— Еще в правления Якова II на Лондон налетела буря, ветер сломал шест и голова упала.
— Удивительно, что не разбилась.
— Полагаю, разбилась бы, если бы ударилась о мостовую. Но голову поймал стражник, проходивший внизу. Очевидно, его симпатии все еще принадлежали пуританам, поскольку он унес ее домой и спрятал. Утром поднялся шум, начались розыски — за возвращение пропажи даже объявили награду.
— Почему? Я имею в виду, почему вдруг такое беспокойство?
— Даже не представляю. Возможно, возникли опасения, что голова станет реликвией. Как бы то ни было, награда оказалась недостаточной, чтобы соблазнить стражника, и он находку не отдал. Отец мог бы вам рассказать, каким путем голова перешла к Расселу, но я, к сожалению, не помню эту часть истории.
Себастьян шагнул к следующему постаменту. Центральная голова была еще ужасней правой: не настолько усохшая, светло-коричневая, а не черная, почти беззубый рот раззявлен в жуткой ухмылке. На аккуратной медной табличке короткая гравировка: «ГЕНРИХ IV».
— Это Генрих IV? Французский король?
— Да.
— Как ваш отец его заполучил? Я всегда считал, что Генрих IV покоится в базилике Сен-Дени в Париже вместе с остальными королями.
— Покоился. А когда революционеры разломали все королевские гробницы и свалили содержимое в общую могилу, кто-то из симпатии к «Доброму королю Анри» спас его голову и контрабандой вывез из Франции.
— Зачем?
Лицо Энн Престон озарилось тихой веселостью.
— Вы, очевидно, не понимаете склада ума, присущего коллекционерам.
— А вы понимаете?
— Не вполне. Но после многих лет наблюдения за отцом я бы сказала, что их увлеченность порождается чувством причастности к прошлому, которое дарят предметы старины.
Себастьян подумал, что теперь ясно, почему Энн Престон в обществе считают молчаливой и странноватой. Наверняка она давно уже на собственном опыте убедилась, что подобные разговоры в лондонских гостиных не приветствуются.
Они перешли к третьему постаменту. Эта голова была наиболее сохранившейся и самой кошмарной из трех: веки полузакрыты, губы, отстающие от зубов, словно застыли в гримасе смертного ужаса.
Сзади на шее Себастьян разглядел глубокую рану — очевидно, первый удар палачу не удался и он отрубил голову только со второго.
Здесь таблички не было.
— А это кто? — спросил Себастьян.
— Последнее приобретение отца. Утверждается, будто это герцог Саффолк — отец леди Джейн Грей, королевы девяти дней. Его казнили в лондонском Тауэре по приказу Марии Католички.
— Как и многих других. Наверное, вы могли бы целиком заполнить эту комнату головами жертв одной только Елизаветы.
— Пожалуй. Но те головы вряд ли сохранились. Их, как правило, окунали в кипящий жир и насаживали на пики на Лондонском мосту, а в конце концов сбрасывали в реку.
— Но Саффолк оказался исключением из этого правила?
— Именно. Его тело вместе с отрубленной головой похоронили при церкви Святой Троице в Минориз. По мнению отца, хорошая сохранность объясняется тем, что голова какое-то время лежала в ящике с опилками и подверглась воздействию дубильных веществ.
Себастьян снова обвел взглядом этот мрачный кабинет диковин, но не увидел ничего похожего на металлическую пластину, которую нашел на Кровавом мосту.
— Вы что-нибудь знаете об обрезке старинного свинцового обода фута в полтора длиной и в три-четыре дюйма шириной с надписью «Король Карл, 1648»?
Энн Престон выглядела озадаченной.
— Никогда о таком не слышала. А почему вы спрашиваете?
— Потому что эта вещь была найдена около того места, где убили вашего отца.
В этот момент она как раз взялась за портьеру, чтобы закрыть нишу с постаментами. Но услышав слова Себастьяна, замерла, сжав в кулаке роскошный синий бархат.
— Это все правда, что кругом говорят… тот, кто убил отца, отрезал ему голову?
— Боюсь, что так.
— Кто же это сделал?
— Можете припомнить кого-нибудь, с кем ваш отец в последнее время ссорился?
— Нет. Никого, — быстро ответила она.
Слишком быстро.
— Вы уверены? — спросил Себастьян, внимательно за ней наблюдая.
— Да. Конечно.
— Если о ком-то вспомните, дадите мне знать?
— Да, если вспомню.
Мисс Престон снова занялась занавесью. Но Себастьян заметил, что движения ее рук утратили прежнюю плавность и напряженность, владевшая ею при знакомстве, вернулась, заострив черты лица и участив дыхание. Да, поначалу он ошибся, сочтя причиной беспокойства застенчивость молодой женщины, которая чувствует себя неловко в компании незнакомца. Но теперь ему было очевидно, что Энн Престон боялась. Она боялась его.
И того, что он может узнать.
Глава 11
— Он коллекционировал головы?! — и без того высокий голос сэра Генри Лавджоя поднялся до пронзительного скрипа. — Людские останки следует хоронить, а не выставлять напоказ, приравнивая к охотничьим трофеям!
— Подозреваю, он не видел особой разницы между головами и также включенными в его собрание кинжалами да подушечками для иголок, — сказал Себастьян.
Двое мужчин шли по Боу-стрит к полицейскому управлению. Тротуары были темными и влажными после дождя, а серые облака, нависавшие над городом, обещали скорое продолжение ненастья.
Лавджой помолчал, словно пытаясь — но безуспешно — постигнуть столь причудливый склад ума.
— Довольно тревожное совпадение: человек собирает головы исторических деятелей, и вдруг кто-то отрезает его собственную.
— Если это совпадение.
Сэр Генри ссутулился, противостоя сырому буйному ветру.
— У большинства слуг Престона по воскресеньям половина дня выходная. Но дворецкий все время был на месте, и, по его словам, Престон в день своей смерти на несколько часов куда-то отлучался. К сожалению, он воспользовался наемным фиакром, а не собственным экипажем, поэтому, если только не отыщется извозчик, мы вряд ли узнаем, где Престон побывал. Вернулся примерно к четырем и некоторое время занимался своими коллекциями, а в семь вместе с дочерью приступил к обеду. Затем, где-то в девять вечера — или в полдесятого, — он снова вышел из дома и на этот раз пешком отправился в старинную пивную возле Слоан-стрит.
— «Монстр»?
— Так и есть. Вы слышали об этом заведении?
— Молли Уотсон рассказала мне, что Престон регулярно туда наведывался. Похоже, это местечко весьма привлекательно для людей с его интересами.
Сэр Генри кивнул.
— Поскольку восходит к временам секуляризации, предпринятой Генрихом VIII[18]. Говорят, будто «Монстр» — это искаженное «монастырь».
— И сколько Престон там пробыл?
— Совсем недолго. По словам трактирщика, он затеял спор с другим джентльменом в пивном зале и вскоре после десяти в бешенстве умчался. К счастью, тот джентльмен является постоянным посетителем заведения и его личность секрета не составляет. Это банкир по фамилии Остин. Генри Остин.
Это имя Себастьян слышал впервые.
— И что вам о нем известно?
— Один из моих парней уже навел о нем справки. Генри Остин — сын священника из Гэмпшира. Прошел обучение, чтобы по примеру отца принять сан, но в начале войны с Францией поступил в армию вольноопределяющимся. Прослужил несколько лет, хотя дальше Ирландии его не посылали. Насколько понимаю, он имел отношение к армейским финансам и попал в скандал с герцогом Йоркским[19]. Тогда мистер Остин вышел в отставку и занялся банковскими операциями. И кстати, неплохо преуспел: его главная контора находится на Генриетта-стрит, здесь в Сити, а еще имеются филиалы в разных городках вроде Олтона и Хайта.
— Что же связывает Остина с Престоном?
— Пока не знаю. Если верить опрошенным, по характеру он довольно добродушный и уравновешенный. Но до сих пор к самому банкиру я констеблей не посылал — подумал, будет лучше сначала вам с ним поговорить.
Колокола городских церквей принялись отбивать час, и под раскатистым каскадом звона друзья подошли к судебной приемной.
Дождавшись тишины, Лавджой сказал:
— Между прочим, про этого Остина выяснился один фактик, который, может, к делу и не относится, но вызывает определенное беспокойство.
— Да?
— Он женат на вдове французского графа.
— Ради бога, неужели тот граф тоже потерял голову?
— Боюсь, что так. Его гильотинировали в 1794 году. По моим сведениям, миссис Остин уже давно серьезно болеет и сейчас чуть ли не при смерти. Чтобы о ней позаботиться, из Гэмпшира приехала сестра Генри.
— А о ней что известно?
— О сестре? Кажется, она ничем не примечательна. Старая дева, зовут ее Джейн. Мисс Джейн Остин.
Для начала Себастьян отправился в банк Остина на Генриетта-стрит в Ковент-Гардене, но там услышал от пухлого заносчивого клерка с обильно намасленными рыжеватыми волосами, что «мистер Остин в настоящее время отсутствует».
— Он вышел или вообще не приходил? — уточнил Себастьян.
Клерк фыркнул.
— Боюсь, я не могу вам этого сказать, — и начал отворачиваться, держа какие-то бумаги.
— Не можете или не желаете?
Ледяная угроза в голосе визитера заставила клерка замереть, его подбородок отвис, так что рот разинулся, бледно-голубые глаза округлились, встретив яростный взгляд Себастьяна.
Тот поднажал:
— Как следует обдумайте свой ответ.
— Мистер Остин… сегодня его здесь не было. Вправду не было. Этим утром он собирался посетить один из наших филиалов в Гэмпшире, и я… я могу только предположить, что он туда и отправился.
— Где он живет?
Клерк с трудом сглотнул, адамово яблоко заметно дернулось вверх-вниз.
— Не думаю, что я должен на это отвечать.
Себастьян одарил молодого человека ухмылкой, похожей на оскал.
— Зато я думаю, что вам придется мне ответить.
Документы, которые держал клерк, выскользнули из его пальцев и рассыпались по полу.