Когда Геро добралась до крупнейшего продуктового и цветочного рынка, восходящее солнце только намечало золотые и огненно-оранжевые полосы на светлеющем небе. Но обширная площадь перед старинной церковью Святого Павла уже была заполнена кричащими, толкающимися, спорящими людьми, которые толпились возле прилавков со всевозможным товаром: от лука и картофеля с налипшей землей до ведер с белой и фиолетовой квашеной капустой.
Геро наняла тощего четырнадцатилетнего мальчишку по имени Лаки Лиам Гордон, чтобы служил ей проводником среди местных примечательностей. Обладатель копны рыжеватых волос и веснушчатого курносого носа, Лаки был сыном, внуком и правнуком костермонгеров. Геро только начинала понимать, сколь тесны между ними связи, в том числе родственные.
— Эти вон прямо с ферм, — кивнул Лаки в сторону пустых фургонов и телег, уезжавших с площади. — Им досюда часа три добираться, а то и поболе. Я слыхал, они загружаются на закате, а в город трогаются от десяти вечера до часу ночи, смотря откуда катить.
Ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным сквозь гул сотен торгующихся голосов, щелканье хлыстов, рев ослов и грохот железных колес, скачущих по неровной брусчатке.
Геро позволила взгляду скользить по толкучке с вкраплениями ярко раскрашенных ручных тележек, по веренице ослиных повозок со сбруей настолько ветхой, что зачастую ремни были укреплены проволокой или веревками. Свежий утренний воздух полнился запахами угольного дыма, и навоза, и овощей с грядок, терпкими ароматами от прилавков с травами да пряностями, и сладким благоуханием лавра, мирта да самшита в горшках. Геро улыбнулась, увидев двух маленьких пострелят, гонявшихся друг за другом по мостовой, покрытой выброшенными капустными листьями.
Вдруг один из мальчишек поскользнулся и едва не налетел на торговку, которая несла на голове тяжелую корзину. Геро его перехватила.
— Осторожно, — сказал она, крепко держа свой ридикюль, пока отстраняла озорника.
Он дерзко ей усмехнулся и убежал.
Как ни удивительно, на рынке было много маленьких детей, в основном мальчиков. Особенно громкие визги неслись из стайки моющихся у насоса; большинство ребятишек толпились у костерков кофейных и чайных лавок под аркадами или на выходе из узких улочек, прилегающих к площади. Некоторые выглядели не старше четырех-пяти лет.
— Зачем они выстраиваются? — спросила Геро, наблюдая, как мальчишки, толкаясь и пихаясь, становятся в очередь.
— Ждут, чтоб костеры, у кого свово пацана нету, на день подрядили, — пояснил Лаки. — Из этих-то кого родаки подработать посылают, а кто и вовсе ничейный. Сирые, они прям тута ночуют под прилавками, а едят пятнашки.
— Что-что они едят?
— Пятнашки. Ну, что перезрело, или сморщилось, или осы попортили. Такой товарец откладывают, а потом загоняют за четверть цены против нетраченого. Мой папаша завсегда говорит: «Если за залежь хорошую цену не возьмешь — бери хоть плохую».
Геро вытащила из ридикюля блокнот с карандашом и принялась записывать свои наблюдения.
Официально Ковент-Гарденский рынок предназначался для торговли фруктами, овощами да цветами. Но здесь же, среди прилавков с продуктами, виднелись груды железной утвари и глиняной посуды, а понаехавшие селяне продавали битую птицу и кроликов. Ограда церкви Святого Павла была увешена корзинками и парами разной обувки. Толпу рассекали мужчины и женщины с подносами, державшимися на шейном ремне, и шумно предлагали печенья да сласти, бритвы да ножи, ленты да гребешки.
Геро смотрела, как жаворонок бился крыльями о прутья клетки, когда Лаки спросил:
— А вон тот парень знакомец ваш, что ли?
— Кто? — насторожилась Геро, забегав взглядом по бушующему, гомонящему людскому морю.
— Вон тот мутный тип, что сидит у гостинички «Пьяцца», у него еще сапоги моднючие. Он на вас долгонько так пялится. Спервоначалу я думал, что ему, может, удивительно, что леди навроде вас делает на Ковент-Гардене. Но сам-то он с виду не из костеров и на фермера тоже не похож. Так что это за фрукт?
Теперь Геро заметила мужчину среднего роста, довольно худощавого, но с небольшим животом, выступающим над поясом. Нахлобучив шляпу с вислыми полями, он сидел, прислонившись к одному из гранитных столбов на возвышении в северной части площади: в одной руке жестяная кружка из кофейни, а вторая небрежно сунута в карман.
— Откуда ты знаешь, что он не костермонгер? — спросила она.
Лаки хихикнул.
— Уж я-то знаю.
Незнакомец неспешно глотнул кофе. На нем не было ни синего передника, какой носили зеленщики, ни соломенной шляпы, робы и пыльных башмаков, отличавших фермеров. Его сюртук и бриджи, по всей видимости, никогда не отличались хорошим качеством, а теперь были мятыми и засаленными. Но безупречно отполированные сапоги с высоким верхом вносили в неряшливый облик ноту дисгармонии.
На долгий напряженный момент они встретились взглядами через площадь, и Геро почувствовало, как во рту пересохло, а по коже поползли мурашки. У мужчины было странное асимметричное лицо с перекошенным губастым ртом, один глаз казался немного больше другого. Солнце взобралось на крыши ветхих домов семнадцатого века, которые окружали площадь, и залило золотым светом оборванную шумную толпу. Косые лучи вобрали дым из труб, и на несколько жутких мгновений воздух обрел адское свечение. Затем солнце поднялось повыше, и иллюзия исчезла.
— Давно он за нами следит? — спросила Геро.
Она не могла припомнить, чтобы видела этого мужчину прежде, и не представляла, кем он может быть.
— Точно не скажу, — помялся Лаки. — Но я заметил его аккурат апосля того, как мы с вами сюда подошли.
Геро внимательно рассматривала незнакомца, повернувшегося в профиль. Лет тридцати пяти или старше, прямые черные волосы такие длинные, что падают на воротник, двух-трехдневная щетина затеняет лицо. Наверняка он сознательно от нее отвернулся. Геро не сомневалась, что именно она является предметом его интереса и причиной, по которой он здесь.
— Как погляжу, он небось за вами таскается, — сказал Лаки. — Только на кой какому-то парню за вами таскаться, а?
— Не знаю, — вздохнула Геро, укладывая блокнотик и карандаш обратно в ридикюль. — Но собираюсь его об этом спросить.
С двух сторон забрав в кулаки юбку прогулочного платья, чтобы приподнять подол над замусоренной мостовой, Геро зашагала по площади, пробираясь между трухлявыми навесами и решительно рассекая скопления горячо торгующихся покупателей и продавцов. Она почти добралась до ступенек портика, когда мужчина в «моднючих» сапогах оттолкнулся от колонны и растворился в толпе.
Она попыталась следовать за ним — мимо штабелей ящиков с яблоками и сквозь плотное кольцо зевак, обступивших нечто вроде перевернутого зонта, наполненного скабрезными картинками. Но когда она дошла до угла Джеймс-стрит, незнакомец уже исчез.
Перед ней простиралось гомонящее море ослов, тележек, оборванных мужчин и женщин, забивших переулок.
— Чтоб тебя, — прошептала Геро себе под нос.
— Кто он таков, а? — спросил нагнавший ее Лаки.
Но Геро лишь покачала головой, чувствуя неприятное покалывание в кончиках пальцев. Ее не отпускало беспокойство.
Глава 15
После верховой прогулки по парку Себастьян одиноко завтракал, когда услышал отдаленный звон колокольчика в передней, а затем голос молодой женщины.
— Мисс Энн Престон желает вас видеть, милорд, — доложил Морей, появившийся в дверях. — Говорит, что дело срочное.
— Хорошо, пригласи ее сюда.
Дочь Стэнли Престона вошла быстрым шагом с решительным, почти свирепым выражением, которое, впрочем, сменилось растерянностью, едва она переступила порог столовой.
— О, я прервала ваш завтрак. Прошу прощения. Я пойду…
Себастьян вскочил на ноги.
— Нет-нет. Пожалуйста, заходите и садитесь. Могу я предложить вам чая? Может, тост?
— Ничего не надо, спасибо. — Она заняла предложенный стул и наклонилась вперед, обеими руками сжимая на коленях ридикюль. — Простите, что я пришла так рано, но вчера вечером мы беседовали с Джейн Остин, и она упомянула, что рассказала вам о Хью, то есть о капитане Уайете. Я… Думаю, она не вполне понимала, какие неудачные выводы вы можете сделать, узнав о споре отца с мистером Остином.
Себастьян, напротив, придерживался мнения, что Джейн Остин прекрасно понимала, на какие предположения натолкнет ее рассказ. Но лишь подбросил наводящий вопрос:
— Выводы о чем?
— О Хью… капитане Уайете и об отце.
С вежливым интересом поглядывая на гостью, Себастьян потянулся за кружкой и неторопливо глотнул эля.
Поскольку он молчал, Энн Престон добавила:
— Не стану отрицать, отец рассердился, когда узнал, что капитан Уайет вернулся в Лондон. Но между ними никогда не было никакой конфронтации. Действительно не было.
Она смотрела на него напряженно и сосредоточенно, будто силилась заставить ей поверить. Никуда не годная лгунья.
Себастьян отрезал кусочек ветчины.
— Но ссора с мистером Остином случилась просто из-за раскаяния, высказанного его женой на болезном одре, не так ли?
— Отец не переносил, когда его суждения подвергали сомнению или когда говорили, что он в чем-то неправ — в чем угодно.
— Вот как? А что побудило вашу старшую подругу переменить мнение о капитане Уайете?
Энн Престон накрутила на пальцы шнурок ридикюля.
— Когда шесть лет назад Элиза противилась нашему с Хью браку, то руководствовалась прежде всего материальными соображениями. И искренне думала, что тем самым защищает мои интересы. Но…
— Да? — подтолкнул Себастьян.
— По словам Элизы, болезнь заставила ее многое переоценить, и теперь она искренне сожалеет о том, что помогла лишить меня счастья, которым я могла бы наслаждаться все эти годы.
— Вашего отца это возмутило?
— Он всегда надеялся, что нам — моему брату и мне — удастся сделать хорошую партию. Для него это было чрезвычайно важно.
— Так капитан Уайет снова ищет вашей руки?