– Ты по-прежнему ждешь, что я полюблю тебя?
Левана собралась с силами и кивнула.
– Да, – прошептала она.
На его лбу появились морщины. В его глазах была печаль. Сожаление.
– Мне жаль, Левана. Мне очень жаль.
– Нет. Не говори так. Я знаю, что ты лю… что ты заботишься обо мне. Ты был единственным, кто обо мне заботился. Уже тогда… помнишь, ты единственный подарил мне подарок на мое шестнадцатилетие? – Левана достала подвеску из-под платья. – Я по-прежнему ношу ее и всегда носила. Из-за тебя. Потому что я люблю тебя и знаю… – Она прерывисто вдохнула, безуспешно пытаясь сглотнуть подступающие слезы. – Знаю, что это значит: ты тоже любишь меня. И всегда любил. Пожалуйста.
Глаза Эврета тоже заблестели. Но в его взгляде была не любовь, а раскаяние.
Он произнес дрожащим голосом:
– Это был подарок Сол.
Левана замерла.
– Что?
– Кулон. Это была идея Сол.
Левана медленно осознала его слова.
– Сол?.. Нет. Гаррисон сказал, что это подарок от тебя. Там была открытка. Ее подписал ты.
– Она видела, как тебе понравился гобелен в ее мастерской, – продолжил Эврет. Он говорил нежно, словно с маленьким ребенком, который вот-вот закатит истерику. – Тот гобелен с Землей. Вот почему она решила, что кулон тебе тоже понравится.
Левана сдавила подвеску в руке, но как бы крепко она ее ни сжимала, надежда, словно песок, ускользала сквозь пальцы.
– Но… Почему? Зачем ей?..
– Я рассказал ей, что видел твои чары. Перед коронацией.
Во рту у Леваны пересохло. На нее снова нахлынули чувства стыда и унижения.
– Наверное, ей стало жаль тебя. Она подумала, что ты одинока и нуждаешься в друге. Она попросила меня присматривать за тобой, когда я во дворце. – Эврет сглотнул. – Проявить доброту.
Казалось, он сочувствовал ей, но Левана знала, что он скрывает настоящие эмоции. Жалость. Он ее жалел.
Сол ее жалела.
Больная, никчемная Солстис Хейл.
– Кулон был ее идеей, – повторил Эврет, отведя взгляд в сторону. – Но открытку подписал я. Я хотел стать твоим другом. Я заботился о тебе. И по-прежнему забочусь.
Левана отбросила кулон быстрее, чем если бы это был горячий уголек.
– Я не понимаю. Я не…
Она задохнулась от рыданий. Ей казалось, что она тонет. Ее охватило отчаяние, она пыталась сделать вдох, но в легких не осталось воздуха.
– Почему бы тебе хотя бы не попробовать, Эврет? – наконец проговорила Левана. – Почему бы не попытаться полюбить меня? – Левана пересекла комнату, опустилась на колени перед мужем и взяла его за руки. – Если ты просто позволял мне любить тебя, позволь доказать, что я могу быть женой, о которой ты мечтал, что мы можем…
– Перестань. Пожалуйста, перестань.
Левана сглотнула.
– Ты так отчаянно пытаешься укрепить наш брак, превратить его в то, чем он на самом деле не является. Но ты хоть раз задумывалась, что он собой представляет? Что ты могла упустить из виду, так упорно пытаясь сделать его реальностью? – Эврет сжал ее руки. – Давным-давно я сказал тебе, что, выбрав меня, ты потеряешь шанс обрести свое счастье.
– Ты ошибаешься. Я не могу быть счастлива без тебя.
Его плечи поникли.
– Левана…
– Я говорю правду. Только представь. Мы начнем все с чистого листа. С самого начала. Представь, что я снова принцесса, а ты новый королевский стражник, которого наняли, чтобы защищать меня. Мы будем вести себя так, словно это наша первая встреча. – Воспряв духом, Левана вскочила на ноги. – Конечно, ты должен сперва поклониться, – добавила она. – И представиться.
Эврет потер бровь.
– Я не могу.
– Конечно, можешь. Мы просто попробуем. Попытка не навредит, после всего, что мы пережили.
– Нет, я не могу притворяться, что мы не знакомы, когда ты по-прежнему… – Эврет показал рукой на Левану.
– По-прежнему что?
– Выглядишь как она.
Левана сжала губы.
– Но… теперь я выгляжу так. Это я.
Проведя рукой по своим кудрявым волосам, Эврет остановился. На мгновение Леване показалось, что он согласится подыграть ей. Он поклонится, и они начнут все сначала. Но Эврет обошел ее и откинул одеяло на постели.
– Я устал, Левана. Давай поговорим об этом завтра, хорошо?
Завтра.
Завтра они по-прежнему будут женаты. И послезавтра тоже. И позже. Целую вечность Эврет будет мужем, который никогда не любил свою жену. Не хотел ее. Не доверял ей.
Левана задрожала. Впервые за долгое время она испугалась.
Спустя столько лет, проведенных в чужом обличье, отпустить чары было почти невозможно. Ее мозг с трудом ослабил хватку.
Чувствуя, как бьется сердце в ее груди, Левана медленно повернулась.
В тот момент Эврет стягивал рубашку. Он бросил ее на постель и поднял голову.
Ахнув, он попятился, едва не сбив светильник со стены.
Левана съежилась и обхватила себя руками. Она опустила голову, чтобы волосы закрыли ее лицо хотя бы наполовину. Но она поборола желание прикрыть шрамы руками. Отказалась снова применить чары.
Чары, которые он всегда любил.
Чары, которые он всегда ненавидел.
Поначалу казалось, что Эврет не дышит. Он молча смотрел на нее, охваченный ужасом. Наконец он закрыл рот и дрожащей рукой схватился за столбик балдахина. Подавил стон.
– Ну вот, – прошептала Левана, и слезы потекли из ее здорового глаза. – Правда, которую ты так хотел знать. Теперь ты счастлив?
Эврет заморгал, и Левана могла представить, как было сложно не отвести от нее взгляд. Не отвернуться, когда этого так хотелось.
– Нет, – жестко ответил он. – Не счастлив.
– Если бы ты знал это с самого начала, смог бы ты полюбить меня?
Подбородок Эврета долго дрожал.
– Не знаю. Я… – Он закрыл глаза, собираясь с силами, прежде чем снова встретиться с ней взглядом. На этот раз он не вздрогнул. – Проблема не в том, как ты выглядишь, Левана. Проблема в том, что ты контролировала меня, манипулировала мной десять лет. – Выражение его лица изменилось. – Жаль, что ты не показала мне себя тогда. Возможно, все сложилось бы иначе. Я не знаю. А теперь мы уже не узнаем.
Эврет отвернулся. Левана смотрела на его спину, вовсе не ощущая себя королевой. Она была глупым ребенком, жалкой девчонкой, хрупким и искалеченным существом.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Это всегда было правдой.
Эврет напрягся, но если он и ответил, Левана ушла раньше, чем могла услышать.
– Иди сюда, сестренка. Я хочу кое-что показать тебе.
Чэннери улыбнулась милейшей улыбкой и радостно махнула Леване рукой.
Интуиция шептала Леване, что нужно сохранять бдительность, потому что Чэннери не раз уже проявляла жестокость. Но сопротивляться ей было сложно. Леване хотелось держаться подальше, но ноги сами несли ее вперед.
Чэннери прекрасно знала, что нельзя применять свой дар на слабовольных детях, особенно на младшей сестре. Няни столько раз ругали ее. И тогда она научилась лучше скрывать свои проделки.
Чэннери сидела на коленях перед голографическим камином в их детской. От иллюзии горящего пламени и потрескивающих поленьев исходило тепло. Огонь на Луне был строго запрещен, исключение делали только для праздничных свечей. Дым легко заполнял купола, отравляя запасы драгоценного воздуха. Но голографические камины вошли в моду совсем недавно, и Левана любила наблюдать, как пляшут язычки пламени, как тлеют, мерцают и разваливаются деревянные поленья. Она могла часами сидеть перед камином, удивляясь, как слабый огонь, так долго вгрызающийся в дерево, никогда не гаснет.
– Смотри, – произнесла Чэннери, когда Левана устроилась рядом. На ковре стояла маленькая миска с блестящим белым песком. Чэннери взяла щепотку песка и бросила в голографическое пламя.
Ничего не произошло.
Почувствовав, как желудок сжимается от мрачного предчувствия, Левана посмотрела на сестру. Темные глаза Чэннери следили за огнем в камине.
– Он ведь не настоящий. – Чэннери поднесла руку к пламени. Пальцы не загорелись. – Простая иллюзия. Как чары.
Левана была слишком мала, чтобы пользоваться ими, но ей казалось, что это не похоже на иллюзию голографического камина.
– Ну же, – велела Чэннери. – Дотронься до него.
– Я не хочу.
Чэннери сердито посмотрела на нее.
– Не будь ребенком. Он ненастоящий, Левана.
– Я знаю, но… Я не хочу.
Левана машинально сложила руки на коленях. Она знала, что огонь ненастоящий. Знала, что голограмма не может навредить. Но еще Левана знала, что огонь опасен и иллюзии опасны, а быть обманутым и поверить во что-то ненастоящее – опаснее всего, что только может быть.
Недовольно зарычав, Чэннери схватила Левану за руку и потянула вперед, едва не столкнув девочку в огонь. Левана взвизгнула и попыталась отпрянуть, но Чэннери крепко держала ее маленькую ладошку в сверкающем пламени.
Конечно, она ничего не почувствовала – только едва заметное тепло, всегда исходившее от камина для большей натуральности.
Через несколько секунд бешеный стук сердца Леваны начал стихать.
– Видишь? – воскликнула Чэннери, хотя Левана не знала, к чему она клонит. Ей по-прежнему не хотелось трогать голограмму, и как только сестра отпустила ее, она отдернула руку.
Чэннери этого как будто не заметила.
– А теперь смотри! – Сестра достала из кармана платья коробок спичек. Наверное, взяла их с алтаря в главном зале. Она зажгла одну и, прежде чем Левана успела что-то сказать, бросила спичку в глубину голограммы.
Там не должно было ничего произойти. Камин не должен был загореться. Но вскоре Левана заметила новый яркий свет, исходящий от тлеющих поленьев. Зашипел настоящий огонь, и Левана увидела, что края деревяшек обуглились. За камином был спрятан хворост, но теперь сияние настоящего пламени затмевало иллюзию.
Левана напряглась. Она чувствовала, что должна встать и уйти, сказать кому-то, что Чэннери нарушила правила, убежать до того, как огонь разгорится.