м Софи отплыла из Брайтона на яхте подруги, чтобы совершить небольшую увеселительную прогулку, и так и не вернулась.
Пропали в море, говорили они всему миру, говорили Себастьяну, хотя он и отказывался в это верить. День за днем мальчик стоял на скалах, глядя на волны, ожидая её возвращения, убежденный, что его мать не могла умереть. Что если бы она умерла, то он бы это почувствовал. Со временем Девлин смирился с общепринятой версией, но, повзрослев, понял, что всё это было ложью. Софи просто оставила графа — человека, которого он ошибочно считал своим отцом.
Оставила и его самого.
Себастьян поделился с Геро многими из своих самых тёмных, самых болезненных секретов. Но правду о его матери, о том, что она всё ещё жива, Геро узнала только от Джарвиса. И никогда не упоминала об этом.
Геро посмотрела, как муж плеснул бренди в свой бокал, и тихо спросила:
— Но ведь на самом деле она не потерялась в море, правда, Девлин?
Он посмотрел на нее через плечо, забыв о графине, который держал в руке, его лицо застыло от сдерживаемых чувств.
— Тебе Джарвис сказал?
— Да.
— А сказал еще, что она сбежала в Венецию со своим последним любовником — красивым молодым поэтом, на добрых десять лет моложе её?
— Нет. — Геро отложила книгу и спустилась с лестницы, не сводя глаз с лица мужа. — Откуда у моего отца это ожерелье?
— Она снова появилось два года назад, на шее мертвой Джиневры Англесси.
— Но… — Она покачала головой, ничего не понимая. Себастьян раскрыл убийство Джиневры, как и многие другие. Но это было до того, как жизнь Геро стала неразрывно связана с его жизнью.
— Где она его взяла?
— Кажется, моя мать подарила ей его много лет назад, когда они ненадолго встретились на юге Франции после Амьенского мира. Джиневра была тогда еще ребёнком. — Девлин вставил пробку в графин и отставил его в сторону. — Моя мать была любовницей французского генерала.
Геро изучала его напряженное лицо.
— Ты не знаешь, где она сейчас? Я имею в виду леди Гендон.
Он покачал головой.
— Я нанял людей для её поиска, но во время войны это достаточно сложно.
«Почему», — хотела спросить Геро. — «Почему ты так отчаянно пытаешься найти мать, которая уплыла и бросила тебя, когда ты был так юн? Оставила тебя с человеком, который, как она знала, не был твоим отцом?»
Но затем поняла, что знает ответ: её муж искал красивую, смеющуюся графиню, потому что все еще любил её, несмотря на отчаяние, гнев и боль предательства. И потому, что хотел спросить свою мать, кто же из многочисленных неназванных любовников был отцом человека, ныне известного миру как виконт Девлин.
— Я все ещё не понимаю, откуда это ожерелье взялось у Джарвиса, — сказала Геро.
— Я отдал. У меня не было никакого желания снова его видеть.
Она расстегнула застежку украшения и протянула его Девлину.
— Прости, что надела его. Я не знала.
Он не сделал ни малейшей попытки забрать ожерелье.
— Портрет, о котором тебе рассказывала Джейн Остин — она не упоминала, где его видела?
— В местечке под названием Норткотт-Эбби, недалеко от Ладлоу.
— Ладлоу?
— Да. Почему ты удивляешься? — спросила Геро. И тут же поняла, почему: Джейми Нокс, владелец таверны на Бишопсгейт, который был настолько похож на Девлина, что мог сойти за его брата, был родом из Ладлоу.
Девлин просто покачал головой, явно не желая облекать свои мысли в слова. Но когда Геро положила ожерелье на стол рядом с ним, взял его.
Глава 37
Джейми Нокс, раздевшись до рубашки, рубил дрова в окружённом древними стенами дворе позади «Черного дьявола», когда к нему подошел Себастьян.
Хозяин взглянул на гостя, но продолжил заниматься своим делом; мышцы спины вздулись и напряглись под полотняной рубашкой, когда он взмахнул топором.
— Все еще ищете своего убийцу?
— Да. Но я здесь не для этого.
— А для чего?
Себастьян поднял серебряное ожерелье с голубым камнем так, что кулон закачался на цепочке.
— Вы когда-нибудь раньше это видели?
Нокс остановился, вытер рукой вспотевший лоб, затем протянул ладонь и взял украшение, его желтые глаза сузились.
— Вроде нет. А что?
— Мне сказали, его можно увидеть на картине семнадцатого века, что висит в портретной галерее Норткотт-Эбби, недалеко от Ладлоу.
Нокс тихо хмыкнул.
— И вы думаете, что раз я из Шропшира, то мог видеть эту картину? Это шикарное место, Норткотт-Эбби. Как я слышал, лорд и леди Ситон более чем разборчивы в вопросе, кого приглашать в дом. Или вы подозреваете, что в какой-то момент своей долгой и разнообразной карьеры я спёр эту штуковину?
— Вообще-то, кулон когда-то принадлежал моей матери. Его подарила ей старая валлийка еще до моего рождения.
Нокс потянулся за кувшином эля, примостившимся на ближайшей каменной стене, и сделал большой глоток. Потом постоял немного, уперев руки в бока, тяжело дыша после работы и задумчиво глядя на Себастьяна.
— Вы когда-нибудь бывали в Шропшире?
Себастьян покачал головой.
— Нет, с тех пор как был совсем маленьким.
— У вас там есть знакомые?
— Насколько мне известно, нет.
Поднялся легкий ветерок, наполненный шелестом опавших листьев по древней мостовой и шепотом вопросов, которые никто никогда не задавал.
Нокс снова вытер рукавом лоб.
— В шестнадцать мне не терпелось оттуда сбежать. Взял королевский шиллинг[46] и отправился смотреть мир. Думал, что никогда не захочу туда возвращаться. Но в последнее время ловлю себя на мысли, что Шропшир не такое уж плохое место, чтобы растить детей.
— Вы всё ещё можете вернуться. В Шропшире тоже есть пабы.
Зубы Нокса блеснули в улыбке, когда он вновь поднял свой топор.
— Так многие поступают.
Однажды хозяин таверны рассказал Себастьяну, что его мать, юная барменша, назвала троих мужчин в качестве возможного отца своего ребенка: конюха-цыгана, английского лорда и валлийского кавалерийского офицера. Но она умерла прежде, чем смогла сказать кому-либо, на кого же из троих похож мальчик.
Для Себастьяна желание узнать правду о таинственном человеке, который мог породить их обоих, правду об общей крови, которая, по всей вероятности, текла в их жилах, было подобно открытой гноящейся ране. Мальчиком он рос с двумя братьями, точнее, с двумя сводными братьями, сыновьями графа Гендона и его ветреной графини. Оба были давно мертвы. Теперь Себастьян глядел на Джейми Нокса и думал, не смотрит ли на еще одного брата, третьего сводного, о существовании которого и не подозревал. Девлин знал, что именно поэтому все время возвращается сюда. Истинная причина, по которой двое мужчин продолжали кружить друг вокруг друга, заключалась в том, что Джейми Нокс был так же озадачен и заинтригован, как и Себастьян.
— Вчера вечером я услышал интересную историю, — сказал Нокс, возвращаясь к своей работе и глубоко вонзая лезвие топора в новое полено.
Себастьян смотрел, как он высвобождает топор и снова замахивается.
— О чём?
— Кажется, около месяца назад ваш Стэнли Престон купил у Приссы Маллиган средневековый реликварий. Заплатил кругленькую сумму, но на прошлой неделе обнаружил, что он поддельный. И что Присса это знала.
— И что же он сделал?
— Бросился в Хаундсдитч и потребовал свои деньги назад. Даже пригрозил выдать Приссу властям.
— Когда это было?
— В прошлую субботу.
— За день до того, как его убили?
— Совершенно верно.
— Насколько надежен ваш источник?
Нокс остановился и посмотрел на Себастьяна через плечо; его худое лицо было скользким от пота, а выражение — непроницаемым.
— Весьма надежен.
— И что Присса Маллиган ответила на угрозу Престона?
— Поклялась, что если он хотя бы подумает обратиться к властям, то она пошлет своих парней задушить Престона его же собственными кишками и скормить собакам то, что от него останется.
— Красочно, — заметил Себастьян.
Нокс глубоко вогнал топорище в колоду и выпрямился.
— Она способна на такое и даже на большее.
Присса Маллиган как раз заводила ключом механического соловья, когда Себастьян толкнул потрепанную дверь и вошел в её магазин.
Несмотря на яркий полдень, внутри было сумрачно, маленькие стекла передних окон покрывал толстый слой накопившейся грязи, паутины и сотен погребенных в ней мертвых насекомых. Вместо того чтобы поднять глаза, Присса просто продолжила крутить позолоченную, инкрустированную драгоценными камнями игрушку, и Девлин понял: хозяйка держит на улице дозорных и поэтому знала, кто идет.
— Опять вернулся, да? — спросила Присса, кладя безделушку на прилавок. Соловей мелодично запел, его изящные позолоченные крылья медленно двигались вверх и вниз, крошечный клюв открывался и закрывался, а украшенный драгоценными камнями ошейник сверкал огнем.
— Интересная вещица, — заметил Себастьян, наблюдая за игрушкой.
— Поистине. А камешки — настоящие рубины и сапфиры, никаких подделок.
— Ну конечно, — хмыкнул Себастьян.
Вместо того чтобы обидеться, она громко рассмеялась, и маленькие глазки-бусинки практически исчезли на её толстом лице.
Девлин кивнул на механическую птицу, стоявшую между ними.
— Откуда он взялся?
— Из Персии. Или, может быть, из Китая. Разве это имеет значение? Он поет так же сладко и радостно, как ангел господень.
Чистые звуки стали умолкать, ключ, хитро спрятанный в хвостовых перьях птицы, поворачивался все медленнее и медленнее, крылья, казалось, становились все тяжелее с каждым взмахом.
— Я обнаружил, что вы были со мной не совсем откровенны.
Она бросила на него взгляд оскорбленной невинности.
— Да неужто?
— В прошлую субботу Стэнли Престон ворвался в магазин и обвинил вас в обмане. При этом угрожал сдать властям на расправу, а вы, в свою очередь, пообещали задушить его собственными кишками и скормить то, что от него останется, собакам.