дил за всеми газетами, так же анализировал всю информацию и так же докладывал. Разница лишь в том, что доклады его уже ни на что не влияли. Слушали их пенсионеры, такие же, как он сам. Даже в больнице и санатории Александр Николаевич старался поддерживать эти занятия.
А про Колю Власика знал, что того сначала услали куда-то на Урал заместителем начальника лагеря. Это генерал-лейтенанта-то… Затем через полгода там же арестовали, привезли в Москву, долго держали на Лубянке, осудили уже после смерти Сталина и снова отправили из столицы отбывать срок. Дальнейшие подробности пенсионеру Поскребышеву были неизвестны. Точнее, известны очень отрывочно, поскольку он по мере возможности помогал жене Власика и удочеренной им племяннице.
Вот о женах и дочерях они и начали свою беседу. Хотя на самом деле хотелось поговорить совсем о другом, о том, что, собственно, и соединило их именно сегодня. Только что закончившийся съезд партии проголосовал за новую программу построения коммунизма и решил вопрос о перезахоронении тела Сталина, что тут же ночью и было секретно совершено. Строку с двумя именами на граните в преддверии ноябрьского парада занавесили широкой белой лентой уже с одним – «Ленин».
Но не в очереди же это обсуждать. Здесь можно в лучшем случае поговорить о природе, о погоде, о здоровье, о семье, о ценах, о прошедших юбилеях – семидесятилетии одного и шестидесятипятилетии другого.
Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Н.А. Булганин, И.В. Сталин на XIX съезде КПСС. 1952.
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1661. Л. 1]
Г.М. Маленков, Л.П. Берия, К.Е. Ворошилов, А.И. Микоян, Н.С. Хрущев и другие выносят гроб с телом И.В. Сталина из Колонного зала. 9 марта 1953.
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1684. Л. 11]
Так потихоньку и подошли к вожделенному прилавку. Власику на его карточки продавщица отломила три положенные сдобные сайки. Он достал из кармана сетчатую сумку-авоську и положил в нее хлеб, предварительно аккуратно завернув его в газету.
– А юбилей свой, Коля, пришлось мне провести в больничной палате, потом санаторий в Барвихе… – продолжил Поскребышев и, когда они вновь оказались на улице, не удержался: – Странное все-таки ты место встречи выбрал.
– Поверь старому конспиратору, самое что ни на есть клевое местечко. Я ведь и раньше хотел на тебя выйти, знаю, что Надюшке моей помогал, что с дочуркой твоей они дружат. Обе по художественной части пошли. Спасибо тебе! Так вот. Освободили меня. Приехал. Вместо квартиры комната в коммуналке. Ни работы, ни пенсии. Зато «топтуны» на каждом шагу. Вот тебе и ответ. Такая очередь для «наружки» самое гиблое место. Движется медленно. Народу много. Меняются – то старики стоят, то дети, то их родители. И каждый цепко следит друг за другом. «Чужого» очередь к себе и близко не подпустит. Я ведь отстоял три часа до тебя. А «тихарю» что тут делать? Мерзнуть и «светиться»? Тем более я сюда хожу постоянно, одним маршрутом. Они знают. Проводят и возвращаются. А на тебя, на всякий случай, наводить не хотелось.
– А как же ты их вычислил-то?
– Обижаешь, – ухмыльнулся Власик. – Хотя сначала они и сами прокололись, причем очень смешно. Иду я себе по улице. Пальто вот так же нараспашку. А за мной аккуратно опер. Глаз-то у меня наметанный. Я – направо, он – направо. Я – налево, он – налево. Кстати, давай-ка мы с тобой тоже вот в этот тихий переулочек нырнем, проверим! Я в этом районе заранее все проходные дворы изучил.
Они свернули с улицы, прошли два десятка метров, замедлили шаг. Власик обернулся, удовлетворенно констатировал, что все чисто, и продолжил:
– А в тот раз я, наоборот, решил пойти туда, где народу побольше. Смотрю – крутится в толпе «щипач», карманник, значит. Все ближе и ближе. Я и бровью не веду. А вот когда он запустил свою ручонку ко мне в карман, тут я поверх свою положил и прижал так, что он враз на колени свалился, побелел, заорал от боли. Тут и мой «хвост» нарисовался, хотел задержать воришку. И окончательно раскрылся. Опыта маловато, видать, чи шо? Спецов-то всех в органах поубирали. Ну, я его успокоил. Сказал, что забирать этого сявку надобности нет, он работать теперь уже долго не сможет. И добавил, что не люблю, когда в мои дела и в мои карманы руки суют. «Понял, товарищ генерал», – растерялся, глазками заморгал. С тех пор я его не видел. Других стали посылать.
Николай Сидорович вздохнул:
– Знаешь, поначалу надеялся, что все как-то теперь устаканится. Берии нет. Подручных его, которые меня уродовали на Лубянке, тоже нет. Кстати, помнишь, мы всё гадали, почему у Лаврентия сапоги такие необычные, с обрубленным носом? Так вот, я теперь знаю отгадку – бить ими сподручнее. Особенно лежачих. А уж на это там мастера! Меня после таких допросов с пристрастием дважды еще в подвал на расстрел водили.
Н.С. Хрущев, Л.П. Берия и Г.М. Маленков у гроба И.В. Сталина в Колонном зале. 7 марта 1953.
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1684. Л. 7]
Чего только не шили – и кражу документов, и разглашение гостайн, и растраты, и аморальный образ жизни, и то, что не обеспечил своевременного вскрытия шпионской террористической организации врачей… Помнишь письмо этой самой Тимашук о Жданове? Хотели и тебя пристегнуть. Очень хотели. Кобулов прямо мне говорил: «За отказ от показаний на Поскребышева подохнешь в тюрьме». А после Берии уже Серов грозил. А чего уж грозить? Я и лагеря, и Лефортово, и Бутырку прошел. Месяцами без сна. Голова, понимаешь, – то моя, то – не моя. Столько всяких ужасов мерещилось. Думал, вот-вот с ума съеду, каюк мне пришел. Не съехал, не сдох, но инфаркт заработал.
– Я, Коля, после отстранения от должности тоже чемоданчик с теплыми вещами собрал. Очень похоже было, что за тобой отправлюсь, – с горечью признался Поскребышев. – Да чего там! Уж если у Саши Бакулева в прихожей на табуреточке такой же саквояжик стоял… А скольким он жизни спас, даже Нину, жену Лаврентия, оперировал. Может, это и спасло.
– Очень может быть… По врачам лихо прошлись… Кого я там, Саша, только не встречал, каких только историй не наслушался…
Запись выступления Г.М. Маленкова на заседании Президиума ЦК КПСС, сделанная заместителем главного редактора газеты «Правда» П.Н. Поспеловым, о номере газеты «Правда», посвященном похоронам И.В. Сталина и о прекращении политики культа личности. 10 марта 1953 Подлинник. Автограф П.Н. Поспелова.
[РГАСПИ. Ф. 629. Оп.1.Д. 54. Л. 68–70]
Но вот и мне повезло, в Москву разрешили вернуться, реабилитировали, судимость сняли. Надеялся, по-другому все пойдет. В партии восстановят, глядишь, и ордена, звание вернут… Куда там! Писал Ворошилову, Микояну. Ходил по приемным, в прокуратуру. Какие только пороги не обивал. И Саша Хрулев, и маршал Василевский за меня ходатайствовали. И Жуков даже. Комитет партийного контроля рассматривал мое заявление и год назад выходил в ЦК, чтобы восстановить. Но там решение не утвердили. Хрущ не захотел. Помнит, как мы с тобой его из кабинета волоком вытаскивали, когда он у Хозяина в ногах валялся, рыдал, сыну-убийце прощение вымаливал.
– Да, Никита – он памятливый, с двойным дном. Хитрый и мстительный, – согласился Поскребышев. – Вот, когда мы сейчас с тобой за хлебом стояли, вспомнилось, как Хозяин, пораженный сведениями о небывалом урожае пшеницы на Украине, попросил меня вызвать Мельникова, за год до того сменившего Никиту в Киеве, в Кремль для личного отчета на политбюро. Он приехал и доложил, что еще зимой был проведен актив с работниками села, на котором те поставили вопрос – разрешить им сеять то, что сеяли их отцы и деды, – и получили согласие. «А что же до этого сеяли на черноземах Украины?» – тут же поинтересовался удивленный Сталин. Ну, Леонид Георгиевич и рассказал, что большая часть земель была под техническими культурами, включая кукурузу и кок-сагыз, из которого получают каучук. Хозяин не сдержался и впрямую спросил: «Какой же дурак придумал под это занимать ценнейшие почвы Украины?» Мельникову ничего не оставалось, как указать пальцем на Никиту, который тут же получил от Сталина хорошую взбучку. А когда выходили из кабинета, я сам слышал, как Хрущ сказал Мельникову: «Я тебе этого по гроб не забуду». И где теперь Мельников? Трубит в какой-то стране послом. И Молотова он тоже послал… в Монголию. Всех убрал из Москвы. А мы с тобой, Коля, снова имеем карточки на хлеб, которые после войны с радостью отменяли.
– Да. Пожалуй, трудно было бы Хозяина рассмешить чем-то сильнее, чем сказав, что после него великой страной будет управлять Хрущ, – грустно подтвердил Власик и тут же удивленно пожал плечами. – Я до сих пор не могу понять, как он это все провернул – Берию убрал, Маленкова, Молотова, Кагановича, Булганина, Шепилова… Уж не мне их жалеть, конечно, но ведь это зубры были. Не одну псину в таких делах схавали. А победил лысый ежик, прости господи. Но ты же больше меня об этом знаешь…
Проект доклада Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда «О культе личности и его последствиях», подготовленный П.Н. Поспеловым. Январь – начало февраля 1956. [РГАСПИ. Ф. 629. Оп.1.Д. 54. Л. 72–73]
– Кое-что знаю, конечно. И сам много об этом думал. А ответ прост. Его никто никогда не брал всерьез, не считал соперником. Столько было за ним провинностей, а все сухим выходил Никита. Под дурачка, под шута рядился, вприсядочку вокруг Хозяина крутился. Еще Александр Сергеевич Щербаков говорил: «Хрущев прочел две книжки по копейке и считает себя грамотным». А Берия, Маленков, Булганин просто расслабились после смерти Хозяина. Все козыри были на руках. Полагали, что Никита очень даже удобен – поручи ему что-то, он лоб расшибет, а сделает.
– Будто забыли, сколько чужих лбов он до этого расшиб и продырявил. И в Москве, и на Украине, – угрюмо заметил Власик.
– Его лоб, Коля, надо рассматривать как внутренний орган. И с этой точки зрения, внутренних дел, интриг и комбинаций, он работает будь здоров. Губки сахарно улыбаются, глазки масляно бегают, внимание отвлекают, а ручки в это время свое плетут. Но под столом. Ну а для других, внешних дел много ума не надо – выхватывает лоскуты чужих идей, планов и разработок, наскоро сшивает и прикрывает ими свой голый зад. На сталинском-то заделе, на инерции еще долго прожить можно. Вот он теперь у нас славный покоритель космоса. А какое он к этому имел отношение? Сталин – имел, Берия имел, Маленков, Первухин, Сабуров… Так «иных уж нет, а те далече»… А Никите ракета близка только тем, что на кукурузный початок похожа. Теперь еще и коммунизм скорый объявил. Я в документах нынешнего съезда увидел немало строк, написанных еще Сталиным, Ждановым, даже мной. Ведь это Хозяин тогда действительно планировал через двадцать лет достичь коммунизма. И знал как! И смог бы! Прикидывал и раскладывал по порядку нужные инструменты, детали и механизмы на своем государственном верстаке. Всех бы построил. Причем не в хлебные очереди! Достиг бы! Достиг! Никаких сомнений! У него всегда получалось!