– Никогда такой благоприятной обстановки на вашем театре не было. Но надо смотреть вперед, с перспективой, создавать новые крупные корабли, строить крейсера типа «Киров», а в будущем и авианосцы. Строить новые базы. Обязательно будем создавать флот нашим болгарским друзьям в Бургасе, в Варне. И к румынам от Одессы поближе надо, чтобы силу нашу постоянно видели. Хорошо бы еще обосноваться нам где-нибудь в проливах Мраморного моря… Как некогда говаривал мудрый Кромвель, «военный корабль – лучший посланник». Масштабнее, масштабнее надо мыслить, а то обложат нас в Черном, как в берлоге. Вот вы, товарищ Октябрьский, ратуете еще за базу в Геленджике. А что, если вам отдать Батум? Ну а торгашей перегнать в Поти, Туапсе. Как?
Адмиралы посетовали еще на то, что мало средств выделяется на ремонт и оснащение кораблей.
– Ведь даже во время войны попроще с этим делом было, – горячо говорил Октябрьский. – Далеко за примером ходить не надо. Вот возьмем этот крейсер «Молотов» проекта 26-бис. Пять лет назад попал под мощную торпедную атаку. И сейчас мы с вами идем – у него корма от недостроенного «Фрунзе», а рулевая машина предназначалась для крейсера «Каганович», из Комсомольска-на-Амуре везли. Но всего через год в наших доках уже вошел в строй.
– Нам бы в руководстве страной такой взаимозаменяемости и взаимопомощи добиться… Чтобы что-то от Кагановича помогло бы Молотову. Да, Алексей Николаевич? – с улыбкой повернулся Сталин к Косыгину.
Но вслед за тем посерьезнел:
– Да… Крайности, крайности у нас во всем. Не умеют пока люди работать нормально. То все цеплялись за старые корабли, новые совсем не строили, а теперь ухватились за все новое и только новое, а старые корабли не хотят ремонтировать. Привыкли просто – сначала обязательно ломать, а потом только строить. Неправильно это, придется кое-кого подправить. А может, даже и переправить… на другой участок. Видимо, надо на пару лет программу новых подсократить, чтобы дать хороший ремонт старым кораблям. Товарищ Косыгин, я попрошу вас взять вопрос ремонта и материально-технического снабжения флота под свой личный контроль.
Обсуждали также вопрос по подводным лодкам, по подплаву. Но тут мнения разошлись.
– Есть же командующий эскадрой, есть командующий ВВС, нужно создать и командующего подплавом, – горячо и аргументированно говорил Октябрьский.
Юмашев возражал, говоря, что подводники, в отличие от летчиков, такие же моряки и лодки-то большую часть похода идут в надводном состоянии.
Но Сталин, поразмышляв, привел ему пример из армейской практики: артиллерия, бронетанковые части. Однако потом с улыбкой прибавил: мол, один из наших лучших конструкторов считает, что танк – это всего-то повозка для пушки. Остановились на том, что надо внимательно и подробно рассмотреть этот вопрос в Главштабе флота.
Когда до Сочи оставался всего час, Сталина попросили сфотографироваться со свободным от вахты личным составом. Под громовые крики «Да здравствует товарищ Сталин! Сталину ура!» вождь обошел корабль и созывал матросов для фотографирования даже несколько раз.
На сочинском рейде из-за ветра и волны решили на якорь не вставать, а удерживаться двигателями, чтобы увереннее с подветренной стороны мог пришвартоваться присланный катер.
Сталин, наулыбавшись в фотокамеры, пожав десятки рук, довольный, что все хорошо закончилось, уже собрался спускаться по трапу. Но увидел, как в порту очень медленно разгружается какое-то судно. Остановился, понаблюдал, спросил, что это за корабль. Ему доложили:
– Теплоход «Ворошилов», товарищ Сталин!
– Неуклюжий какой-то у нас «Ворошилов», – резюмировал вождь и ступил на трап. В это время подбежал адмирал Октябрьский со словами:
– Есть предположение, что вас прибыл встречать Вячеслав Михайлович Молотов.
И действительно еще один катер, поменьше, в это время подходил к правому трапу. Но подняться Молотову не пришлось. Товарищ Сталин не захотел возвращаться и, как только они оказались вместе на одном катере, с сожалением заметил:
– Очень жаль, Вячеслав Михайлович, что вам не пришлось побывать на борту крейсера, носящего ваше имя.
А.И. Микоян, Г.М. Маленков, Н.М. Шверник, А.А. Андреев и Н.А. Вознесенский на трибуне Центрального аэроклуба имени Чкалова во время авиационного парада на Тушинском аэродроме. 3 августа 1947. [РГАКФД]
Глава седьмая
Последние недели Алексею Александровичу Кузнецову живо напомнили те его молодые годы, когда в Ленинграде после убийства Кирова едва ли не круглосуточно, без промедления и устали надо было бороться против массы окопавшихся везде врагов – выявлять троцкистов, зиновьевцев, шпионов и вредителей, выступать на судах, клеймить их на собраниях. Он до сих пор искренне уверен, что в блокаду город выстоял именно потому, что партийной организации, с деятельной помощью органов НКВД, того же несгибаемого Кубаткина, удалось решительно побороть всю эту контрреволюционную сволочь, заблаговременно очистить город от потенциальных предателей и паникеров.
И вот теперь ему на стол ложатся все новые и новые документы, справки, отчеты и просто письма сознательных советских граждан о преступной халатности, а то и умышленном разглашении государственных тайн, контактах с вражескими разведками, передаче или утрате секретных материалов, фактах пресмыкательства перед заграницей, о недопустимости которого предупреждал товарищ Сталин.
Жданов в недавнем разговоре сравнил это с расчисткой Авгиевых конюшен. Расслабились, мол, после победы, перестали следить за чистотой в стойлах. А кто-то должен. Пусть так, пусть Кузнецов и станет этим древнегреческим героем. Но он будет не один. Греческий миф станет у нас былью. Другого не дано. Иначе мы сами вскоре можем стать просто мифом.
Ну как, как спокойно читать о том, что с попустительства бывшего начальника Гидрометеорологической службы Федорова там сотни раз бывали представители военных миссий Америки и Англии? Дело дошло до того, что была организована даже специальная комната, где эти разведчики распоряжались как у себя дома и изучали все материалы с грифом «совершенно секретно» и «для служебного пользования». Безалаберность? Или что похуже?
А тут вот как всегда супербдительный, своими усиками и носом напоминавший Кузнецову самодовольную крысу, свободно гуляющую по чужой кухне, Лев Мехлис сообщает, что Министерством госконтроля установлен факт антигосударственных действий со стороны ряда руководящих работников и ученых Главсевморпути, в огромном количестве передавших американцам научные работы, тоже составляющие гостайну.
Жданов рассказывал ему, что Сталин при организации сравнивал Главсевморпуть с Ост-Индской компанией. Но подчеркивал, что у нас построена она не на крови, не на костях местного населения, а на базе поднятия их культуры. Пошутил еще, что в Ост-Индской компании были свои войска для подавления восстаний, а у нас все должно решаться мирным путем, поэтому «пушек Шмидту не давать!»
Но Отто Юльевич Шмидт давно уже не возглавляет управление, а заведует кафедрой Московского университета. И его преемник, любимец Сталина Папанин, год как на пенсии. Так что ничто не мешает и там наладить должный порядок, избрать в коллективе «суд чести», как почти уже в полусотне министерств и ведомств.
И о подготовке съезда ни на один день нельзя забывать, надо контролировать проведение областных конференций. Выборы не проводились уже давно. Подготовленная по его заданию справка свидетельствовала, что в составе обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик осталось меньше сорока процентов избранных на партийных конференциях, а остальные кооптированные. А, к примеру, в Новосибирском обкоме лишь пятнадцать с половиной, в Пензенском меньше семнадцати процентов. Это не дело! О каком доверии и авторитете партийных органов может идти речь?
А сколько коммунистов, принятых в военные годы по облегченным правилам, вернувшись после демобилизации, не встали на партийный учет, не платят членских взносов, не посещают собраний? Тысячи! А партийные ряды меж тем размываются новой приемной гонкой. Каждый секретарь хочет иметь под крылом как можно больше партийцев. Ну вот почему больше всего членов партии стало теперь не в Москве и Ленинграде, а на Украине? И притом в несколько раз! Каганович, Хрущев поработали? А уровень образования у партийных работников на той же Украине крайне низкий, как, впрочем, и в Сибири.
В новом уставе непременно надо усилить требования к приему и контролю. Организации должны быть активным боевым отрядом, а не аморфными списками. Как говорится, лучше меньше, да лучше! Роль партии нужно усиливать. Так и надо четко записать в устав, что обкомы и крайкомы, не говоря уже о ЦК, объединяют, направляют и контролируют работу всех организаций, как общественных, так и государственных, и несут ответственность за политическое, хозяйственное и культурное состояние и развитие области, края, республики. И, безусловно, обеспечивают независимость и самостоятельность партийных организаций и неослабный контроль с их стороны за деятельностью хозяйственных и государственных органов, правильный подбор и расстановку кадров, их большевистское воспитание и выдвижение.
Во всем этом Кузнецова поддерживает и московский руководитель Попов. И никаких кооптаций, только прямые выборы руководителей!
Алексей Александрович и в речах, и на бумаге предпочитал стиль ясный и четкий, без экивоков и двусмысленностей. Нравилось это не всем. Поговаривали, что рубит с плеча. Но это воспринималось, это работало. А текст устава как раз предполагал краткость и определенность. Он еще раз перечитал последние тезисы и отложил на край стола: «Ну ладно, с уставом разберемся. Вот с программой посложнее».
Работа над ее проектом под руководством Жданова идет уже несколько месяцев. К написанию текста привлечены практически все хоть сколько-нибудь грамотные теоретики. Предварительные варианты, поступающие от разных коллективов, внимательно и незамедлительно прочитывались и Ждановым, и Вознесенским, и Кузнецовым. Андрей Александрович уже докладывал Сталину, что работа идет, убедив его, что вождю не стоит просматривать все предложения и «сырые» тексты. Ему будет доложен окончательный вариант.