ению, назвав ее племянницей. Директор при этом как-то так улыбнулся, что Пшеничный со смехом махнул рукой и протянул:
— Да нет…
На столе, покрытом белоснежной скатертью, появились широкие фужеры с шампанским, прозрачные чашечки с мороженым, всевозможные муссы, сладкие птифуры.
— Ну, девушки, за вас! — поднял фужер Станислав Михайлович.
Ксении ужасно понравились вальяжная уверенность Пшеничного, его костюм, часы, сотовый телефон и даже щеточка усов. Он же, поймав ее взгляд, заказал еще шампанского. Когда она, извинившись, поднялась, чтобы выйти в дамскую комнату, рука Пшеничного слегка, как бы случайно, скользнула по ее бедру.
— Пап, а поехали в какой-нибудь ночной клуб! Гулять так гулять! — заглядывая ему в лицо, предложила Милена.
— Э… с удовольствием бы, но, — Станислав Михайлович посмотрел на часы, — не могу.
— Ну пап, — очень осторожно, следя за реакцией отца, все же попыталась уговорить его Милена.
— Вся в меня, — рассмеялся Пшеничный. — Гулять так гулять. А мы вот как сделаем. — Он вынул из бумажника деньги и протянул дочери. — Гуляйте, девчушки, но только без меня. А как домой надумаете, позвоните, я за вами машину пришлю.
В другое время Ксения мысленно воскликнула бы: «Вот здорово!» — а сейчас лишь выдавила улыбку. Ей представился мягкий полумрак ночного клуба и рядом Пшеничный, которого можно было бы покорить… ведь он мужчина.
Шампанское раззадорило фантазию. «А что? Оставил же он тетю Зою, женился на другой, молодой. Сейчас эта молодая уже старая — сорок лет. А мне только девятнадцать, и он так поглядывает на меня, даже не удержался, рукой провел по бедру…»
— Что, Ксения, задумалась? — вывел ее из-под влияния грез Станислав Михайлович.
Она чуть вздрогнула и мотнула головой.
— Опьянела, наверное.
— Если что, звони, — протянул он ей свою визитку.
А Милена уже чмокала его в щеку, приговаривая:
— Папка, ты — это праздник! — И, повернувшись к Ксении, спросила с задором: — Классный у меня папка, правда?
Ксения чуть задержалась с ответом, улыбнулась и, взглянув с женской раскованностью прямо в глаза Пшеничному, выразила свое согласие необычным для нее взволнованным грудным голосом:
— Да, классный!
Станислав Михайлович с повышенным интересом окинул взглядом Ксению, чуть шевельнул губами и сказал:
— Ну что, куда вас подвезти? Домой, наверное, наряды сменить?
— Да-да! — скороговоркой подхватила Милена.
Ксении это предложение очень понравилось. Значит, она останется с Пшеничным одна в машине, шофер не в счет, так как по дороге сначала завезут Милену… Но Милена спутала все карты:
— Ксюшу везти далеко. Поехали ко мне, я ей дам какое-нибудь платье.
Ксения была вынуждена согласиться. Когда они уже садились в машину, Пшеничный слегка подтолкнул ее сзади, чуть пониже спины…
Недвусмысленное прикосновение немного подвыпившего Пшеничного Ксения расценила как то, что она понравилась ему.
Всю последующую неделю она конспектировала лекции автоматически, потому что сконцентрироваться на том, что говорил преподаватель, не могла. Мысли, получившие толчок в реальном пространстве, заискрились и закружились в фантазийном полете. «Вот это была бы бомба, вот это был бы взрыв!.. — Улыбка вспыхивала на ее губах, затуманенный взгляд щурился от блестящих грез. — Я выхожу замуж за Пшеничного и становлюсь мачехой Миленки. Ух!..» Дыхание пресеклось. Ксения, напрягая память, попыталась вспомнить Ингу. Она ее видела как-то в магазине вместе с Миленой.
Вежина подошла к ним, и Милена познакомила их. Тогда впечатление было ошеломляющее. Инга была одета необыкновенно красиво и очень дорого. Волосы были пострижены коротко, по-модному. Держалась она с подчеркнутым достоинством и, не замечая продавщиц, только указывала, что еще хочет примерить. Ее взгляд скользил по вещи, затем по зеркалу, которое отражало ее, потом с легким вопросом обращался к Милене и несколько раз по тому же поводу остановился на Ксении, что невероятно польстило самолюбию девушки. Она с таким восхищением смотрела на Ингу, что та пригласила ее зайти вместе с ними в кафе выпить чего-нибудь прохладительного.
Ксения отметила независимое, уверенное, абсолютно не заискивающее отношение Милены к своей мачехе. Она была с ней на равных. Вежина, ненавидя себя за свое внутреннее пресмыкание, попробовала чем-то возразить Инге. Инга так посмотрела на нее, что девушка смешалась, опустила глаза и извинилась, сказав, что, несомненно, была не права.
Теперь, вспоминая ту единственную встречу, она пыталась воспроизвести в памяти лицо Инги.
«Э, да какое это имеет значение. Ей сорок. И она уже, без сомнения, надоела Станиславу. А он так смотрел на меня!.. — Мурашки пробегали по телу Ксении. — Мужчина он видный… — Мысль потерялась, и послышался голос преподавателя, что-то говорившего о древнегреческой трагедии… — Видный тем, что полный! — со всем чистосердечием призналась сама себе. — А ведь противно будет с ним… Потом не иначе прозову его толстым боровом. Нет, но все же его взгляд… В нем было такое желание, какое может захватить, несмотря ни на что. Надо изловчиться так влезть в глаза и душу Станислава, чтобы он только обо мне и думал. Ведь другого такого богатого я вряд ли встречу. Круг моего общения ограничен такими же, как я, ну чуть лучше, чуть хуже. Да и вообще, это будет гром средь ясного неба, кувалдочкой по голове и тетке Зойке, и Миленке, и Инге заносчивой. Да, там еще обретается Олег, сынок Станислава. А Милена мне как-то говорила, что Станислав к нему большими отцовскими чувствами не пылает, считает его за никчемного мальчишку. Недаром Миленка однажды обмолвилась, что Пшеничный составил завещание в основном на нее. А если я выйду за Станислава, то он его переделает в мою пользу. А как окончу университет, буду работать вместе с ним в его издательстве».
К концу последней лекции у Ксении стало учащенно биться сердце. Она ждала, что не сегодня-завтра Пшеничный встретит ее после занятий. Она выходила позже всех, чтобы ее сразу можно было увидеть. Крутилась на высоком крыльце, потом медленно спускалась, всем существом ожидая, что ее сейчас окликнут. Но прошла неделя, потом вторая, а Пшеничный не появлялся.
«Да он так вообще забудет о моем существовании, — заволновалась Ксения. — Что же делать?.. — Она вынула из сумки его визитную карточку. — А что, если позвонить? И что? — пожала она плечами. — Еще скажет — перезвони, сейчас занят. И потом, не свидание же мне ему назначать. А если я приду к нему прямо в издательство под конец рабочего дня? Предлог у меня есть. Мол, хочу, Станислав Михайлович, по окончании университета работать у вас, как вы на это смотрите? Он мне предложит сесть в кресло, нальет рюмочку коньяку, а почему нет? Заговоримся… глядь, и ужинать пора. Позвонит домой, скажет, что задержится. И поедем мы с ним в какой-нибудь шикарный ресторан. Он не упустит случая побыть со мной наедине. Я же не из тех, что вешаются на шею и берут деньги. Я чистая, невинная… Ну почти…»
Референт Пшеничного, Ангелина Максимовна, вошла в его кабинет и сказала:
— К вам, Станислав Михайлович, какая-то девушка, говорит, что ваша знакомая.
Пшеничный удивленно вскинул брови.
— Как ее зовут?
— Ксения Вежина.
— А!.. — широко улыбнулся Станислав Михайлович и, откинувшись на спинку кресла, покрутился вправо-влево. — Пусть зайдет. Это дочь сестры моей первой жены, некоторым образом племянница, — пояснил он.
Ангелина Максимовна понимающе кивнула и, задержавшись на минуту, сказала:
— Племянницы опасны для мужчин вашего положения. С ними держишься запросто, считая их еще девочками, а они уже давно выросли и смотрят на вас жадными женскими глазами.
— Пшеничный добродушно рассмеялся.
— Ну да и вы, дядюшки, тоже не упустите случая «отечески» похлопать по спинке юную племянницу, — с веселой иронией продолжала Ангелина Максимовна.
Пшеничный расхохотался еще пуще:
— И откуда вы все знаете, Ангелина Максимовна?
Ангелина Максимовна, неожиданно застыдившись, отвела глаза.
— Так ведь и сама была когда-то племянницей. Ну, — одернула она безукоризненно сидевший на ней жакет, — пойду, что ли, приглашу вашу, — произнесла она с ударением и после паузы добавила: — …племянницу.
Пшеничный кивнул.
Через секунду в кабинете появилась Ксения. Она, радостно улыбаясь, подошла к столу. Пшеничный тоже улыбнулся, сказал, что рад ее видеть, и предложил сесть в кресло.
Ксения элегантно опустилась на мягкое сиденье и закинула ногу за ногу.
— Я, Станислав Михайлович, позволила себе обеспокоить вас… — начала она нарочито официально, так как в дверях все еще стояла Ангелина Максимовна.
— Простите, Станислав Михайлович, я вам сегодня больше не нужна? — спросила та.
— Нет, я скоро сам поеду домой, — ответил он и с трудом сдержал улыбку, поймав в ее взгляде предостережение.
— Да, так что ты хотела? — обратился Пшеничный к Ксении, когда они остались одни.
— Я хотела бы, если это только возможно, по окончании университета работать в вашем издательстве. — Пшеничный ничего не успел ответить, как Ксения продолжила: — Никто не сможет вас обвинить в протекции родственникам, ведь мы с вами родственники не настоящие, а так… — Игриво глянув на него, она встала с кресла и подошла к шкафу, чтобы рассмотреть выставленные там книги. Глаза Пшеничного последовали за ней и остановились на точке ниже спины.
«Худовата, но девчонка с огоньком. Ясно, что ей надо не только устроиться в моем издательстве, но и…»
Станислав Михайлович подошел к ней.
— Никто не имеет права обвинять меня ни в чем. Это мое издательство, хоть всех своих родственников приму на работу. А мы с тобой и в самом деле не родственники, — устремил он пристальный каре-желтый взгляд на девушку. Она выдержала его, и в лице ее даже промелькнуло разочарование, когда Пшеничный отвел глаза, не подкрепив взгляд хотя бы прикосновением руки.
«Чего же надо ей?.. Стать моей любовницей? — не на шутку озадачила его Ксения. — Положим. Но я слишком хорошо знаю скандальный и алчный характер ее матери. Если вдруг что, хлопот не оберешься. — Ксения тем временем вынимала из шкафа книги, смотрела их, делилась мнением с Пшеничным, тот ей отвечал, но думал о своем. — А может, она решила меня с Ингой развести?.. И это не исключено. — Станислав Михайлович, слушая Ксению, очень внимательно разглядывал ее. — Недурна. Но я люблю с крутыми бедрами, эти новомодные унисексуальные девочки-мальчики меня не волнуют. Я предпочитаю по старинке — чтобы у женщины все было, что надо. И уж очень она напористая. Наверное, ждала, что я ей позвоню или заеду за ней после занятий. Не дождалась и решила взять инициативу в свои руки. Короче, вся в мамашу…»