бибигаре (женском доме), где прежде белые офицеры держали своих индийских наложниц. Сами сипаи не хотели пятнать себя женской кровью и призвали на помощь мясников.
Отбив Канпур, британская армия увидела, что бибигар залит кровью. Повсюду в доме было разбросано женское белье, отрезанные волосы, отрубленные руки и ноги, нагие изуродованные тела. Солдаты разделили между собой локоны одной юной девушки и поклялись, что за каждый ее волос умрет один сипай. Генерал Нил распорядился, чтобы наказание мятежников было «тяжелейшим, страшнейшим, самым отвратительным для их чувств – и таким, которое они навсегда запомнят». По его приказу пленных заставили вылизать залитый кровью бибигар языком – по их вере, это вело к вечной гибели; затем их били кнутами и повесили. Историк называет этот «припадок мстительного зверства» «одним из самых позорных эпизодов британской истории»[330].
И в этой страшной резне, и в ее последствиях, сквозь всю лицемерную болтовню современников, ярко и безошибочно узнаваемо звучит главная тема Империи. Суть ее проста: владычество и господство. Распространение власти белых, хоть и обещало множество новых свобод, на деле служило лишь закрепощению женщин, утверждению их в роли вечного низшего класса, низшей расы.
Но под покровом торжества и безмятежного спокойствия назревал мятеж. Что-то шевелилось там, в глубине, и готовилось вырваться наружу. После тысячелетий безуспешной борьбы – удача наконец повернулась лицом к женщинам.
IV. Великий перелом
Видя на сцене Обычного Мужчину, я спрашивал себя: а где же Обычная Женщина?
10. Права женщины
И сам твой пол, и познания, и количество и качество природных способностей, будь то в области чувств или рассудка, ставят тебя ниже меня.
Муж и жена – одно, и это одно есть муж.
История человечества – не что иное, как история нескончаемых насилий и посягательств на женщин со стороны мужчин, имеющих целью установление над ними абсолютной тирании.
Королева желала бы привлечь всех, кого только возможно, к борьбе с этой безумной и порочной глупостью, именуемой «движением за права женщин»…
В 1848 году англичанка по имени миссис Доусон подала прошение о разводе. Муж открыто ей изменял, ради своего удовольствия стегал лошадиным кнутом и рвал ей кожу щеткой с металлическими зубьями. На свое прошение миссис Доусон получила отказ. Суд здесь последовал за предыдущим решением, вынесенным за восемь лет до того, по делу еще одной несчастной жены, Сесилии Марии Кохрейн. Сесилия бежала от несчастливого супружества и поселилась вместе с матерью во Франции, однако муж обманом заманил ее в Англию и запер под замок, чтобы она снова не сбежала. Ее мать подала жалобу в суд, требуя освобождения Сесилии, и Суд королевской скамьи воспользовался этим случаем, чтобы заявить юридическую позицию по этому вопросу. Женщины, объявил он, с рождения находятся под бессрочным опекунством отца, а затем мужа, и, вступая в брак, женщина дает согласие на свою гражданскую смерть. Таким образом, «невозможно сомневаться в том, что английский закон предоставляет мужу всецелую власть над женой… Он может удерживать ее силой… может бить». Свобода Кохрейна держать жену под замком стоит выше ее свободы передвижения, как ясно дал понять судья:
Здесь прозвучало заявление, что, отказываясь освободить [Сесилию Кохрейн], я приговариваю ее к пожизненному заключению. Но я не могу сомневаться в том, что взаимное долготерпение и уступчивость, вызванные пониманием, что брачный союз нерасторжим, ведут к большему счастью в браке, чем ослабление супружеских уз[331].
Это не были отдельные и редкие случаи. В это же время отказали в разводе некоей миссис Эддисон, хотя она доказала, что муж был садистом и изменял ей с ее сестрой. Еще одной женщине, миссис Тейш, отказали «в целях защиты общественной морали», хотя сам лорд-канцлер признавал, что «не припомнит другой женщины, так же ясно и подробно излагавшей свое дело». Никогда «священные узы супружества» не были так прочны, как в эпоху, когда все прочее летело вверх дном. С 1700 по 1850 годы многоголовый монстр революции разорвал на куски Америку и Европу, а с ними порвал и цепи, сковывавшие человечество на протяжении тысячелетий. В Африке, Индии, Аравии и на Дальнем Востоке имперские искатели приключений, как мужчины, так и женщины, расширяли границы географических знаний и перекраивали карту мира. Но и те, кто оставался дома, не сидели без дела: они подарили человечеству карманные часы, многозарядную винтовку, хлопкоочистительную машину, беспроводной телеграф, динамо-машину и стенографическое письмо. Барьеры расстояния, стены невежества рушились одна за другой, но одна великая аномалия стояла недвижимо. Женщины всей земли по-прежнему находились буквально в сексуальном рабстве; их положение не изменилось с первых веков цивилизации, созданной мужчинами.
Человечество дожило уже до двадцатого столетия по христианскому календарю, а по календарям других культур – прожило еще дольше; но универсальная вера в мужское превосходство оставалась непоколебимой. Каждая женщина впитывала с молоком матери: мужчины важнее. Например, в послереволюционной Франции на рубеже веков один приезжий отмечал, что за столом в любом французском доме «хозяин дома сперва накладывает еду себе, затем обходит мужчин в порядке их возраста и положения; хозяйка дома, ее дочери и подруги не подходят к столу, пока самый последний из работников не получит свою долю»[332]. К середине XIX века эти мужские прерогативы сложились и закрепились в виде ряда привилегий, лишающих женщин всего, чего мужчины добились для себя. В «Декларации», составленной Элизабет Кейди Стэнтон на Конгрессе по правам женщин в Сенека-Фоллс, штат Нью-Йорк, в 1848 году, перечислены следующие несправедливости мужчин по отношению к женщинам:
Он никогда не позволяет ей пользоваться неотчуждаемым избирательным правом…
Вступая с ней в брак, он делает ее лишенной гражданских прав…
Он отбирает у нее право на всякую собственность, даже на деньги, ею самой заработанные… становясь над ней полным хозяином…
Он так сформулировал законы о разводе… что они не способны защитить счастье женщины…
Он монополизировал почти все прибыльные занятия и должности…
Он лишил ее возможности обрести новые знания и умения через образование…
Он создает общественные предрассудки, предлагая миру разные нравственные кодексы для мужчин и для женщин[333].
Как легко догадаться, мужчины видели эту ситуацию совсем иначе. И не одних только бенефициаров удовлетворяло текущее положение дел: преданно поддерживало мужчин и большинство женщин. Каролина Нортон испытала тиранию мужского превосходства на себе, когда ее муж, адвокат, в рамках своих законных прав обвинил ее в супружеской измене, лишил детей, отказал в средствах к существованию, а когда она начала зарабатывать на жизнь писательством, наложил арест на ее заработки и присвоил себе копирайт на все ее сочинения. Однако, даже возглавив кампанию за отмену этих законов, Каролина заявляла: «Я… верю в естественное превосходство мужчины так же, как в бытие Божие. Женщина по своей природе стоит ниже мужчины»[334]. Каролина Нортон не сомневалась, что говорит от лица «миллионов», когда утверждала: «Дикие и безумные теории “равных прав” и “равного интеллекта”, выдвинутые некоторыми женщинами, не отражают мнение нашего пола».
И такой взгляд получал международную поддержку на всех уровнях. В Британии королева Виктория выразила мнение всей правящей элиты, заняв позицию неумолимого противостояния «безумной и порочной глупости, именуемой “движением за права женщин”, вместе со всеми ужасами, которые, судя по всему, сулит это движение нашему бедному полу»[335]. Страхи Виктории, что «женщина, которой позволят лишиться пола, станет самым злобным, бессердечным, отвратительным человеческим существом!», разделяли женщины по всему миру, всех возрастов и социальных положений. В Америке женщины стали единственной группой в истории страны, активно боровшейся против собственной эмансипации. То же происходило в других местах: горстка реформаторов, стремящаяся вывести проблему женских прав в поле общественного внимания, подвергалась яростным, порой физическим атакам противников обоих полов, с равным упорством желающих сохранить «природное» господство мужчин.
Однако «природным» оно не было; напротив, именно сейчас это якобы «естественное» понятие торопливо изобреталось заново. Мощные патриархальные санкции, от юридических ограничений до социальных табу, поднялись на борьбу с угрозой, исходящей от женщин, готовых рискнуть и «лишиться пола», чтобы наложить наконец руки на привилегии, которыми мужчины пользовались уже много веков безо всякого ущерба для своих репродуктивных органов. Сторонница реформ Беатриса Вебб непосредственно столкнулась с этим явлением, когда в марте 1889 года посетила профессора Маршалла из Лондонского университета, чтобы обсудить с ним свой новый исследовательский проект. Опытная исследовательница с обширным списком научных трудов, она, однако, выслушала от самозваного «высшего существа» такую лекцию: