— Моя лента тоже что-то выцвела, — говорит Маак Куфальту и устремляется туда же.
— Да и мне надо бы тоже… — произносит Куфальт, обращаясь к самому себе, и присоединяется к ним обоим.
— Весьма вероятно, что он все же протрепался Яуху, — говорит Енш Мааку.
— И тебе срочно сюда понадобилось! — ворчит Маак на Куфальта. А Еншу отвечает: — Надеюсь, что нет. О боже, еще и Дойчман сюда идет! Послушай, друг, что, если Яух увидит нас всех вместе?..
— Лента совсем стерлась, — бурчит Дойчман. — А Яух висит на телефоне. С моего места все слышно через дверь. Речь идет о большом заказе. Вот я и думаю…
— Я тоже, — перебивает его Маак. — Этот подлюга Пациг сперва не собирался вешать нам лапшу на уши. Насчет заказа на триста тысяч все верно, с этим в порядке. А вот когда мы стали выпытывать адрес фирмы, ему вздумалось нас разыграть.
— Похоже, что так, — соглашается Куфальт. — А может, он сам решил захапать этот заказ?
— Одному-то ему не справиться.
— Почем знать, с кем он собирается провернуть это дельце?
— Кто собирается провернуть дельце?! — Пышущий злобой Яух протискивается прямо между ними к ящику. Усердно роясь в лентах, они не обратили внимания ни на внезапную тишину, воцарившуюся в комнате, где кроме трескотни машинок не было слышно никаких звуков, ни на предупреждающее покашливание Загера.
Яух, весь багровый, чуть не трясется от бешенства.
— Сдается, здесь замышляется какое-то преступление? Так, что ли, господа? Ну, дожили, что называется…
Он срывается на крик. Дверь в соседнюю комнату приоткрывается, в щель просовываются головы двух вольнонаемных девиц, и та, что повыше, шипит:
— Не так громко, господин Яух. Клиенты услышат.
И обе нахально продолжают торчать в дверях, наблюдая за происходящим.
Отвечать Яуху берется Маак:
— Мы говорили о господине Пациге. Как, мол, удалось ему провернуть это дельце: ведь временная работа в экспортной фирме была обещана мне. А на ваши выпады насчет «преступления» и прочего я буду жаловаться господину пастору Марцетусу.
С этими словами Маак берет из ящика ленту и спокойно идет к своему месту.
— Я тоже! — подхватывает Енш. — Вы вообще не имеете права говорить такие вещи, тем более в присутствии этих…
Кивнув в сторону двери с торчащими головами девиц и взяв из ящика ленту, он тоже удаляется.
— А я… Я подам на вас в суд, господин Яух! — пылая благородным гневом, выпаливает Дойчман и исчезает за своей машинкой.
— Но, господа… — начинает Яух и растерянно умолкает, ловя ртом воздух. Все бюро уставилось на него. Куфальт молча смывается со сцены.
— Все началось, как только вы к нам пожаловали, Куфальт! — Яух вновь пышет злобой. — Стойте! Следуйте за мной! В мою комнату!
— Не поддавайся, Вилли, — довольно явственным шепотом напутствует его Маак.
И Куфальт, растерянный, подавленный — «Почему именно на меня всегда все шишки валятся?» — послушно плетется за Яухом а его комнату и старательно прикрывает за собой дверь.
Но взрыва, которого он опасается, пока почему-то не происходит. Правда, Яух мечется по комнате, как разъяренный бык. Но вот он замедляет шаги, отрывает глаза от пола, взглядывает на фигуру у двери, направляется к письменному столу и берет в руки какой-то листок.
Потом отходит к окну и говорит, глядя в окно, а не на Куфальта:
— Банкир Хоппензас получает очень много писем от бывших заключенных с просьбами о помощи. Потому что, по слухам, помогать им — его конек. Вот какие дела. Да.
Он надолго умолкает. Куфальт стоит и ждет.
— У этого банкира, — продолжает Яух, глядя уже не в окно, а в сторону стоящей на письменном столе лампы, — у этого банкира возникла идея, обсуждать которую я не берусь. Он задумал поручить кому-то из бывших заключенных провести расследование с целью выяснить, достойны ли его помощи те, кто к нему обращаются, или нет. Он считает, что человеку из их среды будет легче в этом разобраться. Вот так.
Куфальт выдерживает взгляд злых свиных глазок Яуха, затуманенных напряженной работой мысли. «Вот бы мне поручили это дело!» — первое, что приходит ему в голову. Но он тут же спохватывается: «Никогда этого не будет. На сало мышей ловят».
— И нам нужно порекомендовать ему кого-то, пользующегося нашим полным доверием. Понимаете, господин Куфальт?
Молчание. Долгое молчание.
Наконец Куфальт, глотая слюну и запинаясь, но тем не менее весьма решительно заявляет:
— Мы на самом деле говорили только о том, почему место в экспортной конторе досталось Пацигу. Он печатает едва ли лучше меня.
— Ах, вот как! — сухо роняет Яух. — Что ж, дело ваше, — добавляет он уже злобно. — Хочу вам кое-что сообщить, — начинает он уже другим тоном, но так и не успевает это сделать, так как звонит телефон.
— Машинописное бюро «Престо». Да, Яух у аппарата. Что? Надо наконец договориться? Должен решиться? Ну конечно же! Одиннадцать марок это минимум. И только потому, что триста тысяч, а так всегда двенадцать. Ваш материал легко печатать? Ну, мне надо сперва на него взглянуть. Хорошо, хорошо, раз уж он так легок, можно, пожалуй, скинуть полмарки. Я сейчас же переговорю с пастором Марцетусом. Нет, нет, нынче же к вечеру получите окончательный ответ. Что ж, тогда я сейчас к вам приеду, через четверть часа я у вас.
Яух вешает трубку. Он напрочь забыл о Куфальте. И теперь вдруг обнаруживает, что тот по-прежнему стоит у двери, внимательно изучая корешки томов адресной книги.
— Сейчас мне некогда разбираться с вами, — хмуро бросает Яух. — Мне надо уходить. Но позже мы вернемся к этому разговору.
— У меня к вам нижайшая просьба, — льстивым голосом вворачивает Куфальт, изображая рабскую покорность и смирение. — Ужасно зубы болят. Разрешите отлучиться к врачу?
— Сейчас мне некогда выписывать вам направление на бесплатное лечение! — обрывает его Яух. — Позже, в середине дня.
— Да я заплачу из своих, господин Яух. Я вовсе не хочу причинять вам лишних забот. — И с наигранной робостью: — Выдернуть зуб вряд ли стоит больше полутора марок?
— Мне пора идти, — говорит Яух.
— Да я быстро обернусь, — заверяет Куфальт, — Нет больше сил терпеть.
— Ну, ладно, идите! — бросает через плечо Яух, выбегая из комнаты.
Куфальт на минуту заскакивает в бюро, на бегу шепотом бросает Мааку:
— Не соврал Пациг! — и тут же вылетает за дверь, так что Маак ничего не успевает сообразить.
Хватает пальто и шляпу — господи, надо скорее! Шагов Яуха на лестнице уже не слышно, ах ты черт, теперь все будет зависеть от того, поедет ли Яух или пойдет пешком. Куфальту ехать не на что, ему слишком хорошо известно содержимое его кошелька: один-единственный грош — как раз на три сигареты «Юно». («Лучше не иметь лишних денег — нет соблазна потратить».)
Вот он на улице. Взгляд направо, взгляд налево: Яуха нигде нет. Топтанием на месте делу не поможешь. Куда бежать? В сторону центра? Или к окраине? Оптовая фирма по тканям — значит, в центре. И Куфальт бежит сломя голову.
Уже на ближайшем перекрестке приходится выбирать: прямо, налево или направо. Куфальт наугад сворачивает направо. Нет, это все пустое. Какая-то гонка вслепую получается.
Здесь Яуха нет. И здесь нет. А людей столько, что в глазах рябит. Но Яуха нет. Вернуться? Вернуться!
Куфальт мчится обратно, добегает до перекрестка, светофор красный, но разве он может ждать? Ему некогда. И он бросается на проезжую часть в гущу машин и трамваев, застревает в этой гуще, кто-то ругает его, ему приходится вернуться на тротуар, и, оглядевшись, кого же он видит? Кто выходит из угловой табачной лавки, раскуривая сигару? Да-да, он самый, — господин Яух!
— Ба, Куфальт! В какую вам сторону?
— Вон туда! — Куфальт наугад тычет пальцем. Он плохо ориентируется в Гамбурге. А вдруг тот спросит название улицы и фамилию врача?
Но тот не спрашивает.
— Постарайтесь обернуться побыстрее. Сами знаете, за эту неделю вам надо наработать на восемнадцать марок. И никого не интересует — болели у вас зубы или нет. Надеюсь, вы меня понимаете? И никаких оправданий!
— Да-да, конечно, — покорно соглашается Куфальт и снимает шляпу, прощаясь с Яухом.
И тут же, прячась за какой-то парочкой, пускается за ним следом. Тот шествует по улице слегка пружинящей походкой толстяков, с удовольствием попыхивая сигарой, а если и оборачивается раз-другой, то вовсе не из-за Куфальта: его больше интересуют молодые девушки в легких блузках, их обнаженные руки и длинные стройные ноги.
— Прыщавый кобель, чтоб тебе пусто было, — шепчет себе под нос Куфальт и ради пущей безопасности перебегает на другую сторону улицы. Там легче укрыться.
Но и Яух перемещается — туда же. Куфальт бросается обратно и видит, что Яух на той стороне сворачивает за угол и исчезает из виду. Куфальт бросается за ним, улица как на грех безлюдна! Трудновато будет. Придется намного отстать. Яух за угол. Куфальт чуть ли не бегом — за ним. И вдруг Яух исчез. Как сквозь землю провалился!
Тяжело дыша, Куфальт замирает на месте. Неужели все зря? И Яух сгинул, окончательно и бесповоротно сгинул в одном из этих домов?
Но потом мысль Куфальта начинает работать, и он соображает, что у торговой фирмы должна быть лавка или хотя бы вывеска у входных дверей и что, следовательно, речь может идти о десятке или дюжине домов. Он принимается за поиск.
Лавки никакой нет. А что до фирм, то на пятнадцати домах имеется всего две подходящие вывески: «Лемке и Михельсен, детское платье. Оптовая торговля» и «Эмиль Гнуцман, наследник Штилинга, оптовая торговля тканями».
«Порядок!» — ликует в душе Куфальт и занимает наблюдательный пост за афишной тумбой. Действительно, двадцать минут спустя он видит, как Яух выходит из этого дома, останавливается, смотрит на небо, достает из кармана сигару, откусывает ее, раскуривает, доходит до угла, скрывается за ним…
И вдруг Яух резко поворачивает обратно и держит курс прямо на афишную тумбу, за которой прячется Куфальт. Тот, замирая от страха, начинает красться по кругу, а в голове колотится: «С какой стороны он подойдет? Вдруг мы столкнемся лицом к лицу? Видать, все же заметил меня, сволочь». И тут Яух ныряет в дверь маленько