– Точно! – согласилась Надя. – Она даже порывалась, а мне казалось: зачем утруждать?
Получалось, что завтрашний день полон планов и знаменательных событий: с утра в храм, потом осмотр каждого метра забора, потом прилетит Рахманов, Андрею надо будет очень постараться сговориться с ним о визите на дачу в самое ближайшее время, а ночью – намеченная засада, будь она неладна.
Просто не отдых, а песня о тревожной молодости.
Они пораньше спровадили всю гоп-компанию по постелям, строго-настрого наказав не маяться дурью, иначе от родителей пощады не будет. Взрослые, за исключением совершенно не выспавшейся Энэм, остались за столом – надо же и им когда-то расслабиться наконец.
– Ну что – за успех всего задуманного? – провозгласила Иришка.
– Давай, поехали!
Скоро всем стало весело и на все наплевать. Особенно на этого маньяка – мужика с косой. Надю прямо-таки разбирал смех, когда она о нем думала. Вот дебил! И прав Никита – наверняка какой-нибудь подросток со своими гормональными переживаниями. Нашел дедовскую накидку, щеголяет. Вроде ее собственных дурачков: в первый же вечер скелетами нарядились смеха ради. И этот изображает из себя символ смерти, косу зачем-то прихватил! И ведь не лень по жаре со всеми этими причиндалами таскаться!
Но они-то – тоже хороши, нечего сказать! Испугалися! Разбежалися! Жути понагнали сами на себя. И правда говорят: у страха глаза велики.
– Давайте – за победу! – придумала Ирка.
– За нашу победу, – голосом артиста Кадочникова из фильма «Подвиг разведчика» подхватила Надя.
Патрик, не очень еще хорошо понимающий по-русски, не мог сообразить, отчего это все так развеселились.
– А ты пей! – советовал ему Никита. – Пей – и все поймешь.
Сидели они хорошо. Замечательно сидели. Про ночного путника с нелепым орудием производства все позабыли совершенно. Он был – не повод! А повод – дружба, любовь, симпатия и хорошее настроение. Поэтому и собрались. Это понял наконец и Патрик, положивший голову на крепкое Иркино плечо и шепчущий ей время от времени нежные слова любви на своем родном французском. Надя с Андреем давно сидели в обнимку, как юные влюбленные.
И вдруг все изменилось.
– Вот, – сказал трезво Никита, – смотри-ка, идет, голубчик!
– Такую ночь испортил, гад, – возмутилась Надя.
– Что-то мне не кажется, что он просто так, – произнес задумчиво Никита, легонько постукивая тяжелым кулаком по столу. – В общем, действуем завтра по намеченному плану, Андрюх. Давай – за нас!
Они, конечно, «дали», и не раз. Но уж очень Надя была обижена на косаря за то, что лишил ее покоя. Эх, выйти бы сейчас, повязать его, и чтоб больше не шлялся тут. Зачем ждать до завтра, непонятно. Вечно эти мужские игры в героев, в засады. Так всю жизнь мальчишками и остаются. Дурят, как маленькие. Только повод дай.
Ночная вахта
– Благослови, владыко!
– Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков.
Вот счастье – на литургию они успели. Как-то удачно все собрались, по-быстрому, без понуканий, без дерготни.
– О Свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.
Надю, как всегда в храме, обволакивают умиление и покой. Она исподволь любуется своими птенцами. Какие хорошие лица делаются у них во время молитвы! Как они трогательно крестятся и кланяются! Она в детстве лишена была этого счастья, этой возможности припасть к Отцу Небесному в горе и радости. И сейчас счастлива за своих детей. Вот их Родина. Единственная их Родина. Здесь, в стенах храма. И ничего другого искать не надо. Главное – не разрывать связь времен. Запечатлеть в душе заветные слова:
– Хвали, душе моя, Господа. Восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дондеже есмь.
Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения.
Изыдет дух его, и возвратится в землю свою: в той день погибнут все помышления его.
Блажен, ему же Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога своего.
Сотворшаго небо и землю, море и вся, яже в них.
Хранящаго истину в век, творящаго суд обидимым, дающаго пищу алчущим.
Господь решит окованныя, Господь умудряет слепцы.
Господь возводит низверженныя, Господь любит праведники.
Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет, и путь грешных погубит.
Воцарится Господь во век, Бог твой, Сионе, в род и род. И ныне и присно и во веки веков. Аминь[2].
Лялечка стоит поодаль в косыночке, вытянулась в струночку, бледненькая худенькая сиротка. Шепчет слова молитвы.
Нет, не случайно она к ним в семью попала: «Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет, и путь грешных погубит».
Все будет хорошо. Нельзя роптать и жаловаться. Этот ребенок столько терпел – ведь дал Господь силы выдержать и укрепиться. А когда настал час – привел. К ним и привел. Значит, от них и зависит все, что дальше произойдет в ее судьбе. И им даст силы все, что надо, перетерпеть и поступить по справедливости.
Вот и служба окончена. Ляля выбрала себе простенький крестик, веревочку к нему. С сияющим лицом попросила расстегнуть старую цепочку.
– Ляля! – очень тихо и очень серьезно сказал Андрей. – Ты можешь потерпеть до завтра? Только один день нужно подождать. Я тебя прошу: пусть сегодня все будет, как прежде. Это важно.
Девочка сжала губы, кивнула.
– Хорошо, до завтра. Но сегодня я надену этот крестик поверх платья, ладно? Это никому не помешает?
– Конечно, не помешает. И – чуть-чуть потерпи.
Они торопились назад. Предстояло осмотреть свои владения, хотя Наде не очень верилось в необходимость именно этого предприятия. Ну пусть, раз уж обещали следовать указаниям Никиты.
Ребят усадили обедать, а сами пошли вдоль нескончаемого забора, прихватив с собой Тихона. Легко сказать – пошли. Где – пошли, а где – и продираться пришлось сквозь колючую малину.
– Никита прав! Никита прав! – сосредоточенно повторял Андрей, отцепляя от себя колючие ветки. – Надо благоустраивать территорию немедленно!
– Даже если ничего не найдем, хоть в этом польза будет, что сообразили порядок навести, – поддакнула Надя.
Тихон убежал далеко вперед и оттуда загавкал. Лаял он не как обычно, а с каким-то рычанием внутри, будто сдерживал клокочущий гнев.
– Ты смотри, как он научился, просто служебно-розыскная собака у нас, – удивленно отметила Надежда, направляясь к оскалившемуся Тихону, – кого он там нашел, интересно?
Через минуту им стало действительно интересно. Так интересно, что дух захватило: Тихон обнаружил подкоп!
Их основательный забор был сооружен по всем правилам – уж делать, так делать на совесть: сначала вырыли ров, соорудили кирпичную кладку, чуть ли не на полметра вглубь. Она слегка возвышалась над уровнем земли. И уже потом, над кирпичами, вплотную укрепили чугунные решетки. Если бы решетки прилегали к земле, подкопаться бы ничего не стоило, за один вечерок можно было потихоньку осилить. Тут рыть пришлось глубоко. Лаз, по всей видимости, предназначался для взрослого человека крепкой комплекции. По ту сторону забора образовавшееся в результате землекопских работ углубление было небрежно забросано выкошеной вокруг крапивой – вот, видно, где коса пригодилась. По эту сторону лаз замечательно скрывался от посторонних взоров огромным смородиновым кустом.
– У него еще и лопата имеется! – присвистнул Андрей. – Та-ак! Ну, я и идиот! Камеры хорошо разместил! Здесь же самое укромное местечко. А я тогда ни о чем не думал, все от балды, на авось. Главное, решил, ворота. Просто, чтоб нам было видно, кто идет. А тут, смотри-ка – все просчитал наш загадочный гость. Сначала, видно, осмотрелся, рекогносцировку провел, потом копать принялся. Что он тут хочет, как думаешь?
– Это тот, кто в детдоме на Лялю напал. Он за ней приходил. Она же чувствует, что кому-то нужен ее крест. Недаром ведь все повторяла: «Купите новый, купите новый!» Это ребенок, который вообще ничего никогда не просит. Она мне прямо сказала, что чувствует за собой слежку.
– Все, сматываемся отсюда, – велел Андрей, – и чтоб ни одна душа не пронюхала! Звоню Никите, устраиваем засаду прямо здесь. Он – видишь – все фактически прорыл. Сегодня собрался в дом залезть, я уверен. Пошли, Тихон, молодец, парень.
Они, стараясь сохранять спокойствие, сели в беседке с видом отдыхающих на природе дачников. Андрей вальяжно раскинулся, изображая перед своими, если вдруг обратят на него внимание, полную расслабленность и беззаботность. Небрежно достал мобильник, нажал на кнопочку.
– Никита, это я, Андрей. Ты прав оказался – все, как ты говорил. Лаз. Там, где куст смородины самый большой, слева, в углу почти. Да. Да. Ты так и думал. Когда? Лады. Жду.
Надя вопросительно смотрела на мужа.
– Скоро подойдет, сказал. Засветло там заляжем. Он камуфляжку принесет. Будем ждать. Так что я бы вздремнул. Сначала съел бы чего-нибудь, потом вздремнул, – поправился он.
– Позвони Рахманову.
– Да! Позвонить Рахманову. Сейчас настроюсь. Это не так просто – с Рахмановым беседовать. Двадцать минут разговора, потом месяц у психотерапевта восстанавливаться.
Андрей глянул на часы:
– Так, должен уже приземлиться и до отеля доехать.
– У него, что? Своего жилья в Москве нет? Все продал? – Надя вспомнила про Лялину картинку с видами Патриарших.
– Все есть. Ничего не продал. Но останавливается всегда в отелях. Причем в разных. Никогда никто не знает в каком.
Он вышел из беседки, лег на траву и пару раз отжался.
«Что это за Рахманов такой?» – удивленно подумала Надя.
Она никогда не видела, чтобы муж таким образом на телефонный звонок настраивался. Уверенный в себе, вполне состоявшийся человек, умеющий рисковать и быть жестким, – и вдруг эти отжимы, вдохи-выдохи. Неужели этот Рахманов так заматерел и ожесточился за эти годы, что нормальные люди и приблизиться запросто не могут?