– Это точно, – подхватил Микоян, – на новых наших надежных и недорогих автомобилях, на «победах» и «москвичах».
– Да, смотрел, смотрел… Хорошие машины, – согласился Сталин. – А строительство этой дороги… многих других дорог и все остальное за собой потянет. Главная задача руководителей ведь в том и заключается, чтобы найти ведущее звено, взявшись за которое, можно вытянуть всю отрасль. Вот как в Донбассе врубовая машина. Поднимем выработку на одну – вытянем и весь Донбасс.
Пройдя в разговорах еще с километр, они заметили на обочине три стареньких полуторки. В кузове двух из них сидели рабочие, мужчины и женщины. Шофер третьего грузовика занимался тем же, что и водитель Сталина, – тоже менял покрышку. А рядом толпились, курили и разговаривали те, кого он вез в кузове.
Услышав чьи-то шаги и голоса, люди повернулись. И замерли. Надо было видеть их позы и остекленевшие глаза. По обочине захолустной грязной дороги на них пешком шел Сталин. Впору было креститься и дергать себя за ухо. Оцепенев, они едва сумели нестройно, вразнобой ответить на приветствие вождя. Потом те, кто сидел в кузове, встали и наклонились к одному борту. А когда Сталин со своей свитой миновал их, они разом бросились шумно и радостно обнимать и целовать друг друга.
Обернувшись на этот шум, не сдержал улыбку и вождь, а потом, чуть прищурившись и подняв вверх указательный палец, произнес:
– Вот мировые философы любят рассуждать о счастье. А бывает, что человеку для него много и не надо… На всю жизнь теперь запомнят. – И, чуть усмехнувшись, добавил: – А как иначе? Ну вот представьте, они сейчас стояли в кузове, как на Мавзолее, а мимо колонна шла с товарищами Сталиным, Микояном, с генералами… Ну чем не парад? А?
И все дружно, от души расхохотались.
– Будут теперь рассказывать. Только вот поверят ли им? Это вопрос…
Письмо Светланы Сталиной И.В. Сталину о своей жизни в Сочи.
22 августа 1940. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1552. Л. 41–42]
Василий Сталин, Н.С. Власик и И.В. Сталин во время отдыха на даче. Московская область. Июнь 1935.
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1672. Л. 22]
Минут через десять навстречу им попался паренек лет десяти-двенадцати. Белобрысый, голубоглазый и щуплый. Он будто совсем не удивился. Вежливо поздоровался. Тут уж Сталин сам остановился, протянул ему руку:
– Ну, давай познакомимся. Как тебя зовут, куда ты идешь? Мальчик серьезно пожал руку и почти по-военному ответил:
– Меня зовут Вова, товарищ Сталин.
– Ну вот, узнал меня. Сейчас куда идешь?
– Да я в деревне коров пасу.
– Пастух, значит? И много, товарищ пастух Вова, у тебя коров в деревне?
– Сначала вовсе не было. Их всех немцы поели. Лошадь одна была, старая. И мужики все на фронте. Но как только фрицы ушли, мы сеять начали. Плуги и бороны бабы таскали. А мы пахали. Только мин и снарядов стереглись. Один наш пацан подорвался… А весной вот завезли десяток коров и еще овец…
– Ну а школа-то есть? Учишься?
– Да, в четвертом классе, товарищ Сталин. На четверки и пятерки, – не преминул похвастаться паренек.
– Это хорошо. Стране не только пастухи, новые ученые нужны будут. И новые руководители…
Сталин повернулся к своим сопровождающим:
– Товарищи, а есть ли у кого хорошая запасная авторучка и чернила для будущего академика товарища Вовы?
В это время за ними подъехала машина, в которой нашелся нужный подарок – и ручка, и пузырек с чернилами. Только сама машина уже была не та, а бронированный ЗИС-11О. «Американца», как непригодного для такого путешествия, пришлось временно отстранить от исполнения обязанностей и отправить в Крым по железной дороге.
В Курске, где был запланирован ночлег, о приезде Сталина не знал никто, даже местные силовики. Охрана прибыла спецпоездом. Предупрежден был только первый секретарь обкома Павел Доронин, в чьей квартире, предварительно освобожденной, и решено было остановиться. Квартира была скромная, но чистенькая и уютная, что особенно понравилось Хозяину.
Он вместе с Поскребышевым, Власиком и Дорониным походил по комнатам, остановился у полки с книгами, внимательно осмотрел корешки. Улыбнулся, заметив на полочке над диваном много фарфоровых безделушек, стадо традиционных слоников, а на подзеркальнике красивые флаконы с одеколонами и духами. Большинство были уже пустые, но, видимо, выбрасывать их хозяйке было жаль. Бережно взял в руки фигурку балерины, затем еще одну – русской красавицы в сарафане, с коромыслом и ведрами. Полюбовавшись, поставил обратно.
Приостановился перед висящей в рамке на стене семейной фотографией – кудрявый и бравый хозяин в гимнастерке с орденом Боевого Красного Знамени ласково обнимает жену и дочь. Повернулся к Доронину:
– А как вашу дочь зовут?
– Энгельсина, товарищ Сталин, – мягко, как-то по-домашнему ответил Доронин, вовсе не ожидавший такого вопроса.
Сталин вновь улыбнулся – с такой нежностью имя вождя мирового пролетариата звучит нечасто. А ведь появились уже и Сталины. И немало.
Поскребышеву показалось, что он вполне понимает сейчас чувства Хозяина, давно отвыкшего от простой и душевной семейной обстановки, от домашнего очага, от родни. А тут эти слоники, фигурки и флакончики, вышитая заботливой рукой кружевная скатерть на столе, фотография, а перед этим паренек, встреченный по дороге…
Л.П. Берия. 1939. [РГАКФД]
Его любимая дочь Светлана, или по-домашнему его «Сетанка», когда-то по утрам прикрепляла в столовой у телефонов приказы «своему первому секретарю тов. Сталину» позволить ей сходить в театр или поехать на дачу в Зубалово, а то и прокатиться на пароходе по Волге. Эту игру подхватило и окружение. Оставленный в Москве «на хозяйстве» Каганович в 1935 году писал Сталину на юг обо всех важных делах и решениях и приписывал: «Сегодня рапортовал нашей хозяйке – Светлане о нашей деятельности, как будто признана удовлетворительной. Чувствует она себя хорошо. Завтра уже идет в школу».
«Сетанка» давно живет отдельно, своей капризной и непокорной жизнью. А про сына и говорить нечего… Бывало, Хозяин еще вдруг спрашивал:
– Где Васька? Привезите Ваську.
Обыкновенно того заставали навеселе, приводили в чувство и доставляли к отцу.
– Опять пьяный! – раздражался Сталин. Но на обычную просьбу дать денег, чтобы расплатиться с долгами, переспрашивал: – Сколько?
Ответ, как и сам генерал авиации, скромностью, как правило, не отличался.
– Это же очень большие деньги – качал головой отец. После чего поворачивался к коменданту дачи: – У меня есть такие деньги?
– Есть, товарищ Сталин! – отвечал офицер, ставший по совместительству личным казначеем.
– Ну, тогда дай, и чтобы это было в последний раз.
«Она навсегда изувечила меня…» – сказал он как-то в сердцах о погибшей супруге.
Поскребышев – один из немногих, кто видел его страдания. Сталин велик… и одинок. Как памятник на пьедестале. Его «домашним уютом» со всей старательностью занимается генерал-лейтенант Власик. Ну, может, в какой-то мере еще согревает его душу общение с курносой, симпатичной и жизнерадостной тридцатилетней сестрой-хозяйкой Варей Истоминой. Она абсолютно предана ему, с нежной простотой ухаживает за ним, знает его привычки, из ее рук Хозяин не боится принимать любые целительные настои и отвары. А он, в свою очередь, пристрастил ее к чтению и частенько просит что-нибудь почитать на сон грядущий. К тому же ему нравится, что Варенька абсолютная ровесница Великого Октября – родилась прямо 7 ноября 1917 года. Она добродушна и приветлива со всеми обитателями и Кунцевской, и Сочинской дачи. Ей отвечают тем же. А должность ее, как правило, сокращают и называют просто «хозяйкой».
Зная Сталина давно, наблюдая его в самых разных ситуациях, Поскребышев порой удивлялся, что душа этого стального человека изредка все же показывается из-под золоченого панциря неограниченной власти и суровой необходимости и откликается на простое человеческое тепло.
Курский секретарь Павел Доронин был хорошо знаком Сталину. Сибиряк, бывший охотник, он руководил областью уже десять лет, организовывал партизанское движение, воевал в чине генерал-майора. Теперь вернулся и начал активно восстанавливать и город, и область. Знал ситуацию досконально и потому четко, коротко и по существу, как и любил Сталин, доложил о делах и проблемах.
– В городе развернуто движение добровольных строительных бригад. Засыпали все траншеи, окопы и воронки от бомб, построили школы, разбиваем скверы, укладываем трамвайные рельсы… Обучаем массовым строительным профессиям: каменщика, плотника, штукатура, столяра. Отремонтированы здания больниц. Вступают в строй резиновый и электро-аппаратный заводы, завод счетно-аналитических машин, строится аккумуляторный. Решен вопрос о строительстве подшипникового и эбонитового заводов.
Видно было, что отчет Сталина порадовал:
– Молодцы! Не унываете, в затылках не чешете, как некоторые. А как с жильем?
– Пока не очень хорошо, Иосиф Виссарионович, – честно признался Доронин, – слишком много разрушено. Как наиболее эффективную выбрали модель двухэтажных домов. Быстро, надежно и экономично. Ну и помогаем людям строить одноэтажные.
– Да, нам сейчас всеми силами надо напирать на жилье, школы, больницы, – поддержал Сталин. – Надо помочь людям. Только вот я думаю, что малоэтажное строительство все-таки не очень перспективное. Чем больше этажей на одном фундаменте, с одними коммуникациями, проводкой – тем дешевле, экономичнее. И в эксплуатации тоже. Обмозгуйте это! Конечно, с учетом ваших возможностей.
Потом речь зашла о сельском хозяйстве, видах на урожай. Ободренный вниманием секретарь стал горячо высказывать свою точку зрения на колхозы, делая упор на то, что при их реорганизации надо бы повысить роль семьи как ключевой ячейки, структурной единицы общего хозяйства. Тогда увеличится заинтересованность, и это скажется на результатах.
– Хорошо говорите. Дело говорите. Надо подумать, – заключил поздний разговор Сталин.