. Предельно жесткий и деловитый, будто бы вовсе лишенный эмоций, Молотов оперативно и беспрекословно, при этом аккуратно и четко выполнял все указания и поручения Сталина. Георгий и сам старался быть таким. Разве что добавляя все-таки больше обаяния, дружелюбия в общении с людьми. Иногда казалось, что Молотову просто наплевать, что подумают о нем все, кроме Сталина. И это ощущение вместе с черствостью и тщеславием тоже откладывалось в памяти соратников.
Траурное шествие в день похорон М.И. Калинина. Л.П. Берия, Н.М. Шверник, Г.М. Маленков, Л.А. Говоров, Н.А. Вознесенский, А.А. Кузнецов, И.В. Сталин, Л.М. Каганович, В.М. Молотов, А.А. Жданов. Июнь 1946. [РГАСПИ. Ф. 77. Оп.1. Д. 1008. Л. 6]
Поэтому со стороны искушенного и хитрого Микояна это, конечно, был не просто не вызывающий сомнений естественный ответ, а еще и своеобразный пробный шар. Его интересовала как реакция вождя, так и реакция всех остальных присутствовавших. Но ведь они были тоже достаточно опытные товарищи и благоразумно промолчали, решив на всякий случай не обсуждать названную кандидатуру. Сталин не торопясь раскурил трубку, а затем просто произнес: «Да, Молотов человек достойный». На этом вся беседа и закончилась.
Странно, что он не упомянул своего любимчика Жданова. Его именем ведь тоже и города, и заводы названы. Правда, вот с кораблем как-то неудачно вышло. В ноябре 1941 года при переходе с осажденной финнами военно-морской базы Ханко в Кронштадт подорвался на мине и затонул самый крупный построенный на ленинградских верфях теплоход «Андрей Жданов». А до 1937 года он назывался «Алексей Рыков». При желании можно было бы увидеть в этом определенную символику…
Впрочем, сам Георгий Маленков пока не удостоился и этого. Приезжие думают про станцию метро. Но москвичи-то знают, что и она, построенная в 1934 году, и улица названы в честь его однофамильца – первого председателя Сокольнического совета Емельяна Маленкова, героически погибшего от рук белогвардейцев. И тщеславные размышления об этом приводили исключительно к закономерным вздохам о бренности жизни.
Спустя несколько дней Хозяин вновь будто ненароком поднял в разговоре эту тему. Мол, такова жизнь, всем нам настанет пора уступить свои места более молодым, да и сам он через какое-то время думает отойти от повседневных оперативных дел. Мол, есть на кого их оставить. И назвал фамилию Вознесенского, который может и должен возглавить государство после него. «Он – человек из нашего круга, и экономист блестящий, и государственное управление хорошо знает. А партию тогда можно доверить товарищу Кузнецову. Оба они, несмотря на возраст, уже себя вполне зарекомендовали, вот пусть и работают в полную силу».
При этом, по обычаю не спеша раскуривая трубку и неторопливо вышагивая за спинками кресел, Сталин чутко охватил взглядом тех, кто тоже явно не прочь был бы «поработать в полную силу», когда он уйдет. Затем остановился и уточнил: «Может, у кого-нибудь есть какие-то возражения?» Никто не проронил ни звука. Да уж, эти слова, не затрагивая ни головы, ни горла, без всякого сомнения, быстро запали непосредственно в душу каждого, и глубоко запали.
Напоминая сейчас об этом в максимальных подробностях, Берия, конечно, хорошо знал, кому и когда это говорит. И он сам, и Маленков, как, впрочем, и Молотов, и Микоян, помнили, чем десять лет назад обернулись для многих соратников аналогичные слова Сталина, произнесенные на февральско-мартовском пленуме 1937 года: «Мы, старики, члены Политбюро, скоро отойдем, сойдем со сцены. Это закон природы. И мы бы хотели, чтобы у нас было несколько смен, а для того, чтобы дело организовать, надо теперь же заняться этим, дорогие товарищи».
Многие из тех «дорогих товарищей» тогда быстро сошли со сцены. Это, похоже, была «первая смена». И Берия, близоруко щурясь, наклонившись в сторону собеседника, не преминул аккуратно напомнить и об этом. Правда, на последнем перед войной съезде Хозяин уже заявил, что «задача состоит не в том, чтобы ориентироваться либо на старые, либо на новые кадры, а в том, чтобы держать курс на сочетание, на соединение старых и молодых кадров в одном общем оркестре руководящей работы партии и государства».
Перед началом первомайской демонстрации. Г.М. Маленков, А.Н. Микоян и Л.П. Берия идут по территории Кремля.
1 мая 1947. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.12. Д. 122]
Лаврентий давно изучил характер Маленкова. Знал: чтобы добиться от него реального результата, надо постоянно пришпоривать, настораживать, уязвлять самолюбие.
А в данном случае это совсем просто. То, что Сталин действительно чересчур доверяет Вознесенскому, как знающему экономисту и умелому хозяйственнику, принимает его точку зрения по тем или иным вопросам, даже позволяет подчас спорить с собой, замечали многие. Хозяин даже однажды не сдержался и объяснил это другим «заведующим», как полушутливо называл членов политбюро, курировавших различные отрасли:
– Вот вы, даже если не согласны в чем-то друг с другом, все равно приходите ко мне с согласованным на бумаге общим решением. А Вознесенский, если не согласен, не будет соглашаться и на бумаге. Входит ко мне с возражениями, с разногласиями. Я же не могу все обо всем знать. Я обращаю внимание на разногласия, на возражения, разбираюсь, почему они возникли, в чем дело. А вы проголосуете и спрячете, чтоб я только подпись поставил. Хотите из меня факсимиле сделать? Вот почему я предпочитаю возражения Вознесенского вашим согласованиям!
Но бросалось в глаза и то, что Вознесенский, в свою очередь, решительно и амбициозно оттеснив и Кагановича, и Маленкова, и Микояна, крайне заносчиво и абсолютно независимо ведет себя с другими министрами, не говоря уже о подчиненных, не идет на компромисс, решает все сам, не советуясь, а лишь доводя до их сведения свое окончательное слово. Он высокомерен и неосторожен в словах.
Берия поведал, что уже пытался разыграть эту карту. Привел даже Хозяину фразу, которая должна была задеть его. Вознесенский, мол, высказался, что у нас в политбюро раньше пахло чесноком, а теперь шашлыком. Но не сработало. Сталин только усмехнулся: «Да, вот такой он у нас шовинист. Ну что с ним поделаешь?» Хотя и Берия, и Маленков, и сам Сталин всегда хорошо знали «что».
При недавнем обсуждении в политбюро плана на два года Сталин предложил поручить товарищу Вознесенскому, как председателю Госплана, обеспечить такой рост, чтобы не было падения плана производства в первых кварталах против последних. И Вознесенский, к удивлению многих, в том числе и Маленкова, и Берии, и Микояна, ответил, что да, это можно сделать.
Он действительно оперативно подготовил проект, в котором не было никакого падения производства в первом квартале, а намечалось даже определенное повышение. Сталин был очень доволен. Как вождь и поручал, в представленном проекте план будущего года сравнивался с планом текущего года, а текущий год брался в ожидаемом исполнении.
Берия, поднимая очередную рюмку, свозь пенсне подмигнул Маленкову и сказал, что ждать недолго – его люди в Госплане сумеют нарыть реальные цифры, нужные документы и подготовят реальные отчеты. А вот тогда и посмотрим на этого «преемничка».
А ведь поначалу Маленков и Вознесенский достаточно успешно сотрудничали и в Государственном комитете обороны, и в правительстве, и в Комитете по восстановлению освобожденных районов. Но уже после войны, когда Георгий Максимилианович возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленности, у него с председателем Госплана возникли острые, непреодолимые разногласия, отношения ухудшились вплоть до открытого конфликта. Для его рассмотрения даже была создана комиссия во главе с Микояном. И комиссия вынесла совершенно неожиданное для Маленкова, но, впрочем, характерное для Анастаса Ивановича, как бы «компромиссное» решение: демонтаж немецкой промышленности прекратить и наладить в качестве репараций производство товаров для СССР прямо на месте, в Восточной Германии. Несмотря на возражения Кагановича и Берии, это решение было утверждено на политбюро.
И что, спрашивается, товарищ Микоян от этого выиграл? И каково-то теперь нашему гибкому и дипломатичному Анастасу Ивановичу работается с грубым и безапелляционным первым зампредом правительства и академиком Николаем Алексеевичем Вознесенским, который ныне часто вместо Хозяина председательствует на заседаниях Совета министров?
Ну а о том, как раздражает Маленкова этот выскочка Кузнецов, и говорить не приходится. Выпал из ждановской колоды Щербаков, так на тебе, появился Кузнецов. Давно занимаясь кадровой политикой, он знал эту сталинскую схему – чуть какая-то фигура начинает заметно усиливаться в регионе, приобретать авторитет, ее с повышением переводят в Москву, на более ответственную и масштабную работу, дают проявить себя во славу Отечества и одновременно как бы растворяют в этом масштабе. Так сразу решается задачка с двумя зайцами. И человек на виду, и малейшая угроза возможного сепаратизма отпадает. А уж Ленинград давно, после Зиновьева и убийства Кирова, под особым надзором.
Кстати, Алексей Александрович Кузнецов тоже успел отметиться в отлучившем Маленкова от партийных дел процессе над авиаторами, поскольку в тот момент уже начал курировать ведомство Абакумова, а теперь вот и подавно налево-направо удаляет из аппарата ЦК бывшие маленковские кадры, ломает не хуже ждановского рояля настроенный инструмент. И все это сходит ему с рук.
Недавно, правда, сообщили, что он в ретивом порыве избрал теперь себе мишенью александровского зама Константина Кузакова. Готовится ставить вопрос не только о снятии с должности, но и об исключении из партии. «Ну что ж, исполать Вам, дорогой Алексей Александрович! – по этому случаю потирал руки Маленков. – Хорошо бы никто вас не останавливал, не мешал в этом деле. Уж я-то, поверьте, точно не буду».
Как все-таки прав китайский мудрец, чьи изречения в трудную для него минуту подсунула Георгию заботливая супруга: «Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть трупы проплывающих врагов». Сидеть надо, не дергаться, сидеть на берегу, в камышах, можно даже с удочкой.