Кажется, легче было бы Зине с размаху вонзить себе иголку в руку или в ногу, чем перед кем-нибудь извиниться. Уступчивостью Зина уж никак не отличалась. И всё-таки она решила попросить у Гали прощения!
Однако на другой день в классе при виде Гали у Зины вылетели из головы все заготовленные извинительные фразы. Зина смутилась и молча сунула свой портфель в парту. Если бы Галя посмотрела на неё сердито или косо, или отвернулась, Зина сказала бы: «Ты всё ещё сердишься на меня? Извини, пожалуйста. Я сказала не подумав». Но Галя держалась просто, как всегда, будто и не было вчерашнего. И Зина растерялась. Заметив её замешательство, и Галя нахмурилась, как-то притихла. Потом торопливо спросила:
— У тебя в задаче во втором вопросе тоже получилось две тысячи двадцать тонн?
— Кажется, две тысячи двадцать. — Зина поспешно достала из портфеля тетрадь по арифметике. Она рассердилась на себя за эту поспешность, почти заискивающую, и сильно покраснела. А Галя, наоборот, побледнела и вдруг сказала очень вежливо, как совсем чужой:
— Спасибо, я уже вижу, что мы решили одинаково.
Теперь просить прощения было уже невозможно. Зине показалось, что в чём-то она страшно унизилась перед Галей. Самым весёлым тоном, какой ей удалось придать своему голосу, она окликнула девочку, сидящую через проход:
— Лена, после школы пойдём вместе; я тебе что-то интересное расскажу! — Искоса она видела, как Галя, опустив глаза, раскладывает на парте тетрадь и задачник.
На уроке они ни разу не взглянули друг на друга. Едва прозвенел звонок, Зина вскочила, схватила под руку Лену и увлекла её в коридор.
«Сама виновата! — думала она про Галю. — Я ведь так хотела попросить у неё прощения!»
А Галя гуляла по коридору со Светой Корневой, рассеянно слушала её рассказ о полярной станции на острове Вайгач. Света вчера получила письмо от родителей и ни о чём другом ни думать, ни говорить не могла. Всегда Галя рада была послушать о диковинной жизни в снежной сугробной дали, но сейчас мысли её были заняты Зиной.
«Значит, она больше не придёт ко мне, — с грустью думала Галя. — Напрасно я вчера так на неё рассердилась; она не подумав сказала, просто так, а не для того, чтобы меня обидеть…»
Расставание
Гале было очень жаль, что так получилось с Зиной. Исправить ничего было нельзя, потому что на другой день Зина в школу не пришла. Вскоре в классе узнали, что у неё корь. Навестить больную Софья Павловна Гале не разрешила.
Но через несколько дней Галю ждало огорчение гораздо более сильное.
В дошкольный сектор Галя бегала часто, однако случалось из-за всяких дел и пропустить несколько дней. И всегда она мчалась туда со всех ног, главное — чтобы скорее увидеть своего Мишутку. Он кидался Гале на шею с радостным криком: «Мама Галя пришла!»
Привыкнув, он стал проявлять строптивость: заберёт себе кучу игрушек, сядет возле них на пол и руками загородит: «Мои, никому не дам. Только маме Гале всё отдам!» Галя ему за такую жадность выговаривала, учила его дружить со всеми. Если Миша упрямился, стоило ей сказать «Ну, так я твоей мамой не буду», — и он сразу уступал.
Как-то, перед обедом, Галя пошла к дошколятам. Когда она проходила по коридору мимо кабинета врача, оттуда выглянула медсестра.
— Да вот она идёт! — воскликнула сестричка. — Галя, поди сюда!
В кабинете стояли врач и медсестра в белых халатах и невысокая молодая женщина в сером жакете. А возле неё…
Галя широко раскрыла глаза. К ногам женщины прижался Мишук, в отглаженном костюмчике, с огромным бантом под подбородком, в новеньких красных ботиночках. Он-то что здесь делает?
— Мама Галя! Мама Галя! — Миша затопал к ней.
— Такая маленькая! — с изумлением произнесла вполголоса женщина. Она привлекла к себе Галю, шепнула: — Спасибо тебе, девочка!
Галя молчала. За что её благодарит эта незнакомая женщина? Ей хотелось взять на руки Мишука и скорее унести его в малышовую группу.
— На одного сыночка у тебя будет меньше, мама Галя, — сказала врач детского дома, Валентина Сергеевна. — Мишина мама поправилась, выписалась из больницы и берёт Мишеньку домой.
Галя присела на корточки перед Мишей, обняла его и вдруг неожиданно для самой себя заплакала. И сейчас же басом заревел Миша.
— Вот тебе и раз! — сказала медсестра. — Оказывается, ты у нас нажил себе сильный голос; бывало, тоненько плакал, как цыплёнок пищит.
А у Гали слёзы лились совсем беззвучно. Она глотала их, задерживала дыхание. Ей было очень стыдно, что она, такая большая, при всех плачет, но она не могла удержаться.
— Давайте, Валентина Сергеевна, и мы с вами заплачем, — шутливо предложила медсестра. — Вот воды-то наберётся! Радоваться надо, Галочка, а ты реку развела.
— Мы Галю с собой возьмём! — закричал Миша. — Да, мама, возьмём?
— Где его пальто, мамаша? — спросила медсестра.
— Была бы возможность, разве бы я не взяла? — извиняющимся тоном пробормотала женщина и высморкалась в скомканный платочек.
— Всё ясно, мамаша! — строго сказала Валентина Сергеевна. — Ну, Галя, целуй Мишу и беги к себе!
Миша втёрся мокрым носом Гале в щёку и так крепко ухватился за её шею, что Валентине Сергеевне пришлось его отрывать. Она за руку увела Галю из медкабинета.
— В гости к нам приходи! Слышишь, девочка? — крикнула вслед Мишина мать. — Непременно приходи!
— Совсем она его берёт? — в коридоре спросила тихонько Галя.
— Ребёнок должен быть при матери, Галочка, — сказала Валентина Сергеевна.
— А если бы я не пришла, без меня так бы и унесли Мишеньку?
— Ты ведь была в школе. Миша стал матери рассказывать про маму Галю. А мать его говорит: «Это, наверно, воспитательница у вас или няня, которую он так полюбил. Как бы мне её увидеть!» Ну и увидела «воспитательницу»…
Безмолвный разговор
Тряпкой Галя сгоняла грязную воду. Мутные ручейки, послушно сбегая, обнажали коричневые половицы. А начисто протёртый пол блестел влажно и уютно. На другом конце коридора шлёпала по лужам и пыхтела толстая Сима.
— Галя! Ты скорей меня дойдёшь до лестницы, подожди тогда!
— А мне ещё надо цветы расставить, — отозвалась Галя на жалобный призыв.
Из зала доносилось шорханье щёток по паркету и мальчишеские голоса. Самые младшие девочки протирали сырыми тряпками перила лестниц и дверные притолоки. Софья Павловна, повязавшись косынкой, сновала взад вперёд по всем этажам и комнатам. Всем помогала, объясняла, что и как надо делать.
— Га-аля! Макушева-а! Тебя Мария Лукьяновна зовёт!
Геня из третьей группы орал снизу, стоя у нижней ступеньки лестницы.
Галя перегнулась через перила:
— Зачем? Не знаешь?
— Не знаю-у!
…Мария Лукьяновна сидела за столом в своём кабинете. Внимательно и ласково она посмотрела на Галю.
— Ну, Галя, как у тебя сегодня в школе? Вызывали тебя?
— Нет, сегодня не вызывали. — Галя невольно скосила глаза на диван.
Там сидели двое посторонних: пожилой военный в шинели и красивая женщина в светлом осеннем пальто и изящной шляпке.
— А что это ты в самом старом платье? — спокойно спросила Мария Лукьяновна. — Да, ведь вы дежурные сегодня, убираете, — вспомнила она. — Какую ты книжку сейчас читаешь, Галя?
— Прочла «Школу» Гайдара, а сейчас начала «Белеет парус»…
Галя чувствовала себя стеснённой. В вопросах директора не было ничего необычного. Постоянно Мария Лукьяновна вызывала к себе ребят, и вовсе не только для того, чтобы пожурить за что-нибудь, а просто так — узнать, как поживают. Но почему она разговаривает с Галей при чужих?
Галя опять посмотрела украдкой на диван и встретилась взглядом с военным. Широкое добродушное лицо с мясистым носом хранило невозмутимое выражение. Но глаза под светлыми, словно выгоревшими бровями вдруг весело и быстро подмигнули Гале и спросили, показав на Марию Лукьяновну:
«Строгая она?»
«Добрая!» — глазами же ответила Галя.
«Ну, это хорошо!» — сказали глаза военного, и опять взгляд его стал безмятежным, лишь где-то в самой глубине мерцали плутовские искорки.
Было просто поразительно, что так молниеносно и безошибочно, без единого звука, они поняли друг друга. Галины щёки порозовели, ей вдруг стало весело.
— Ну, иди, девочка, — сказала Мария Лукьяновна.
В дверях Галя быстро оглянулась. Глаза военного смешливо смотрели на неё:
«А я так и знал, что ты оглянешься!»
Галя едет в такси
В воскресенье утром, после завтрака, Галя хотела пойти в читальню. Но к ней привязалась со своими секретами Маня Ветошкина. У этой голубоглазой, остроносенькой девочки со светлыми, почти белыми волосами, всегда в запасе была куча «секретов». По пять раз в день она, как заговорщик, что-то шептала на ухо то той, то другой девочке.
На этот раз «секрет» заключался в том, что им в детский дом привезли новые зимние шапочки.
— Хорошенькие такие! Вязаные, шерстяные, разного цвета! Я бегала в бельевую, видела там, наша кастелянша их пересчитывала. Но ты пока никому-никому не говори!
Галя пожала плечами.
— Могу не говорить. Только ведь мы их на голове носить будем, всё равно все увидят.
— А заранее пусть только мы вдвоём знаем! — Маня важно задрала свой острый нос.
Галя побежала в первый этаж, в читальню. Когда она спустилась с лестницы, входная дверь открылась. Галя подняла глаза на вошедшего, и ноги её словно приклеились к полу.
— Здравствуй, Галя! — размашистым шагом к ней подходил весёлый военный, которого Галя видела два дня назад.
Растерянно улыбаясь, Галя смотрела на него во все глаза.
Из своего кабинета вышла Мария Лукьяновна.
— Здравствуйте! — Она раскланялась с военным и повернулась к Гале. — Как ты кстати подошла! Знакомься, Галя. Это полковник Павел Федотович Поликеев. Он и его жена, Калерия Дмитриевна, приглашают тебя сегодня в гости. Хочешь к ним поехать?
Галя кивнула, вся раскрасневшись и от смущенья глядя себе под ноги. Воспитанников детского дома нередко приглашали в гости их шефы с завода и из института, но Гале ещё не приходилось ни к кому ездить: