Вячеслав ОГРЫЗКО
КТО И ПОЧЕМУ ЗАПРЕЩАЛ РОМАН «ЖИЗНЬ И СУДЬБА»
В нашей печати до сих пор не утихают споры о том, кто пытался уничтожить один из самых значительных романов о минувшей войне – «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана: функционеры из Союза писателей, комитет государственной безопасности или руководители коммунистической партии.
Если верить воспоминаниям бывшего председателя КГБ Владимира Семичастного, во всём был виноват один из главных идеологов КПСС Михаил Суслов. Беседуя летом 1989 года с корреспондентами журнала «Огонёк» К.Светицким и С.Соколовым, он заявил, что никто роман «Жизнь и судьба» не изымал. Семичастный утверждал: «Суслов его запретил, и к КГБ это не имело никакого отношения. Пишут: были времена не Сталина – Берии, а Хрущёва – Семичастного, но роман был арестован. Но никогда в КГБ этот роман не был. Видно, цензура его дала Суслову. Я пришёл в ноябре 1961 года. Сколько я работал в КГБ, ни разу Гроссман не проходил в КГБ ни по каким делам. Со всеми архивами я не знаком, но ко мне этот вопрос никогда не поступал» («Огонёк», 1989, № 24).
Правдой в этом интервью Семичастного было лишь то, что в КГБ его действительно назначили осенью 1961 года (до этого главным чекистом был Александр Шелепин). Всё остальное – ложь. КГБ очень даже плотно занимался как романом «Жизнь и судьба», так и автором этой книги.
1. Неизвестная автобиография писателя
Кто такой был Гроссман? В Российском госархиве литературы и искусства сохранилась автобиография писателя, написанная им собственноручно 9 июля 1952 года. Она никогда не публиковалась.
«Я, – писал Гроссман, – родился в 1905 г. 12 декабря н/с, в г. Бердичеве, на Украине. Отец мой Семён Осипович Гроссман по профессии инженер химик, в настоящее время живёт в Москве, пенсионер. Мать моя Екатерина Савельевна Гроссман, преподавательница французского языка. Она погибла во время войны в сентябре 1941 г. Когда мне было 5 лет, я вместе с матерью поехал в Женеву (Швейцария), прожил там до семилетнего возраста, учился в начальной школе. В 1914 г. я поступил в приготовительный класс Киевского реального училища 1-ого общества преподавателей. В годы гражданской войны я переехал с матерью в г. Бердичев, где учился и работал пильщиком дров. В 1921 г. я поступил на подготовительный курс Киевского высшего института народного образования. В 1923 г. я перевёлся из Киева в 1-ый Московский государственный университет на химическое отделение физико-математического факультета. Во время учёбы я пользовался материальной поддержкой родителей и частично зарабатывал сам: работал воспитателем в коммуне для беспризорных детей, давал уроки. В 1929 г. по окончании университета я поехал в Донбасс и поступил на работу в Макеевский научно-исследовательский институт по безопасности горных работ, заведовал газоаналитической лабораторией на шахте Смолянка 11. В Донбассе я работал, помимо Макеевского института, в Донецком областном институте патологии и гигиены труда, – химиком, научным сотрудником, а затем ассистентом кафедры химии в Сталинском медицинском институте (гор. Сталино). За время пребывания в Донбассе мной были выполнены несколько научных работ о взрывчатых и ядовитых газах, выделяющихся в каменноугольную выработку, в частности работа «К вопросу о наличии и происхождении окиси углерода в каменноугольных пластах Донбасса».
В 1933 г. я переехал в Москву и поступил на работу на фабрику им. «Сакко и Ванцетти». [Свой переезд писатель в другом варианте своей автобиографии, датированной 23 ноября 1947 года, объяснил тем, что в 1932 году он в Донбассе заболел туберкулёзом лёгких. – В.О.]. Фабрика эта выпускала карандаши и пластмассовые автомат. ручки. Я работал сперва старшим химиком, затем заведующим лабораторией и помощником главн. инженера. На фабрике я проработал до 1934 г.
В апреле 1934 г. в «Литературной газете» был опубликован мой рассказ «В городе Бердичеве». В мае 1934 года меня вызвал к себе А.М. Горький. Эта встреча окончательно определила моё решение стать писателем. В том же году Алексей Максимович опубликовал в альманахе «Год XVI» мою повесть «Глюкауф» о шахтёрах Донбасса. Эту повесть я начал писать ещё работая в Донбассе. Я начал работать над книгой рассказов. С 1934 года по 1936 год мною были выпущены две книги рассказов: «Счастье» и «Четыре дня» [Кроме этого, Гроссман сочинил повесть «Павлов». Он в 1947 году писал: «Послал её М.Горькому – Горький отрицательно отнёсся к ней». – В.О.]
В 1936 г. я начал работу над романом «Степан Кольчугин». Работа эта заняла у меня 4 с лишним года. Работу над романом я не довёл до конца, этому помешала война. «Степан Кольчугин» печатался отдельными частями в альманахе, в журнале «Знамя», выходил в «Роман-газете». Целиком первый том романа дважды издавался после войны.
Война застала меня в самом начале работы над 2-ым томом «Степана Кольчугина». Летом 1941 года меня призвали в армию, присвоили звание интенданта 2-го ранга. Я был назначен специальным корреспондентом ЦО НКО СССР «Красная звезда». В начале августа я выехал на фронт в Гомель. Я был свидетелем того, как немецкая авиация сожгла Гомель. Вместе с войсками Красной Армии я проделал путь отступления по Белоруссии, Украине. Пережитое, виденное, слышимое за это время явились материалом для моей повести «Народ бессмертен», которая издавалась многими изданиями в СССР, а также имел свыше 20 изданий за границей. В 1942 году я был свидетелем обороны Сталинграда от первых дней её до начала нашего наступления. Очерки, посвящённые обороне Сталинграда, печатались в «Красной звезде», печатались отдельными изданиями, переводились на иностранные языки. Войну я закончил в Берлине. Я был свидетелем освобождения Киева, Одессы, Варшавы, Люблина и ряда других польских городов. Был свидетелем битвы за Белоруссию, освобождения Минска. Всё написанное мною за это время публиковалось главным образов в газете «Красная звезда». В 1946 году в Гослитиздате вышла моя книга «Годы войны», куда помимо «Народ бессмертен» и цикла очерков «Сталинград» вошли рассказ «Жизнь», очерк «Треблинский ад» и многие другие. В 1947 г. [Гроссман ошибся на один год, не в 1947, а в 1946-м году. – В.О.] в журнале «Знамя» была опубликована моя пьеса «Если верить пифагорейцам», получившая отрицательную оценку в критике. Пьеса эта была написана мной до войны. [В 1947 г. Гроссман вскользь упомянул: «После войны я написал пьесу «Старый учитель» для еврейского театра, в основу её лёг написанный мной в 1943 г. рассказ». – В.О.]
В 1945 г. я взял на себя редактирование «Чёрной книги» о массовом убийстве еврейского населения немецко-фашистскими оккупантами.
Моей основной работой в послевоенное время было написание романа, посвящённого Великой Отечественной войне. Работу эту я начал ещё во время войны, посвятил ей 8 лет. В настоящее время первый том этой книги (объёмом 40 печ. листов) сдан редакции журнала «Новый мир».
Я продолжаю работу над вторым томом романа» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 1658, лл. 9 об, 10, 10 об.).
В писательском сообществе многие восприняли Гроссмана как баловня судьбы. Его довоенный роман «Степан Кольчугин» был объявлен чуть ли не шедевром литературы социалистического реализма. А написанная в 1942 году повесть «Народ бессмертен» критика и вовсе приравняла к былинному эпосу. На этом фоне злобная ругань Владимира Ермилова, не принявшего пьесу Гроссмана «Если верить пифагорейцам», понимающей публикой воспринималась всего лишь как досадный курьёз.
Между тем никакого курьёза не было. Гроссмана вольно или невольно стали загонять в угол ещё с начала 30-х годов. Первой за инакомыслие пострадала его двоюродная сестра – сотрудница Профинтерна Надежда Алмаз. Как только власть не поиздевалась над этой бедной женщиной. Её и из Москвы выселяли, и в тюрьму бросали, и на голод обрекали. В 37-м система добралась до первой семьи второй жены писателя. Она расстреляла ни за что ни про что литератора Бориса Губера, а потом арестовала ни в чём не повинную его бывшую жену – Ольгу Губер, ушедшую ещё в 1935 году к Гроссману.
А сколько всего пережил писатель в войну! Фашисты в гетто уничтожили его мать. В далёком тылу – в Чистополе нелепо погиб пасынок – Михаил Губер. Он с другими ребятишками долго возился с неразорвавшимся трёхдюймовым снарядом, потом отнёс его на плече в сторону и бросил на землю. И снаряд взорвался. Парню оторвало обе ноги. Он умер от потери крови.
Власть, похоже, Гроссману никогда не доверяла, а лишь использовала его талант в своих целях. В фондах РГАЛИ сохранилось письмо одного из руководителей Союза писателей П.Скосырева, направленное 2 декабря 1942 года в партаппарат.
«В ЦК ВКП(б)
Управление пропаганды и агитации
Тов. Еголину
Уважаемый Алексей Михайлович!
Посылаю те сведения о Гроссмане, какие обещал. Библиография полная, анкетные же сведения лишь те, какие удалось собрать. Они точны.
П.Скосырев»
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 1658, л. 70).
Почему Еголина так заинтересовала судьба Гроссмана? Видимо, партаппарат не ожидал того резонанса, который вызвали на фронте корреспонденции писателя в «Красной звезде». Партфункционеры растерялись. Они не знали, как реагировать: то ли поощрить автора повести «Народ бессмертен», то ли на всякий случай куда-нибудь его задвинуть. Вот и затребовали на писателя досье.
Кстати, в 1945 году президиум Союза писателей выдвинул Гроссмана за книгу «Годы войны» на соискание Сталинской премии. Но кто-то из сильных мира сего кандидатуру писателя почему-то отклонил.
Вскоре после победы Гроссман и Эренбург составили «Чёрную книгу» об истреблении фашистами евреев на Украине, в Белоруссии и Польше. Еврейский антифашистский комитет порекомендовал подготовленную писателями рукопись издать во всех странах Европы и в Америке. Но руководителю Агитпропа ЦК ВКП(б) Г.Александрову эта идея не понравилась. Он предложил главному партийному идеологу А.Жданову набор «Чёрной книги» рассыпать.
Ну, а потом начались мытарства с рукописью романа «За правое дело». Александр Твардовский несколько лет боялся опубликовать эту книгу в «Новом мире». Когда же роман всё-таки напечатали, на писателя обрушились Михаил Бубеннов и Аркадий Первенцев, а также чуть ли не весь Агитпроп ЦК.