— Не-а. Там было темно, хоть глаз выколи, и тихо-тихо, так что Киан забоялся даже до того, как мы увидели голову. Помню, я еще над ним потешалась.
— А у вас есть догадки, по какой причине мистер Престон мог оказаться на мосту в столь позднее время?
Глаза Молли расширились.
— Я про это и не думала, но… Да нет. По правде-то, большинство из здешних держатся подальше от Кровавого моста, как стемнеет.
— Кровавого?
— Так его называют, если вы не знали.
— Не знал.
Она фыркнула, презирая его невежество наравне с трусостью бедного Киана О'Нила.
— Люди говорят, на мосту можно встретить тех, кто там умер.
— Но вы-то не побоялись туда пойти, — напомнил Себастьян.
Молли пожала плечами.
— Той дорогой всего быстрее до «Пяти полей», смекаете?
— А зачем вы отправились на «Пять полей» среди ночи?
Озорно улыбнувшись, Молли многозначительно подняла брови.
— Ну, с Кианом-то я туда больше не отправлюсь, это точно.
— Скажите, что вы думаете о мистере Престоне?
Еще одно пожатие плеч.
— От него мне никогда не было никакого беспокойства, не то что от некоторых, если вы про это спрашиваете.
— Не слышали, какие ходят толки о том, что с ним могло случиться? Что люди говорят?
— Да все чуть не в один голос валят это дело на грабителей. Знай себе напраслину городят.
— Почему вы так уверены, что грабители ни при чем?
Молли задрала подбородок.
— Потому что я видела его карманные часы, вот почему. На цепочке. Вынутые, будто он хотел время проверить. Да ни один грабитель не станет так канителиться — отрезать человеку голову и не оставит валяться дорогущие часы.
— Значит, пальто мистера Престона было расстегнуто, когда вы увидели тело?
Она нахмурилась.
— Ну, наверное, да. Если подумать, скорей всего, так и было.
На конюшне выяснилось, что Киан О'Нил этим утром на работу не вышел. В конце концов Себастьян нашел парня в ветхом домишке на Уайлдернес-роу, где тот проживал с овдовевшей матерью и пятью младшими братьями и сестрами.
На стук Себастьяна откликнулась мать семейства — худая, изможденная женщина с седыми волосами. Она выглядела лет на шестьдесят, но, скорее всего, была моложе сорока, судя по вопящему младенцу на руках.
— Уж простите, милорд, — сказала она, неуклюже присев в реверансе, когда Себастьян объяснил, кто он такой и какова цель его визита. — Но боюсь, от Киана вы толку не добьетесь. Он за ночь глаз не сомкнул, все сидел у очага да трясся, как припадочный. Чуток пораньше какой-то констебль с Боу-стрит уже заходил и пробовал его поспрашать, так бедный мальчик стал лопотать всякую ерунду, мол, Даллахана видал.
Себастьян слышал о Даллахане. В ирландских сказках то был всадник, сплошь одетый в черное и верхом на черном же, огнедышащем жеребце. Он скачет по темным закоулкам и по малопроезжим дорогам, держа свою голову в руке. А когда останавливается, согласно поверью, кто-то умирает: мужчина, женщина или ребенок.
Себастьян не отступил.
— И все же мне бы хотелось с ним поговорить, с вашим мальчиком.
Судя по опасению на лице, женщина предпочла бы отправить его восвояси. Но она принадлежала к сословью, членов которого с рождения приучали повиноваться «вышестоящим».
Снова присев, она отступила, позволяя войти.
В домишке было чисто, но ужасно бедно: просевший потолок, выметенный земляной пол да траченный древоточцем стол со скамейками, сколоченными, похоже, из деревянных обломков, подобранных на улице. В единственной комнате рваная занавеска отгораживала угол, где лежал тюфяк; корявая приставная лестница вела на чердак.
Киан О'Нил сидел на низеньком трехногом табурете перед очагом, ссутулив плечи и зажав ладони между колен. Красивый парень лет семнадцати или восемнадцати — крупный, крепкий и на удивление привлекательный: с ясными голубыми глазами и золотистыми волосами, слегка вьющимися вдоль впалых щек. Он пристально смотрел на огонь и, казалось, не замечал вошедшего Девлина. Но когда мать тронула его за плечо, Киан резко вздрогнул и уставился на нее круглыми, испуганными глазами.
— Этот господин пришел поговорить с тобой, Киан, — сказала она мягко, — насчет прошлой ночи.
Взгляд парня перебежал с нее на Себастьяна. Судорога исказила лицо, грудь под тонкой рубахой заходила ходуном от быстрого возбужденного дыхания.
Себастьян шагнул ближе.
— Я просто хочу узнать, вдруг вы что-то видели — или слышали, — что может помочь прояснить события прошлой ночи.
Киан открыл рот, скрипуче вдохнул, а потом воздух вырвался из его сжатого горла с пронзительным страшным криком.
Себастьян вложил монету в руку бедной женщины и ушел.
Глава 7
— Вы же не всерьез допускаете, что я могу знать, кто убил Стэнли или почему? Бога ради, да откуда мне знать?!
Генри Аддингтон, первый виконт Сидмут и министр внутренних дел Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, стоял, прижав руки к бокам, и сверлил взглядом внушительного мужчину, непринужденно сидевшего в кресле с гобеленовой обивкой возле потухшего камина. Беседа происходила в покоях Карлтон-Хауса.
Чарльз, лорд Джарвис, поиграл инкрустированной бриллиантами ручкой лорнета, который с недавнего времени носил на шейной ленте.
— Хотите меня уверить, что ничего не знаете?
— Конечно, нет!
Джарвис нахмурился. Он был воистину крупной фигурой — что в рост, что в ширь, — на мясистом лице полные губы выглядели неожиданно чувственными, орлиный нос, унаследованный Геро, придавал чертам суровости. Аддингтон, может, и добился портфеля в правительстве, но Джарвис, не занимая никакого официального поста, обладал гораздо большей властью. И своим превосходством он был обязан не родству с королем — весьма отдаленному, — а блестящему уму и неизменной безжалостности методов, к которым прибегал для защиты полномочий и престижа монархии внутри страны, а так же интересов Британии за рубежом. Именно Джарвис умудрялся спасать принца-регента от участи, которая постигла его венценосных собратьев по ту сторону пролива, и многие это хорошо понимали.
Приблизив лорнет к глазу, Джарвис посмотрел на министра внутренних дел сквозь стекло.
— Хотите меня уверить, что это убийство не имеет к вам никакого касательства?
— Никакого.
— Но этот несчастный был вашим кузеном.
На щеках министра выступили красные пятна.
— Мы не… поддерживали отношений.
— И его смерть никоим образом не связана с государственными делами?
— Нет, не связана.
Джарвис позволил лорнету упасть.
— Вы абсолютно уверены?
— Да!
Джарвис поднялся на ноги.
— Вы меня успокоили. Однако, если вдруг ваша уверенность пошатнется, вы, конечно же, сразу меня известите?
Челюсть Сидмута отвердела. Сейчас ему было далеко за пятьдесят, некогда темные волосы стали серебристыми, талия расползлась, руки и лицо выглядели мягкими и белыми, словно у изнеженной женщины.
А вот челюсть подошла бы мяснику или боксеру — решительному, сильному и драчливому.
— Конечно, — сказал он.
— Хорошо. На этом все.
Коротко поклонившись, министр вышел из комнаты.
Вскоре в дверях появился высокий темноволосый экс-майор из гусар, который дежурил в передней. Звали его Питер Арчер, наряду с несколькими бывшими армейскими офицерами он подвизался на службе у Джарвиса.
— Сидмут что-то скрывает, — сказал Джарвис. — И я хочу знать, что именно.
Слабая улыбка скривила губы поклонившегося майора.
— Да, милорд.
Глава 8
Надеясь, что у Пола Гибсона руки уже дошли до вскрытия трупа Престона, Себастьян повернул своих лошадей к лондонскому Тауэру, где ирландец держал небольшой хирургический кабинет под сенью мрачных средневековых крепостных стен, пятнистых от копоти.
Дружба между Себастьяном и бывшим полковым хирургом началась почти десятилетие назад, когда оба они носили военную форму и сражались за короля по всему свету: в Италии, в Вест-Индии и на Пиренееях. Затем пушечное ядро лишило Гибсона левой ноги ниже колена, заставив мучиться сначала от боли, а потом и от закоренелой опиумной зависимости. В конце концов он оставил армию и приехал сюда, в Лондон, где поделил свое время между хирургической практикой и преподаванием анатомии в городских больницах. Себастьян не встречал никого другого, кто бы так много знал о человеческом теле. Осведомленность Гибсона отчасти объяснялась многочисленными противозаконными вскрытиями, когда он препарировал трупы, похищенные с церковных погостов.
До этого января Гибсон жил один. Но теперь он допустил в свой скромный древний каменный домик близ операционной Алекси Соваж — красивую, загадочную и необычную француженку, которая тоже настрадалась в жизни.
Стремясь избегнуть встречи с ней, Себастьян нырнул в узкий проход, который вел мимо дома Гибсона к запущенному пустующему участку на задах. Немой свидетель множества схороненных там секретов, заросший сорняками двор тянулся до высокой каменной стены, к которой прилегал однокомнатный флигель, где Гибсон выполнял вскрытия — как санкционированные законом, так и нелегальные.
Через открытую дверь было слышно, как ирландец тихонько напевал себе под нос:
— Ghile Mear ‘sa seal faoi chumha, ‘S Eire go leir faoi chlocaibh dubha…
Безголовое обнаженное тело Стэнли Престона лежало на высоком каменном столе в центре помещения.
Когда на него упала тень Себастьяна, Гибсон прервался и поднял глаза.
— Ага, вот и наш парнишка, — сказал он с нарочитым акцентом. — Так и думал, что тебе не встерпится.
Гибсон был всего на несколько лет старше Себастьяна, но хроническая боль уже посеребрила на висках его темную шевелюру и избороздила морщинами лицо. Пристрастие к лаудануму тоже не украшало, хотя Себастьян отметил, что друг уже не выглядит таким изможденным, как недавно.
Остановившись в дверном проеме, Себастьян позволил взгляду блуждать по холодному помещению, пока не увидел голову Престона в эмалированном тазу на длинной полке. За последние двенадцать часов лицо, казалось, обмякло, приняв восковой сероватый оттенок.