Себастьян не отрывал взгляда от дороги.
— Да, банк у меня солидный, черт бы вас побрал, — сказал Остин через мгновение. — Престон был крупным инвестором, я этого не отрицаю. Но ни в коем случае не самым важным.
— Как вы думаете, он выполнил бы свою угрозу?
— Честно? Не знаю. Он вечно сгоряча говорил дикие вещи, только чтобы потом успокоиться и передумать.
— А Дуглас Стерлинг? Мог он последовать примеру своего старого друга и забрать свои деньги из вашего банка?
Остин выглядел искренне удивленным.
— Стерлинг? Конечно нет. С чего бы ему?
— Из-за дружбы между ними?
Остин покачал головой.
— Они, конечно, знали друг друга, знали много лет. Но я бы назвал их скорее знакомыми, чем друзьями. Кроме разницы в возрасте, Стерлинг был врачом из относительно скромной семьи, тогда как Престон имел грандиозные амбиции, направленные на то, чтобы занять свое место в обществе. Он всегда говорил о своей покойной жене, дочери барона, или о своем двоюродном брате, министре внутренних дел. Другой человек не обратил бы внимания на разницу в их положении и богатстве. Но только не Престон.
— Как вы думаете, Престон был болен? — спросил Себастьян, направляя лошадей вокруг пустого фермерского фургона.
— Насколько мне известно, нет. Но, как я уже сказал, мы с Престоном тоже не были большими друзьями.
— Судя по всему, он мало с кем был близок.
— По моему опыту, люди, которые рассматривают других как социальные или финансовые активы, редко обзаводятся близкими друзьями.
— Верно, — согласился Себастьян. — Вы случайно не знаете, что привело Престона в прошлое воскресенье на Фиш-Стрит-Хилл?
— Фиш-Стрит-Хилл? Святые небеса, нет.
— Вы когда-нибудь слышали, что у Престона есть любовница?
Глаза Остина расширились от удивления.
— Нет. Он был искренне, безумно влюблен в свою жену и так и не смог пережить её смерть.
— А в молодости? Скажем, тридцать или тридцать пять лет назад, когда он был на Ямайке?
Вместо того чтобы ответить сразу, Остин изучающе посмотрел на Себастьяна из-под полуопущенных век.
— На что вы намекаете?
— Есть ли вероятность, что Престон мог иметь ребенка от одной из рабынь на своих плантациях?
— Вы же это не серьезно?
— Неужели это так невероятно?
— Скажем так, если бы вы знали Престона, то поняли бы, насколько это невероятно. Его вера в превосходство англичан была сильна и непоколебима. Я хочу сказать, этот человек так и не простил моей жене, что она однажды вышла замуж за француза. И хотя я не был знаком с Престоном тридцать лет назад, меня откровенно поражает мысль о том, что он мог изнасиловать одну из своих рабынь, если вы это имеете в виду.
— Те, кто громче всех ругает “расовую нечистоту", как правило, скрывают некий постыдный секрет. Что-то, что нарушает их собственный извращенный моральный кодекс.
Остин на мгновение задумался, потом глубоко вздохнул.
— Полагаю, это возможно, но… Что навело вас на такую мысль?
— У меня очень живое воображение.
Остин ошарашенно рассмеялся.
— Определенно! Не уверен, что даже моя сестра Джейн могла бы придумать такое.
Банкир смотрел вдаль, на залитый солнцем луг, усеянный пасущимися коричневыми коровами. Его глаза сузились, как будто он пытался прийти к какому-то решению.
— Кстати, на днях Джейн рассказала мне кое-что, что может вас заинтересовать.
— Что такое?
— Вы знаете того человека, который держит магазин диковинок в Челси?
— Бэзил Тистлвуд?
— Он самый. Так вот, когда она приехала в Элфорд-Хаус, чтобы отвезти Энн в моем экипаже, Престон и Тистлвуд стояли посреди улицы и кричали друг на друга. В то время Джейн не придала этому особого значения, Престон всегда с кем-нибудь ссорился. Но хотя у неё нет ни малейшего желания каким-то образом оговорить невиновного человека, она начинает думать, что, возможно, вам следует это знать.
— Это случилось вечером в прошлое воскресенье?
— Да, около девяти, — ответил Остин. — Это вас удивляет, но почему?
Себастьян развернул лошадей на перекрестке и направился обратно к Бромптон-Роу.
— Потому что Тистлвуд утверждает, будто в тот день он вообще не выходил из своей кофейни.
Глава 44
Себастьян подошел к Бэзилу Тислвуду, когда тот стоял под вязами, окаймлявшими Темзу на Чейни-Вок[49], и бросал куски хлеба полудюжине уток. Весенний солнечный свет мерцал на широкой полосе реки, ветви распускающихся деревьев над головой звенели от пения птиц.
Коллекционер бросил быстрый косой взгляд на Себастьяна и снова принялся кидать хлеб.
— Не ожидал увидеть вас снова.
— А надо было, — сказал Себастьян, глядя, как утки бросаются за хлебом, а их перья переливаются на солнце. — Когда вы стоите посреди улицы и кричите на кого-то, кого в тот же вечер находят мертвым, вы должны ожидать, что кто-то рано или поздно об этом вспомнит.
— Как вы об этом узнали?
— Разве это имеет значение?
— Похоже, что нет. — Тислвуд оторвал еще один кусок хлеба и бросил его уткам.
— Не хотите рассказать мне об этом?
Тислвуд дернул плечом.
— Рассказывать особо нечего. У моего друга магазин в Найтсбридже. Я возвращался от него, собирался заняться делами, когда Престон выскочил из своего дома и погнался за мной, обвиняя во всяких диких вещах.
— Что за дикие вещи?
— Что я наблюдаю за его домом.
— Вы следили за его домом?
— Ну, может, я разок остановился и посмотрел на него. Но не следил. Я возвращался после игры в шахматы с Рори. Можете проверить, он вам подтвердит — Рори Лемар, живет над своей табачной лавкой в Найтсбридже. Спросите его, и он вам скажет, что я там был.
— Вы сказали мне, что в то воскресенье не выходили из кафе.
Тислвуд фыркнул.
— А вы как думаете? Что я побегу трезвонить о том, что мы с Престоном перекинулись парой слов за час или два до того, как его убили?
— Это выглядит так, будто вам есть что скрывать.
— То, что я скрыл факт встречи с Престоном в тот день, еще не значит, что я его убил!
— Некоторые могут истолковать ваше поведение именно так.
Собиратель древностей надул губы и сжал их, что сделало его похожим на рассерженную черепаху.
— Это Роуэн Туп показал вам тела женщины и ребенка в свинцовых гробах, о которых вы мне рассказывали, не так ли?
Глаза Тислвуда расширились.
— Я читал в газетах о том, что с ним случилось. Вы на что намекаете? Что я, может, и его убил? Я не…
— Но вы же его знали.
— Знал. Но никогда ничего у него не покупал. Я уже говорил вам: не могу позволить себе платить за то, что выставляю на всеобщее обозрение.
— А Туп хотел, чтобы ему заплатили?
— Конечно.
— Туп когда-нибудь продавал вещи Стенли Престону?
— Не могу сказать наверняка, но думаю, что да. — Коллекционер бросил на Себастьяна еще один косой взгляд. — Вы считаете, что тот, кто отрубил Престону голову, и Тупа прикончил?
— Я думаю, что это более чем вероятно.
— Ну, я знаю только, что это был не я. Спросите любого, вам скажут: я не жестокий человек.
— Несмотря на ваше увлечение мечами, топорами и колодами палачей?
— Вы не находите их завораживающими?
— В каком-то жутком смысле, наверное, да. Но всё же они вызывают во мне отвращение.
Тислвуд отломил еще один кусок хлеба и кинул его уткам.
— Я думаю, мы все боимся смерти. Мы знаем, что умрем, но никто из нас этого не хочет. — Он издал странный, жидкий смешок. — Некоторые люди считают, что если они думают о смерти, то словно бы ее призывают. Поэтому ни в коем случае не хотят, чтобы им о ней напоминали. Но есть и другие, которые считают, что, приближаясь к смерти, так сказать, глядя ей в лицо, мы делаем её менее страшной.
— Я так понимаю, вы относитесь ко второй категории?
Тислвуд издал еще один из своих странных смешков.
— Думаю, что да. И вы тоже.
— Я?
— А зачем ещё вам этим заниматься? Я имею в виду, искать убийц.
Себастьян начал было отрицать это. Если бы его спросили, он сказал бы, что его стремление добиться справедливости для убитых было гораздо больше связано с чувством вины и потребностью в искуплении, чем со страхом смерти. И все же …
Он смотрел, как собиратель диковинок смял последний кусок хлеба и бросил в воду. Ветви вязов над головой отбрасывали изменчивые узоры света и тени на волны, мягко омывающие берег реки; воздух пах влажной землей и дикой мятой, которая росла в ложбинках между узловатыми корнями. Он прислушивался к плеску весел на берегу Темзы, слышал визг и смех детей, игравших на соседнем пастбище. И был вынужден признать, что в каком-то смысле Тислвуд прав. Но Себастьян боялся не собственной смерти, а смерти тех, кого любил, чтобы им не пришлось расплачиваться собственными жизнями за жизни женщин и детей, которых он не сумел спасти.
— Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали? — внезапно спросил Тислвуд. — Ах да, конечно, вы же служили в армии и всё такое.
— А почему вы спрашиваете?
— Я иногда бываю на казнях в Ньюгейте. Смотрю, как палач дергает за рычаг, и думаю: каково это — убить кого-то? Знать, что в одну минуту они живы, а в следующую — нет, и это сделал ты. — Он выжидающе посмотрел на Себастьяна, его губы растянулись в почти нетерпеливой полуулыбке.
Но Себастьян только покачал головой, не желая удовлетворять омерзительное любопытство коллекционера.
До этого момента Себастьян сказал бы, что сомневается в причастности Тислвуда к недавней череде убийств. Несмотря на ложь, публичные споры и сильную профессиональную и личную ревность коллекционера, Себастьян по большей части не считал его подозреваемым, вместо этого все больше и больше убеждаясь, что ужасные убийства были делом рук кого-то, нанятого Синклером Олифантом, или Приссой Маллиган, или, возможно, даже собственной дочерью Престона, Энн.