Она: «Мы-мы», дескать, не бросай. Я, дескать, за тобой горшки носила, когда ногу потерял, дескать, поседела через тебя... Ну, что и дети на ей были, и я взвалился... Говорю:
– Что было, то прошло. Прощай... на всякий случай.
Костылем уперся – тормозю. Как съехали?! Не пойму. Мосток перешли. Теперь вверх! А куды я с одной ногой?! Что я?! Кого-чего?! Не подняться мне!
Выперся как-то. Ноги не держат. Тащусь дальше. Слышу – хрусть. Чтой-то?.. Костыль треснул. Твою мать! Ложись, помирай... И тут коляска как задергается. «Всё, – думаю, – агония у ей началась». Заплакал, ей-бо! Чего же? Сорок лет прожили. За сорок! За сорок. Поворачиваюсь попрощаться, пока не остыла, – она смеется лежит. Я в глине весь, как в говне.
И вот всё у ей так. Когда сгорели в шестидесятом году, стоим в исподнем у головешек – она смеяться давай. Думал, рехнулась. А это в ей, значит, поперек судьбы чтоб. Ума-то нету.
А мне какой смех? На култышке три километра. Быстрей на пузе вокруг земли. Твою мать-то совсем! И что я?! Как дойтить?! Кого-чего?!
Ну, пришли. Врач чего-то на месте оказался. Молодой еще, трезвый... ума-то нету. Сразу руки мыть, инструментов ей в рот натыкал – чик! Готова!
Она:
– Ой!
Он:
– Всё! Следующий!
В Москве учился... ума-то нету. А у ей вишь что, в десне рыбья кость застряла. Так жрать горазда. Я-то сижу, подо мной лужа – с чего натекло, всем не объяснишь. Костыль сломал, култышку истер в кровь. А в следующий раз у ей баранья кость застрянет?! Мне помирать?
Думаю развестись... С утра ухлестала. Когда будет? А ну дождь?! А ну пожар?! Что я один? Кого-чего?! Дура чертова, собака!
Ктой-то там на дороге показался. Глянь, не моя?
Этюды
Диалог
– Вы не имеете права!
– Кто?
– Я буду жаловаться!
– Куда?
– Я управу найду!
– Где?
– Я – человек!
– Молчи, козел.
Народ и интеллигенция
– Брат, брат! Подожди.
– Какого тебе?
– Брат, ужли не признал меня? С праздником тебя.
– У, ё! С каким?
– «Каким». Ах ты простая душа! Ведь у нас юбилей свободы слова.
– Ну, ё!
– Да ведь она, брат, дороже колбасы.
– Уже дороже?! Вот ё!
– Эх, брат. Конечно, трудно сейчас. Но мы спасемся.
– А мы?
– И вы, и мы, а спасет нас красота!
– Ох, ё!
– Брат, нам всем нужно покаяться. Не очистимся – пропадем.
– Вот ё!
– Не возродимся!
– Ну, ё!
– Мы Бога потеряли!
– От ё!
– Не помним о смерти.
– Ну, ё!
– Конечно, люди сейчас озлобились. Но гнева не должно быть. Согласен, брат?.. Я вижу, ты согласен. Ты всё сердцем понимаешь. Это дороже. Спасибо, брат... Куда ты?
– Всё, ё. Побежал я.
– Брат, брат!.. Вот ё!
Мелочь
Если все дороги ведут к храму, а мы идем к рынку, не станет ли рынок нашим храмом?
Добро помнят даже гады. Если маленькому гаденышу каждый день в одно и то же время давать еду, он признает вас за своего... будет считать вас гадом.
Я говорю: «Пошел ты в задницу». А он мне: «ПОШЕЛ ТЫ В ЗАДНИЦУ!» За что? Что я ему такого сказал?
Раньше любили, гордились кем-нибудь из вождей. Сейчас тоска.
Шли впереди всех, оказались позади всех. Ничего странного, просто шли не в ту сторону.
Стыдливый смех
Когда смеются над тобой и по делу, а ты за компанию тоже смеешься. Это редко бывает, потому что обычно в сатирах себя никто не узнаёт и, значит, смеются не над собой.
Бизнес
От бизнеса польза всем. Сколько людей участвуют в бизнесе – всем польза! Поэтому, конечно, у нас он может привиться только через мордобой.
Вот тебе субботний случай. В пятницу началось на работе. Парторг наш... он из партии-то вышел, но все крупные праздники отмечает. А как раз только что стукнуло сорок дней кончины ГДР, буквально неделю назад. Он выставил-то три пол-литра на четверых, но нам же только завестись. Ну, и удачно так получилось – завелись.
В субботу проснулся – в голове тошнит, денег ни копейки, а выпить надо, иначе жизнь в теле не удержится.
Ну, взял утюг – я-то все равно глажусь раз в год, жены дома не было, ей в тот момент он тоже вроде бы ни к чему, – пошел на барахолку. Продал какой-то морде за пятнадцать рублей. Правда, у мужика какая-то морда лошадиная. Я как первый раз увидел его, подумал: лошадь. Еще удивился: чего это на барахолку лошадей пускают? Продал ему за пятнадцать рублей.
Походил еще немного, потолкался... Всё продают, слышь! Всё. Носки мужские, минометы, лампы перегоревшие. Как на Западе – всё есть, но дорого. Пулемет десять тысяч стоит! Совсем уже с ума посходили, да? Когда это пулемет десять тысяч стоил?
Ну, потолкался чуть, двинул к гастроному. Выхожу с барахолки – у выхода лошадь стоит, толкает мой утюг за двадцать пять какому-то лбу клыкастому.
Я подскакиваю, говорю:
– Ты что делаешь, морда? Ему красная цена – десять рублей! Он новый стоит пять сорок. Ты его за двадцать пять пихаешь. Надо же совесть иметь!
Размахиваюсь. Ка-ак дам ему в ухо, он брык в сугроб, говорит:
– Ты что делаешь, морда? Это же бизнес!
И смотрит на клыкастого. Клыкастый ничего не говорит, правда, ни слова. Размахивается, ка-ак двинет мне по уху. Забрал утюг за двадцать пять и ушел.
Мы лежим с лошадью в сугробе, разговариваем, есть ли польза от бизнеса.
Лошадь говорит:
– Если по уху за пять рублей, то это еще не бизнес.
Я говорю:
– За пять и по скуле не бизнес. А если как мы, по уху, но десять рублей чистой прибыли, то уже бизнес.
Поговорили, двинули к гастроному. У гастронома лоб клыкастый частушки поет, прихлопывает, притопывает – утюг наш толкает за тридцать пять, старается свой червонец заработать.
Но бесполезно. Мы уже решили, что не всем польза от бизнеса, и тут он все-таки толкнул какому-то профессору – тот, видно, не по утюгам учился. Может, он и не профессор – просто голова набок.
Мы клыкастому свистнули, пошли опохмеляться. Как выпили по сто шестьдесят своих граммов, так окончательно поняли: от бизнеса всем польза.
Теперь смотри. Я вечером домой вернулся – жена чего-то светится от радости.
– Чего ты, – говорю, – чума, светишься?
Она говорит:
– Днем вернулась, хотела погладиться – утюг исчез. Так расстроилась вся! Кинулась в магазин, они говорят: «Вы что? После войны еще ни разу не завозили». Выхожу – какой-то дурачок, голова набок, продает в точности как наш и всего за сорок пять рублей. Это нынче такая удача!
То есть от бизнеса польза всем.
Невидимка
В воскресенье знакомого встретил. Так себе знакомый, даже забыл, как его зовут. В школе учились вместе. Он химиком стал.
Ну, зашли к нему – нищета, конечно, мебели нет, посуды нет, даже этой нет... жены – одни пробирки да колбы. Сидим на кухне. Я говорю:
– Слушай, грязи у тебя по колено, а тараканов что-то не заметно совсем.
Он говорит:
– Есть, только их не видно. Я порошок придумал – они нюхают, и их не видно становится.
Я говорю:
– У нас один мужик тоже выпил как следует – его три дня на работе никто не видел.
Он достает порошок какой-то, нюхает – и как корова языком слизала. Только пиджак с брюками по кухне мотается. Потом появляется, говорит:
– Если подольше понюхать, можно исчезнуть часа на два... примерно.
Он над человеком опыты еще не проводил. Ну и, конечно, только он отлучился куда-то на секунду, я порошка себе отсыпал, сколько успел.
Вечером прихожу домой – никого нет, никто не мешает. А у нас начальник – чистокровный сукин сын, взяточник, каких на земле было мало.
Короче, раздеваюсь догола, думаю: «Сейчас отучу гадину брать взятки».
Достаю порошок. Чтобы времени с запасом было, вынюхал весь до конца. Подошел к зеркалу – чисто, нигде ничего не видно.
На улицу само собой без ключей, без часов, ничего же взять нельзя.
Только дверь захлопнул, из квартиры напротив соседка выходит. Я с непривычки, конечно, затоптался, прикрылся на всякий случай. Она – ноль внимания.
Тут лифт подходит. Зашли с ней. Я, наверное, от волнения, говорю:
– Мне на первый.
Она нажимает на первый, оборачивается... Я уже вышел на первом, она всё стояла, смотрела в угол.
Начальник через дом живет, захожу в подъезд к нему, поднимаюсь, звоню. Жена его открывает, я раз дверь на нее и вошел.
Она:
– Что такое? Кто там?!
Я говорю:
– Никого там, все здесь давно.
Она:
– Слава богу, а то я чуть не перепугалась до смерти.
Я говорю:
– Чего пугаться? Сквозняк.
Она идет на кухню, улыбается. В дверях останавливается вдруг, говорит:
– Откуда сквозняк-то?
А нет же никого! Я ее спрашиваю:
– Вы с кем разговариваете?
Она:
– С тобой.
– А кто я такой, интересно?
– Не знаю. – И смеется: – Ха-ха-ха, ха-ха-ха.
Я говорю:
– Что смешного? Так с ума можно сойти.
Она рот прикрыла рукой.
Да ладно, в общем, ушла она. У них в коридоре кругом посуда редкая. Всё на взятки куплено. Я беру первый попавшийся сервиз – БЭМС об пол.
Она из кухни, он из гостиной выскакивают через секунду. Она говорит:
– Урод косорукий.
Он спрашивает ее:
– Тебя в какую психушку устроить?
Неловко как-то, когда двое ругаются, я пошел на кухню. Там чайник кипит вовсю, я выключил... Кипяток вылил, свежей воды набрал. Я не могу без дела, мне все время что-то делать надо.
На столе пирожное надкусанное – выбросил в мусорное ведро, а то мухи, они заразу разносят.
Ну, хозяева поговорили. Заходит она, чайник потрогала – горячий. Налила себе с заваркой, подула... попробовала – сплюнула, хотела пирожным заесть – нету. Стала кровью наливаться, я перепугался – отвечать еще за нее, – говорю: