— Что ты говоришь?
— Ты и в первый раз отлично слышала. — Он исподлобья смотрит на меня. — Как тебя зовут?
— Света.
Он задумчиво смотрит на меня, и я представить даже не могу, о чем он думает. Люди иногда думают о разной фигне, при этом сохраняя глубокомысленный вид, но я-то знаю, что мало кто думает о по-настоящему важных вещах.
— Света, вот как. — Он кивает. — А я Влад.
Как будто мне не все равно, как тебя зовут, парень. Все вы теперь Влады, Максы, Алексы — вместо обычных Владиков, Максимов, Алексеев и Александров. Чуть только в штанах зашевелится — глядишь, и он уже не Владька или, там, например, Славка, а целый Влад. Но дело в том, что игра, в которой мы все участвуем, подразумевает самые разные имена, и то имя, которое ты именно сейчас носишь, вообще не соотносится ни с чем, это как порядковый номер, код, в котором ты участвуешь в этой части игры.
— Ага, хорошо.
Он на миг удивленно вскинул брови, но мне до его удивления и дела нет. Я до сих пор не нашла гардеробную, а она где-то здесь, провалиться мне на этом месте! У такой штучки, как Линда, должно быть множество шмоток, сумочек и прочей гламурной требухи.
— Давай посмотрим, что внизу. — Я иду к лестнице. — Кухню и столовую мы уже видели, теперь я хочу увидеть гостиную и библиотеку, если они здесь имеются.
— Гостиная должна быть, а насчет библиотеки я не уверен. — Влад вздохнул. — Тут, судя по всему, жила какая-то ветреная дамочка. Ладно, идем.
— Ты же уходить собирался…
— Это когда же я собирался? — Он ухмыльнулся. — Я совсем наоборот, вообще-то.
— А, ну да.
Да видела я, как у тебя из-за обычного мячика поджилки затряслись, рассказывай мне, что ты не хотел, я поверю, ага. Просто сейчас ты зачем-то решил остаться, но вполне может быть, что ты передумаешь очень скоро. Едва только снова забренчит рояль…
Кстати, насчет рояля. Я очень хочу его увидеть. Вот до чего я люблю рояли, просто ужас! Как-то раз в Венеции я видела рояль абсолютно прозрачный, на вид стеклянный — он был сделан из какого-то особого толстого пластика и звучал почти как настоящий хороший рояль, просто выглядел стеклянным, это было необычно и красиво. Но, думаю, здешний рояль вряд ли будет таким.
Если он вообще здесь есть.
Гостиная оказалась огромной, с большим эркером и громадным камином. Я просто глазам своим не верю, до чего огромная комната, наверху ничего подобного нет, а тут — извольте видеть, настоящий бальный зал, с сияющим паркетом какого-то невероятно красивого дерева, образующего удивительный узор, позолоченная лепнина, панели из светлого дерева. Эта комната совершено неожиданная и по размерам несопоставима с верхним этажом и вообще с домом. Как такое могло получиться?
Над камином висит большой портрет — красивая женщина, совсем молодая, с белоснежной кожей, удивительными синими глазами и черными кудрями, небольшой чувственный рот ярко накрашен, длинная шея, высокая грудь видна в глубоком декольте синего парадного платья.
Того самого платья, что я видела в шкафу.
Портрет подписан — «Линда Ньюпорт, 1944 год», фамилия художника неразборчиво. Ага, значит, ей тут двадцать четыре года — просто как мне сейчас. Хороший портрет, и глаза как живые.
За моей спиной приглушенно охнул мой спутник, о котором я успела позабыть. Я обернулась к нему, он в ужасе уставился на меня. Не понимаю, с чего такие нервы, у меня что, внезапно выросли рога?
— Это же ты!
Он тычет пальцем в портрет, и я смотрю на него как на полоумного. Это портрет давно умершей тетки, которая вела жизнь неправедную, но продуктивную. У меня, в отличие от нее, в активах только гараж.
— Это голливудская актриса Линда Ньюпорт, ей фактически принадлежал и этот дом, и все здешнее барахло. Уймись, она померла в пятьдесят четвертом году — ну, считай, что почти сто лет назад. Говорят, ее отравили. Впрочем, нужно в Интернете посмотреть.
— Шестьдесят четыре.
— Что — шестьдесят четыре? — Более глупого диалога я представить себе не могу.
— Шестьдесят четыре года назад. — Он рассматривает портрет. — Жаль…
— Шестьдесят четыре и сто — это в данном случае фактически одно и то же, так что мне проще округлить. Чего тебе жаль, она к этому моменту умерла бы в любом случае, просто перед этим превратилась в старую ведьму, а так нет.
Если все это ей и правда покупали любовники, то я понимаю ту жену, которая отравила жадную бедняжку Линду, я бы тоже отравила тетку, которой мой муж таскает огромные бабки, вместо того чтобы нести их в семью, детям и законной супруге.
— Кстати, у тебя телефон с Интернетом? Потому что у меня с некоторых пор кнопочный.
Влад в ужасе смотрит на меня, но мне до его терзаний дела нет, потому что я все-таки обнаружила рояль — он красный, представляете, красный, лакированный, с золотыми вензелями по кромкам корпуса! Красный рояль — это реально круто, это не хуже, чем тот, стеклянный, и если он еще и играет, то я нахожусь именно там, где надо.
Отчего-то клавишные инструменты вызывают во мне восторженный трепет.
Крышка открылась легко, словно ее открывали не сто лет назад, а недавно. Клавиши из слоновой кости от времени слегка пожелтели, но это неважно, звук оказался мягким и приятным. Я тронула клавиши: рояль издал чистый элегантный звук, и я пробежалась пальцами по клавишам, извлекая из инструмента звуки «Песни колокольчиков».
Рояль настроен и готов к бою.
За роялем я заметила небольшую лестницу, которая спускается от полукруглой площадки в золоченых перилах, расположенной между полом и потолком как раз посредине. Интересно, что в глубине площадки видна дверь, а вот в комнате, которая, по идее, примыкает к этой площадке, двери не было, я это помню абсолютно точно.
— Идем, хватит катать истерику. Смотри, там еще одна дверь.
Я поднимаюсь по лестнице и, оказавшись на площадке, толкаю дверь. Здесь достаточно светло, под потолком окна, и в них проникает свет уставшего солнца. Небольшая комната непонятного назначения, здесь туалетный столик, диван и большое овальное трюмо, в котором можно увидеть себя от головы до кончика хвоста.
А дальше снова дверь.
Я толкаю ее и оказываюсь в комнате, которую так стремилась найти. Запах гардеробной я ни с чем не спутаю, даже если это гнездо покинуто сто лет назад.
Здесь два больших окна, в которые проникает вечерний свет, и я хочу найти, где зажигается электричество — не может быть, чтобы его тут не было. Но даже при таком свете я вижу ряды платьев, шубок, меховых накидок, коробки с обувью, шляпками, сумочки…
В общем, я умерла и попала в рай — неизвестно, за какие грехи.
9
Внизу снова играет рояль, но даже если сейчас по всей комнате примутся скакать мячики, призраки и вампиры вкупе с лепреконами, мне по барабану. Потому что слева длинная стойка с шубками — эти чехлы я не спутаю ни с чем на свете, и там… О господи! Палантин из соболей, ему тыща лет — но, боже ж мой, это сказка!
Я мигом сбрасываю всю одежду и тянусь к бархатному вечернему платью, его бретели и корсаж отделаны бриллиантами, это не стекло и не фианиты, блеск бриллиантов — это еще одна вещь, которую я ни с чем не спутаю, никакие стразы не обманут. И чулки. Блин! Настоящие нейлоновые чулки, со стрелкой, в нетронутой оригинальной упаковке, новые! Я могу не просто посмотреть на них, но и надеть!
— Эй!
О господи, этот болван еще здесь!
— Чего тебе?
— Я это… Ну, я же здесь.
— И что?
Как будто мне есть дело до того, что он здесь, если одновременно с ним здесь куча нарядов и аксессуаров, равных которым я не видела! Туфли тоже пришлись впору, чуть узковаты, но не критично. В зеркале я выгляжу очень даже ничего, нужно только волосы подобрать, тут как раз есть большой гребень, которым можно закрепить их наверху.
А теперь соболя.
Или вот эту шубку из серебристой норки, или… Нет, сначала соболя.
— Зашибись!
Ну, если это все, что может выдавить из себя субъект, принадлежащий к современному поколению особей мужского пола, то вы понимаете, почему я не замужем… Хотя в свои двадцать четыре я считаю, что мне замуж рано.
— Не совсем.
Отсек с сумочками вызывает у меня множественный оргазм. Золотистая плоская сумочка на длинной крепкой цепочке, украшенной монограммой из золота, является эталоном всех вечерних сумочек. Теперь бы тонкий бриллиантовый браслет на запястье и в том же стиле колье — и можно хоть на вечеринку в Голливуд, хоть на посиделки к мистеру Капоне.
Жаль только, что идти мне в таком великолепии совершенно некуда — все пафосные персонажи давно мертвы, наряды висят впустую, а на современных вечеринках гражданки зачастую щеголяют в драных джинсах. Этой дикой моды я реально никогда не понимала.
— Смотри, здесь есть смокинги, примерь.
Мужская мода менялась не так стремительно, смокинги вполне ничего. Уж не знаю, как они тут заблудились, но их три, и все разных размеров. Возможно, что чуваки, которые навещали Линду, оставляли у нее, помимо зубных щеток, и какие-то свои вещи — ну, чтоб если что, не метаться в поисках подходящих случаю шмоток. И если судить по размеру смокингов, у Линды не было определенных предпочтений в росте или весовой категории партнера — судя по всему, главной эрогенной зоной выступал банковский счет.
Отчасти я такую установку даже понимаю.
— Зачем это? — с недоумением спрашивает Влад.
— Просто посмотрим, как это будет выглядеть.
Никакой романтики в голове, что ж такое! Видеть здесь все эти шмотки — и не хотеть примерить!.. Когда я была на выставке королевских нарядов и драгоценностей — все это нельзя было не то что примерить, а даже пощупать, но, боже мой, до чего же мне хотелось примерить клетчатое платье Сисси и свадебное платье Марии-Антуанетты! Вы скажете — фи, мерить платья вшивых теток, не купавшихся годами, и с одной стороны, будете правы, но дело в том, что парадные платья надевались всего один раз — согласно этикету. Этикет был замешен на здоровой доле практицизма: парадные платья стоили дурных денег даже для королей, а делали их из кучи разных тканей, каждая из которых при стирке садилась по-своему, выстиранное платье такого рода можно было свободно выбросить на помойку, настолько оно теряло форму, а если учесть его стоимость, то это чистое разорение — стирать платье, стоившее состояние. С другой стороны, это были мертвые активы, потому что платья просто хранились годами в огромных гардеробных, украшенные камнями и золотом, ткань приходила в негодность, а пользы с них не было никакой… Но если учесть тогдашние нравы, то это все же лучше, чем если бы подолом такого платья подтирались. А потому платья эти вполне годятся, чтобы примерить — если бы все эти короли и королевы не были такими жидкокостными коротышками. И если бы эти тряпки и цацки не охранялись так, что муха не пролетит.