среди морских волн.
Но ей было больно… До того больно, что дыхание давалось с трудом, и она то и дело вытягивалась всем телом, хватая ртом воздух.
В такую-то минуту Кира и увидела распластавшегося на волнах сапсана. Нет, она, конечно, не узнала эту самую быструю птицу на свете и даже не определила, что это сокол, – потом уже в Интернете нашла картинку и сличила со своими сумбурными воспоминаниями. Увидела же она распластавшиеся на воде огромные крылья – с полметра, не меньше. И полные отчаяния черные глаза…
Вскрикнув от неожиданности, Кира прикусила губу: не стоит пугать его еще больше. Похоже, сапсан увлекся охотой и, не рассчитав, вонзился в воду.
«Наверное, у него намокли перья, и он не может взлететь, – неуверенно предположила Кира. – Или ранен? Кто это? Орел? Ястреб? В общем, хищник – раздерет когтями, если начну вытаскивать… Что же с ним делать?»
Но мысли ее лихорадочно метались не дольше минуты, потом вдруг решение проступило из общей сумятицы – ясное и единственно верное. Сделав пару гребков, Кира подвела лодку как можно ближе к барахтавшейся в воде птице. Бросив одно весло, она медленно, чтобы не испугать сокола, обеими руками подвела второе весло под его брюхо.
– Ну, цепляйся!
Она смотрела прямо в его строгие глаза и пыталась внушить ему, что делать. И продолжала с ним говорить, чтобы по тону он догадался: этот человек не представляет собой угрозы.
– У тебя же, наверное, здоровенные когти… Давай, я посажу тебя в лодку, подсохнешь. А если ты ранен, я отвезу тебя к ветеринару. Правда, не знаю, как тебя дотащить…
Почему-то мысль о телефонном звонке и просьбе о помощи откликнулась именем Антона. Об Илье не подумалось – разве он шевельнется, чтобы помочь какой-то там птице? Ему и на нее-то плевать…
«Позвоню потом, – решила Кира. – Сначала надо затащить его в лодку».
Изредка сапсан дергал крыльями, и Кира замирала – а вдруг взлетит? Но он продолжал беспомощно покачиваться на волнах вместе с лодкой и лишь метал суровые взгляды. Наверное, ему хотелось показать, что он все равно остается хозяином положения и просто прилег отдохнуть на прохладной глади моря.
– Давай, дурень, – Кира повела весло кверху, чтобы оно коснулось лап сокола.
Ощутив опору, он встрепенулся, заелозил по лопасти, несколько раз соскользнул, стукнулся клювом, но вскарабкался на весло. Оно сразу ощутимо просело под весом мокрой птицы, и Кира едва не выпустила его из рук. Навалившись животом, она держала рукоять изо всех сил, опустив голову, чтобы сапсан не порвал лицо, если вздумает перебраться на ее волосы, приняв их за гнездо.
Но сокол не торопился что-либо предпринять. Расправив крылья, он гордо поглядывал вокруг, а Кира на него поглядывала украдкой – из-под завесы волос. То и дело встряхиваясь, птица сушила перья, не обращая внимания на человека, сжавшегося рядом в комок.
Перебравшись повыше, сапсан теперь сидел, как на жердочке, обхватив ее мощными когтями. Загнутый клюв гордо вспыхивал на солнце, когда он поворачивал голову, пристально осматривая округу. В отдалении перекрикивались чайки, которые, наверное, заметили хищника и больше не решались подлететь к лодке. Или поняли, что Кире нечем порадовать их.
«Черт, у меня силы кончаются, – простонала она про себя, боясь спугнуть сапсана раньше времени. – Скорей бы взлетел…»
Сколько прошло времени, прежде чем сокол набрался уверенности для рывка, Кира не смогла оценить. Ей казалось, она удерживала весло целую вечность… Из глаз у нее текли слезы и смешивались с каплями пота. Губы пересохли и, казалось, вот-вот начнут трескаться, а поясница и плечи мучительно болели.
Они покачивались на волнах, которые то и дело, точно жалея, орошали Кирину кожу брызгами. Из-под лодки доносились смешные плюхающие звуки, а в отдалении раздавались вопли чаек, и это почему-то воспринималось Кирой так, будто все вокруг ее подбадривало. Мир был на ее стороне, значит, нуждался в ней, и эта мысль поддерживала силы.
И все же они заметно иссякали… Задыхаясь от усталости, Кира упрямо спасала птицу – по сути, убийцу, кормящуюся сородичами поменьше.
«Я тоже не веганка, – возразила она себе. – Мы все едим друг друга… Охота – это одно. А он сейчас попал в беду…»
И вот невероятное облегчение – сокол взлетел. Весло, от которого он оттолкнулся, ушло под воду, и в первый момент у Киры екнуло сердце, а шум крыльев слегка оглушил ее. Но она быстро пришла в себя и крикнула взмывшему к облакам сапсану:
– Живи долго, птиц!
Ей послышалось, будто он ответил ей на своем птичьем языке.
– Лети…
Она смотрела вслед соколу и думала: «Я должна отпустить Илью. Уехать. Или хотя бы уйти. Он – одиночка. Ему нужен свободный полет».
Хотелось поверить, что она в состоянии вернуться и забрать вещи. Впрочем, большая часть вещей до сих пор оставалась в съемной комнате, которую Кира оплатила до сентября. Можно было и не заходить к нему…
«Я оставила запасной вариант? – удивилась она. – Неужели я могу быть расчетливой?»
Злость на то, что Илья бросил ее в открытом море, сменила обиду и вытеснила презрение к себе, лишавшее сил. Ей не терпелось выплеснуть на Илью поток ярости, вскипевшей под сердцем, когда усталость немного отпустила ее.
Кира в замешательстве подумала, а может быть, погибающий сокол был послан ей неспроста? Вытащив птицу, она каким-то сложным путем обрела веру в себя, которой ей всегда не хватало? Раз она смогла спасти чью-то жизнь, значит, чего-то стоит?
«Я просто опять влюбилась в человека, который ни во что меня не ставит. Карма такая? Илья ничем не лучше Станислава… Только красивее. Мягче. И не такой деспот… Но он… Совсем не любит меня!»
Когда Илья вошел в кафе в непросохшей мятой одежде и со спутанными волосами, в первый момент Лариса его не узнала. Лицо его было точно сведено судорогой, а взгляд казался диким, почти безумным.
– Что с тобой?! – Она бросилась к нему, ожидая услышать самое страшное.
– Я… Я должен поговорить с тобой. – Илья с трудом сосредоточил на ней взгляд.
– Хорошо. Пойдем в кабинет.
– А можно… в дом?
Она огляделась: посетителей было всего двое – воскресный папа с дочкой, которые заходили сюда раз в неделю и чинно поедали сладкую колбаску – кружок за кружком. Их вполне можно было оставить одних, пока Антон развлекал остальных в игровой комнате.
Поманив Илью движением головы, Лариса быстро вышла из музея, пересекла залитый бетоном дворик и взбежала на крыльцо дома. Сердце у нее тревожно замирало, предчувствуя недоброе. Она слышала шаги за спиной, но ни разу не обернулась на Илью: так пугал его взгляд.
«Сбил кого-то? На него охотятся бандиты?» – Лариса быстро перебирала в уме разные варианты и быстро находила решения. Жизнь давно научила ее, что не существует неразрешимых проблем, кроме смерти. И она готова была помочь Илье чем угодно: ссудить денег, спрятать от полиции, тайком переправить на материк – да хоть в багажнике машины, если понадобится!