Александр Николаевич знал, что отношение к адмиралу Октябрьскому у Сталина неоднозначное. Еще до войны при назначении на командование Амурской флотилией, узнав, что Филипп Сергеевич изначально был Ивановым, он пошутил, что пока тот контр-адмирал, то решил, наверное, быть просто Октябрьским, а когда будет полным адмиралом, то, скорее всего, станет уже Великооктябрьским.
На командование черноморскими моряками его рекомендовал тогдашний командующий Тихоокеанским флотом, а затем нарком ВМФ Кузнецов. Он же защитил его, когда Хозяин рвал и метал после сдачи Севастополя и плохо организованной эвакуации, при которой много наших солдат попало в плен к врагу. Но после провала десантной операции у Южной Озерейки в июле 1943 года Октябрьский все же был снят и возвращен в Амурскую флотилию.
Вместо него был назначен опытный вице-адмирал Владимирский. Но тому не повезло. Сначала погибли три корабля – лидер «Харьков» и два эсминца, пораженные немецкими бомбами, затем была неудачная высадка десанта у Эльтигена. К тому же у него не сложились отношения с командующим Черноморской группой войск генералом Петровым. «Очевидно, мы неправильно сняли Октябрьского», – сказал Сталин и, уже не спрашивая мнения наркома, приказал вернуть его обратно.
Возвращенный напрямую Сталиным, Октябрьский имел все основания думать, что в его снятии повинен исключительно нарком ВМФ. И сейчас в связи с недавним отстранением Кузнецова и назначением на его место Юмашева непременно должен испытывать чувство удовлетворения.
Причем в отличие от Александра Николаевича Поскребышева, который, с одной стороны, вместе с генералом Хрулевым давно дружил с Николаем Герасимовичем Кузнецовым и не раз советовал тому быть поосторожнее – можно ведь в море от девятого вала не погибнуть, а на суше от капли чернил не спастись. А с другой стороны, Поскребышев прекрасно знал, что к снятию главкома приложили руку нелюбимые им самим Берия и Маленков.
С первым Кузнецов испортил отношения незадолго до начала войны. Узнав о том, что немецкие самолеты нагло ведут разведку в территориальных водах СССР и фотографируют военно-морские базы, он своей властью отдал приказ сбивать их. В результате в марте 1941 года немецких воздушных нарушителей обстреляли над Лиепаей, Либавой и Полярным. Берия донес Сталину об этом приказе наркома и, интригуя, стал утверждать, что Кузнецов этим может спровоцировать войну с Германией. Хозяин вызвал Кузнецова и в присутствии Берии потребовал отменить приказ. Нарком, естественно, подчинился, но все же проявил характер. Запретив сбивать фашистов, он приказал авиации флота принуждать их к посадке на советские аэродромы. За эту бдительность при охране границы Николай Герасимович получил выговор.
А уже во время войны Кузнецов не побоялся пойти на конфликт и еще с одним опасным и коварным человеком, армейским комиссаром 1-го ранга Львом Захаровичем Мехлисом, приятелем Берии и некогда предшественником Поскребышева в Секретариате ЦК.
Пользуясь безграничным доверием неистово почитаемого им Сталина, начальник Главного политического управления Мехлис постоянно позволял себе грубо вмешиваться в дела военного командования. Он еще маршала Блюхера пытался учить бить японцев. Японцев ему разбить не дали, зато Блюхера расстреляли. А теперь он и сам уже присвоил себе право без суда и следствия приговорить к высшей мере офицера и даже генерала. 11 сентября 1941 года так, во внесудебном порядке, перед строем штаба был расстрелян командир артиллерии 34-й армии Северо-Западного фронта генерал-майор Гончаров. И все сошло с рук. Мехлиса в армии ненавидели, но предпочитали с ним не связываться и не спорить.
В 1942 году, после оставления Крыма, Мехлис потребовал от Кузнецова отдать под суд контр-адмирала Фролова, возглавлявшего Керченскую военно-морскую базу, пригрозив, что в противном случае он прикажет расстрелять виновного своей властью. «Этого вы не посмеете сделать», – твердо ответил ему Кузнецов. Жизнь контр-адмирала была спасена, а отношения Кузнецова с мстительным Мехлисом безнадежно испорчены.
Н.С. Власик, командир крейсера Б.Ф. Петров, И.В. Сталин, адмиралы И.С. Юмашев и Ф.С. Октябрьский, А.Н. Косыгин. 19 августа 1947.
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.12. Д. 238]
Но к этому времени не имевший никакого военного образования Мехлис уже успел надоесть Верховному своими постоянными доносами на командующих. Получив очередную характеристику от Мехлиса: «Черняк. Безграмотный человек, неспособный руководить армией. Его начштаба Рождественский – мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта», – Хозяин вызвал Поскребышева и продиктовал ответ:
Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у Вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте.
По итогам деятельности на Крымском фронте директивой Ставки Мехлис был понижен в звании на две ступени до корпусного комиссара и снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления. Но ныне Лев Захарович снова при власти – возглавляет Министерство госконтроля. С тем же собачьим усердием и смертельной хваткой старается услужить вождю.
Адмирал Кузнецов рассказывал Поскребышеву, что испортил отношения и с Булганиным, когда тот замещал наркома обороны при Сталине. Он тогда беспардонно приказал выселить из одного дома несколько управлений флота. Кузнецов, естественно, попросил замену. Булганин отказал. Что оставалось? Кузнецов доложил Сталину. Сталин, встав на сторону моряков, попенял Булганину. Булганин взбесился. Вернувшись от Хозяина, заявил Кузнецову, что, может, и хуже него знает, как управлять флотом, зато точно лучше него «знает, как варится кухня», и пообещал при случае попомнить все это адмиралу.
Сталин давно вынашивал идею, подсказанную судостроителями и Маленковым, о необходимости строительства максимально крупных кораблей – линкоров и тяжелых крейсеров с мощным артиллерийским вооружением. И вот в нынешнем январе на совещании по военному судостроению Сталин в очередной раз вернулся к этой теме:
– Мне кажется, что нам нужно еще несколько тяжелых крейсеров. Хорошо бы в Черном море иметь два тяжелых крейсера с 12-дюймовыми пушками. Тогда турки дрожали бы еще больше, чем сейчас.
А Николай Герасимович Кузнецов посмел аккуратно, но четко возразить Сталину и высказал ряд критических замечаний по поводу этого морально устаревшего и дорогостоящего проекта. При этом главком спокойно и взвешенно обнародовал свою точку зрения – будущее за авианосцами и кораблями, оснащенными ракетным оружием.
Сталин, по обыкновению куривший трубку и меривший шагами зал за спинками стульев, подошел к нему, положил руку на адмиральский погон и вполне шутливо заметил: «Почему, Кузнецов, вы все время ругаетесь со мной? Ведь “органы” уже давно просят у меня разрешения вами заняться…»
Кузнецов действительно спорил со Сталиным далеко не в первый раз. Сразу же после окончания войны он решительно возражал против еще одной идеи вождя – разделить Балтийский флот на два самостоятельных – 4-й и 8-й. С оперативной точки зрения это ничего не давало, но зато с политической позволяло «догнать» Америку по числу флотов. И на очередном совещании главком высказал свои контраргументы. А после ответного резкого разноса не сдержался и в сердцах произнес:
– Если я не пригоден, то прошу меня снять…
В кабинете воцарилась гробовая тишина. Вместо лиц за столом видны были лишь бритые затылки и бородка Булганина. Шагавший за спинками кресел Сталин остановился, бросил пристальный, холодный взгляд на адмирала и медленно, чеканя каждое слово, ответил:
– И снимем… Не волнуйтесь. Когда надо будет… тогда и снимем!
После совещания Сталин попросил Микояна по-дружески переговорить с первым заместителем командующего ВМФ адмиралом Исаковым, настоящая фамилия которого была Исаакян. Тот быстро и благоразумно поддержал разделение флотов. Ведь его-то, после ранения потерявшего ногу, отправить в отставку – раз плюнуть! Провели соответствующую работу и с другими адмиралами.
И вот в марте это самое «когда надо» для Кузнецова наступило. Его отправили в Ленинград начальником Управления военно-морских учебных заведений.
Появлению на его месте именно адмирала Юмашева поспособствовал Берия. Ведь Иван Степанович Юмашев кроме того, что ранее командовал и Черноморским, и Тихоокеанским флотами, был единственным адмиралом, которому повезло родиться в Тифлисе.
Военно-морской флот, как и авиация, был любимым детищем Верховного. На одно из недавних расширенных заседаний политбюро вновь пригласили командующих флотами, снова обсуждался вопрос о путях развития Военно-морских сил. Как обычно, Сталин предложил сначала высказаться всем присутствующим, оставляя за собой последнее слово. Кузнецова средь них уже не было. Но теперь с точкой зрения большинства не совпало мнение Ворошилова. Завершая прения, Сталин отверг предложения маршала и при этом в излюбленной своей манере медленно и отчетливо добавил: