А в сентябре операция КГБ по втягиванию Советского Союза в афганский капкан выходит на финишную прямую.
Опять процитируем генерала В. Заплатина: «12 сентября встреча Тараки в кабульском аэропорту была пышной, но тревожной. Все говорило о том, что скоро наступит развязка. В это время в афганской армии работала группа генералов и офицеров Минобороны СССР под руководством главнокомандующего Сухопутными войсками генерала армии Павловского. Послу СССР в Афганистане Пузанову совместно с Павловским, генералом КГБ Ивановым и советником Гореловым было поручено провести беседу с Тараки и Амином и примирить их.
14 сентября советские посланники прибыли в рабочий кабинет Тараки. Пузанов сообщил о цели визита и просил пригласить на беседу Амина. Амин приехал во дворец, и здесь на него было совершено покушение. Погиб главный адъютант Тараки, Тарун, тяжело ранен адъютант Амина. Беседа не состоялась, гром грянул. Когда советские представители покинули дворец и убыли в посольство, весь вечер и ночь между Тараки и Амином шла отчаянная борьба за влияние на войска кабульского гарнизона…
Уже на следующий день Тараки был изолирован от руководства страной, а 16 сентября в здании Минобороны последовательно состоялись вначале заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки был освобожден от должности председателя Ревсовета и генерального секретаря ЦК НДПА. Единогласно на эти должности был избран X. Амин» [14.7].
Понятно, что не Тараки устроил покушение на Амина — надо быть идиотом, чтобы пытаться его убить в присутствии советских представителей. Кто же тогда организовал покушение? «На их совести — фатальная ссора Тараки и Амина, неоднократные попытки покушений на Амина». Провокация, осуществленная КГБ руками своих агентов из «четверки», которых затем вывезли в Советский Союз, вполне удалась. Тараки, которого Амин считал виновным в покушении на себя, после отстранения от власти был убит, и нашему Политбюро было представлено весомое доказательство, что в Афганистане творится не пойми что, вон даже руководители государства друг друга убивают и перевороты устраивают.
Оценка положения в стране у военных и у КГБ отличалась до такой степени, что едва не доходило до драки. Генерал Заплатан пишет: «К сожалению, разная оценка положения дел в Афганистане и армии между военными советниками и руководителями наших спецслужб сохранилась, и такой она шла к руководству нашей страны… дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки» [14.7].
14 октября 1979 г. в Герате начался мятеж в 7-й пехотной дивизии афганской армии, но был быстро подавлен. Генерал Заплатин пишет по этому поводу [чтобы было понятно — в нашем посольстве под видом дипломатических работников трудились в основном сотрудники резидентуры КГБ]: «После подавления мятежа я поехал в посольство с целью доложить о выполненной задаче. В приемной посла сидел один из работников посольства и плакал. На мой вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что тот льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так мы «дружно» работали» [14.7]. Плачущего «работника посольства» можно понять: наверно, уже готовился за этот мятеж орден получить, а тут такой облом. Как видите, КГБ работал так топорно, что его провокации с целью дестабилизации обстановки в Афганистане были видны послу и нашим военным советникам невооруженным глазом.
В ноябре прислали нового посла Ф.А. Табеева, он «попросил высказать свое мнение по содержанию шифровки, подготовленной в Москву за подписью самого Табеева, гэбиста Иванова и генерала МВД Попутина. Подпись последнего уже стояла под шифровкой. В шифровке давалась крайне негативная оценка положения дел в ДРА, особенно в армии. Речь шла о том, что армия полностью деморализована и не в состоянии противостоять мятежникам. С этим был не согласен не только я, но и советник по линии ЦК КПСС Веселов и его помощник Кулинченко. Мы спросили Попутина, почему он подписал шифровку, не зная положения дел. Тот ответил, что его попросили подписать работники КГБ, и он так и сделал, а раз мы возражаем, то он тут же снимет свою подпись. В итоге в Москву данная шифровка ушла за подписью одного лишь представителя КГБ» [14.7]. Как видите, линия КГБ последовательно сводилась к тому, чтобы дезинформировать советское руководство о положении в Афганистане и представлять дело так, будто там хаос и развал, афганская армия не в силах противостоять мятежником, и без ввода советских войск ну никак не обойтись.
Руководитель Оперативной группы КГБ в Афганистане с 17 марта 1979 г. Б.С. Иванов в 1955—59 и в 1962—64 гг. был резидентом КГБ в Нью-Йорке, и какого рода у него там были контакты с американцами — тайна, покрытая мраком. Но втягивание Советского Союза в афганский конфликт соответствовало интересам США, и генерал Иванов этому способствовал всеми силами. Кстати, в 1962—64 гг. О. Калугин находился в непосредственном подчинении у Б. Иванова.
Армейские генералы всячески сопротивлялась попыткам КГБ добиться ввода наших войск. В другом своем интервью генерал Л. Горелов вспоминал: «Брежнев решил послушать и мнение «низов». (…) входим с Огарковым в кабинет, там: Брежнев, Громыко, Устинов, Пономарев. Поздоровались, они нам чаю с лимоном предложили. Брежнев попросил доложить обстановку в стране. «Леонид Ильич, — говорю, — я владею информацией, но не так глубоко как посол. В деталях знаю обстановку в армии». — «Ответьте, войска надо вводить или нет?». — «Нет, Леонид Ильич». — «Почему?». Я стал докладывать: «Во-первых, у афганской армии сегодня в наличии 10 пехотных дивизий, три армейских корпуса, 350 самолетов, 1500 стволов артиллерии, 900 танков. Она способна контролировать положение дел в стране и на границе. Доказательство: многочисленные успешно проведенные операции по вытеснению пакистанских группировок. Во-вторых, если введут наши войска, американцы усилят помощь антиафганским формированиям. Снабдят их техникой, оружием, советников пришлют и вторгнутся в Афганистан. В-третьих, наша армия не готова драться в горах. Она не знает, что это такое».
Тут Устинов меня прервал: «Не расписывайся за армию». Я спокойно ответил: «Говорю то, что знаю точно». И продолжил: «В-четвертых, Советский Союз понесет огромные материальные и человеческие потери. Наши ребята будут воевать первым эшелоном, а афганцы вторым». (С горечью). Так и случилось. Меня выслушали и попросили удалиться в соседнюю комнату. После меня докладывал представитель КГБ в Кабуле генерал-лейтенант Борис Иванов. Когда мы ехали обратно, Огарков сказал, что мы проиграли. Я догадался, что Брежнев принял сторону кагэбиста Иванова, который рьяно выступал за ввод войск» [14.8].
Следует отметить, что Андропов к тому времени был полностью на стороне Иванова. Как сказал генерал Горелов в упоминавшемся интервью в августе 2006 г., опубликованном на сайте artofwar.net.ru, «основную ответственность за это должно нести ведомство Андропова, т.е. КГБ. Это они сумели потом убедить в необходимости ввода войск Устинова и Громыко. Потом эта тройка — Андропов, Громыко, Устинов — сумели убедить Брежнева принять это решение. А в каком состоянии генсек тогда уже был, вы знаете… А что Устинов? Пошел на поводу у Андропова. Они были старые друзья» [14.3].
В статье [14.9] сразу трех авторов со ссылкой на воспоминания генерала армии AM. Майорова говорится: «На заседание Политбюро вызвали начальника Генштаба Огаркова и приказали готовить 75-тысячную группировку. (…) Огарков стал возражать: «Мы восстановим против себя весь восточный исламизм и политически проиграем во всем мире». Его оборвал Андропов: «Занимайтесь военным делом! А политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич!»
Необходимо сказать, что после марта 1979 г. и Тараки, и Амин продолжали забрасывать советскую сторону просьбами о вводе войск. 14 апреля 1979 г. Главный военный советник в Афганистане Л. Горелов направил начальнику Генштаба Н. Огаркову шифртелеграмму, что X. Амин по поручению Н.М. Тараки обратился к нему с просьбой прислать в Афганистан советские боевые вертолеты с советскими экипажами. Огарков наложил резолюцию «Этого делать не следует». Вполне возможно, что маршал Огарков через военную разведку ГРУ получил информацию о планах ЦРУ-КГБ втянуть Советскую армию в афганский конфликт с определенными целями и именно поэтому, вплоть до самого последнего момента, так противился вводу войск. Новые просьбы Тараки и Амина о направлении наших войск в Афганистан поступали и после этого, их рассматривали на заседаниях Политбюро 21 апреля и 24 мая. И даже после убийства Тараки X. Амин снова обращался к советскому руководству с просьбами о направлении советских войск (всего с сентября по декабрь 1979 г. было 7 таких обращений).
Короче говоря, воздействие на Политбюро шло с двух сторон — и сами афганские руководители — агенты американцев — настаивали на вводе войск, и КГБ путем проведения комплекса различных мероприятий стремился убедить Политбюро в такой необходимости. И только начальник Генштаба Огарков и военные советники в Афганистане Горелов и Заплатин пытались предотвратить трагическое развитие событий.
Необходимо акцентировать внимание на следующем. Если бы советские войска были просто введены в Афганистан для помощи афганскому руководству, то приход «неверных» был бы воспринят крайне враждебно только радикальными исламистами. А вот если бы дело выглядело так, как будто Афганистан захвачен иностранными оккупантами, это вызвало бы гнев и возмущение у подавляющего большинства населения.
Чем сильнее гнев населения против захватчиков, тем сильнее разгорится военный конфликт. Поэтому X. Амина было решено убить (ведь какие же это оккупанты, если они не убили главу государства?). Ради достижения собственных целей даже ЦРУ иногда жертвует своими агентами. Кто выращивает бычка на мясо, тот имеет право его зарезать.
20 октября в Кабул вылетела спецгруппа КГБ «Зенит».
25 октября сотрудник КГБ А.В. Петров вылетел в Прагу за жившим там в эмиграции после отставки с должности афганского посла в Чехословакии Б. Кармалем.