Господи, да нет, зачем хапать бумажник? Не хапать, ни-ни, не красть его, а только для облегчения расчетных операций, не так ли, взять, скажем, купюру марок в десять? Конечно, можно и марок пятьдесят, если бумажник набит деньгами.
До этого все шло гладко: помня, что есть на свете щедрый Монте, Куфальт не взял с собой курева, а то и дело прикладывался к серебряному портсигару. Но вот наступил момент, решающий момент, предложение было сделано, ждали ответа, и тут Монте показалось, что на лице Куфальта отразилось некоторое колебание, своего рода предвестник отказа.
Тогда Монте обстоятельно разъяснил, что при таком раскладе тот вообще ничем не рискует: есть-де параграф 173, а клиенты Монте этот параграф шибко уважают. Кроме того, он научил бы Куфальта, и тот бы быстро сообразил, где стоило рискнуть, а где нет.
Говоря это, он мечтательно заглянул в свой портсигар, взял сигарету, посмотрел на Куфальта, закурил, потом опять взглянул на Куфальта и, дымя сигаретой, говорил, говорил без умолку…
А Куфальт принадлежал к тому типу людей, которые могут смотреть на курящих, только когда сами держат в зубах сигарету. Он вдыхал тонкий аромат «Аристона», уж он-то понял, почему Монте так на него смотрел.
Конечно, само по себе предложение, может, было не таким уж плохим, однако Куфальту оно чем-то не понравилось, во всяком случае, над ним стоило крепко подумать, но если этот парень, этот херувим, сидевший рядом с ним и пускавший ему дым в лицо, решил, что он, Куфальт, у него на крючке, он сильно просчитался!
Последовала короткая перепалка, Куфальт назвал образ жизни Монте гнусным, Монте счел поведение Куфальта глупым, в конце концов они разошлись в разные стороны и с тех пор друг с другом не знались.
Дело было в августе, а теперь на дворе стоял октябрь. Два месяца много значат. И если Куфальт, жуя булочки с ливерной колбасой, внимательно разглядывал прохожих, то делал это, может быть, потому, что появление Монте было бы сейчас весьма кстати. Будь Монте тогда чуть поумнее и пойми он, что куревом ничего не добьешься, можно было бы договориться и работать на пару.
Но Монте не объявлялся, Монте не было.
А вместо него появился высокий темноволосый мужчина с серой пористой кожей, пронзительными черными глазами, в сверхмодном клетчатом костюме.
— Вот так номер! Бацке! — от неожиданности воскликнул Куфальт.
— Привет, Вилли, — произнес Бацке, усаживаясь рядом с ним на скамейку.
— Только что о тебе вспоминал, Бацке, — сказал Куфальт.
— Значит, плохи твои дела, — произнес Бацке.
— А твои? — спросил Куфальт.
— Спасибо, тоже, — ответил Бацке. Возникла небольшая пауза, Бацке зашевелился на скамейке, будто вставая, и потому Куфальт торопливо спросил:
— И нет никаких дел, Бацке?
— Дела всегда есть, — заявил великий Бацке.
— Какие именно?
— Ты что, решил, что я тебя наведу?
Долгое молчание.
— Почему ты тогда не пришел к лошадиному хвосту?
— Ладно, кончай болтать, — отмахнулся Бацке.
— Ты, наверное, остановился у своей вдовы-капитанши в Харвестехудевег? — снова осведомился Куфальт.
— Ладно, Вилли, хватит, — сказал Бацке. — Курево есть?
— Нету.
— И у меня нету.
Оба усмехнулись.
— Деньга есть? — снова спросил Бацке.
— Нет.
— А что, на продажу есть что-нибудь?
— Тоже нет.
— Тогда поехали в Ольсдорф.
Тут Бацке встал и так потянулся своим огромным телом, что хрустнули суставы.
Куфальт остался сидеть.
— А что я забыл в Ольсдорфе?
— В Ольсдорфе, — заявил Бацке, — самое современное кладбище в мире.
— А мне оно на что? — спросил Куфальт. — Хоронить мне себя вроде рановато.
Оба опять ухмыльнулись.
— Ладно, поехали, — заторопил Бацке.
— А мне-то зачем туда?
— Я думал, ты хочешь пойти со мной на дело?
— Что за дело на самом современном в мире кладбище?
— Сам все увидишь.
— Только билет я тебе покупать не буду, — решительно произнес Куфальт.
— А кто тебя, кореш, об этом просил? Мелочь у меня самого найдется.
И они пошли на вокзал.
Проезд стоил всего пару медяков, но, стоя у окошка кассы, Куфальт заметил, что бумажник Бацке набит ассигнациями по двадцать и пятьдесят марок. И хотя, казалось, Бацке был не против, чтобы его дружок узнал об этом, он все-таки не стал платить за Куфальта, а лишь удовольствовался выражением растерянности, которое появилось на лице Вилли.
Поезд был битком набит пассажирами, и поговорить не удалось. Но едва только они оставили позади здания вокзала в Ольсдорфе, как Куфальт сказал:
— Послушай, Бацке, да ведь у тебя полно денег.
— А как же, — произнес Бацке, — Так оно и должно быть. А вот и кладбище.
— Да, — сказал Куфальт. Кладбище его не интересовало. Он почувствовал себя уверенней. Уж двадцать-то марок Бацке ему одолжит. А это четыре тысячи адресов. И на какое-то время уверенность в будущем. Приготовившись во всем слушаться Бацке, он спросил:
— Мы сейчас пойдем на кладбище? А ты хочешь?
— Раз нужно.
— Я спрашиваю, ты хочешь?
— Я могу разок взглянуть на него.
— Да нет, — решил великий вор Бацке, — вообще-то кладбище меня не интересует.
— Тогда пойдем куда-нибудь еще.
И Бацке выбрал путь, который вел в противоположную от кладбища сторону.
— Куда же мы теперь идем?
— Не все тебе знать.
— Послушай, Бацке, — попросил Куфальт. — Купи сигарет, а?
— Да ты что, — начал было Бацке, но, одумавшись, сказал: — У меня нет мелочи.
— У тебя полно бумажек по двадцать марок, — сказал Куфальт.
— Не хочу я сейчас менять. Купи сам. А я тебе сегодня вечером отдам.
— Ладно, — сказал Куфальт, поискав глазами табачную лавку.
Он нашел ее и хотел было войти.
— Стой, — крикнул Бацке и вытащил из бумажника двадцатку. — Вот тебе двадцать марок. Возьми сразу пятьдесят штук «Юно». Ну, а я потихоньку пойду вперед, туда, вниз.
— Ладно, — ответил Куфальт.
Колькольчик долго звенел в этой загородной лавке, но никто не выходил.
Куфальт мог набить себе полные карманы сигаретами, которые аккуратными пачками лежали перед ним, но этого он делать не желал. Риск того не стоил.
Он снова подошел к входной двери, открыл ее и еще раз закрыл, дав как следует позвенеть колокольчику. Когда снова никто не вышел, он несколько раз громко крикнул: «Эй!»
Наконец из комнаты вышла сморщенная старушенция с закатанными рукавами и в синем фартуке.
— Извините, пожалуйста, сударь, — произнесла она тонким старческим голосом. — Я мыла полы, а звонок плохо слышно.
— Ясно, — произнес Куфальт. — Мне нужно пятьдесят штук «Аристона».
— «Аристона?» — спросила старуха. — Я не знаю, есть ли он у нас. — Сомневаясь, она оглядела стеллажи. — Понимаете, сударь, всем ведает моя дочка, она только что родила сегодня ночью, а я в лавке просто помогаю.
— Тогда дайте мне одну за пять, — покорно произнес Куфальт. — Только, пожалуйста, побыстрее. Мне нужно идти.
— Да-да, сударь. Я понимаю.
Она вытащила из пачки сигарету и протянула ему.
— Я же просил пятьдесят, — разозлился Куфальт.
— Вы сказали одну за пять, — ответила старуха.
— Ладно, дайте мне пятьдесят штук. Да нет, боже мой, вон тех!
— Так трудно работать, — вздохнула старая женщина. — И люди все такие нетерпеливые. Возьмите! — Она протянула ему пятьдесят штук.
— Держите, — произнес Куфальт и дал ей деньги.
Она издали посмотрела на деньги.
— Двадцать марок? — спросила старуха. — А у вас нет помельче?
— Нет, — упрямо произнес Куфальт.
— Я не знаю, будет ли у нас сдача. — И она пошла в комнату.
— Только побыстрее! — крикнул Куфальт ей вслед, продолжая ждать.
Наконец она вернулась. Три монеты по пять марок, одна монета две марки и пятьдесят пфеннигов:
— Все правильно, сударь?
— Да-да, — произнес Куфальт и поспешил прочь.
Но сколько он ни шел по указанной дороге, Бацке и след простыл. Его нигде не было видно, но вдруг он вынырнул из переулка.
— Пойдем здесь, — сказал он. — Ну, купил сигареты?
— Вот, — ответил Куфальт. — А вот деньги.
— Хорошо, — сказал Бацке. — Возьми десять сигарет себе.
— Спасибо, — сказал Куфальт.
— Кто там в лавке? — спросил Бацке, идя дальше.
— Какая-то старуха, — ответил Куфальт, — а что?
— Да просто долго.
— Вот оно что, — произнес Куфальт. — Да, конечно, долго, она не знала, что к чему.
— Да, — подтвердил Бацке.
— Что да? — переспросил Куфальт.
— Да, очень долго, — засмеялся Бацке.
— Ты какой-то странный, Бацке. — Куфальт заподозрил неладное. — Что-нибудь случилось?
— А что должно случиться? — продолжал смеяться Бацке. — Ты знаешь, куда мы идем?
— Нет, — ответил Куфальт. — Понятия не имею.
— Тогда сейчас увидишь, — сказал Бацке.
И они зашагали дальше, молча, дымя сигаретами. Улица, на которую Бацке привел Куфальта, была застроена большим зданием — целым комплексом, состоявшим из кирпичных бойниц, цементных стен, высокого каменного забора, маленьких четырехугольных окошек с наружными решетками…
— Ведь это же тюряга, — разочарованно произнес Куфальт.
— Это Фульсбюттель, — почти торжественно, изменившимся голосом объявил Бацке. — Здесь я отмотал семь годков.
— Мы для того сюда приехали, чтобы ты посмотрел на эту тюрягу? — возмущенно и вместе с тем разочарованно спросил Куфальт.
— Захотелось еще разок взглянуть на нее, вспомнить старую жизнь, — хладнокровно заметил Бацке. — Хорошее было времечко, не то, что сейчас…
— Ну знаешь ли, не тебе жаловаться: у тебя куча денег и ты еще стонешь…
— Зайдем с другой стороны. Я покажу тебе столярную мастерскую, где я тогда работал.
Куфальт поплелся за ним.
— Видишь, там, вдалеке? Это она! Прекрасная мастерская, скажу я тебе, мастерская что надо, не такая развалюха, как у пруссаков.
Куфальт с интересом слушал его.