— Так я и сказал! Да если и скажу, то вы не станете умнее, как и я не стал глупее, узнав, что вас зовут Эдуардом Соммервилль, ибо доподлинно знаю, что в этой части Кента нет ни одного Сомервилля.
Глубокое убеждение, слышавшееся в этих словах, поразило путника.
— Знаете? — пробормотал он.
— Кто же вы, наконец? — продолжал Черный Гарри, желавший во что бы то ни стало установить его тожество. — Нив, Куртис, Мертин, Картер?
— Да вы сами кто такой, скажите, ради Бога? — с волнением воскликнул Сомервилль.
— Берр, может быть? — продолжал Черный Гарри. — Здесь их было только два; один из них умер, а другой…
Путник перебил его.
— Скажите мне, что называется «хохлаткой»?
Оба уставились друг на друга.
— Хохлаткой? — медленно повторил Черный Гарри. — Это небольшой цветок…, он появляется весною…. лиловатый цветок на гибком стебле… растет между буковицей. Этих цветов много в Кенте и в Сассексе у Ромней-Мерча.
— Их так много, — ответил. Сомервилль, — что мальчики, играя в разбойников и грабя гнезда лысух, пользовались ими, как сигналами…
Черный Гарри перебил его.
— Ей Богу, они это делали! Они прикалывали их себе на шапки: и клали за обшлага… И паролем их было слово…
— «Хохлатка», — закончил Соммервилль.
— Да… да, оно самое.
— А когда цветы эти отцветали и они цветут только рано весной о… они украшали себя разными приметами… из лиловых ленточек и ниточек.
Черный Гарри заглянул ему в лицо.
— Кто же вы такой? — спросил он. — Который из тех мальчиков? С тех пор прошло двадцать лет, но я знаю, что видел вас.
Соммервилль был видимо взволнован.
— Отвечайте мн на один вопрос, и я отвечу на ваш. Помните Джона Берра, вожака мальчиков?
— Да…
— Вы сказали, что один из Берров умер, и вы знаете, где другой. Который же из них умер?
Черный Гарри засмеялся.
— Не Джон… он жив.
— Франк, следовательно… Да?
— Десять лет тому назад или больше.
Путник улыбнулся.
— Вам сообщили неверные сведения. Умер вероятно Джон.
— Нет, не он.
— И Франк не умер, мой друг!
— Почему выговорите так уверенно? Откуда вы это знаете?
— Потому что я и есть Франк Берр. Да, мой друг, я Франк.
— А я Джон… и вот мы встретились. Я думал, что ты умер.
Черный Гарри снял с себя маску, и братья взглянули друг на друга.
— Странная встреча, — сказал младший сухо, — невеселая встреча. Когда я возвращался в Англию, я не думал, что мой собственный брат приставит при встрече со мной дуло пистолета к моему лбу.
Джон угрюмо взглянул на него. Он опустил пистолет — но не бросил его.
— Как ты дошел до этого? — спросил Франк. — Длинная история…
— И весьма, конечно, странная.
— Не страннее того, как ты сделался изящным джентльменом, у которого есть лошадь и богатый костюм, и золото в кармане, и пряжка из самоцветного камня на шляпе.
— Мне повезло, — отвечал спокойно Франк. — Я работал и делал сбережения… Сахарная плантация на Ямайке.
— Не вполне ясно. Как ты попал на Ямайку?
— Я заработал свой проезд.
— Но один человек писал мне из Лондона, что ты умер лет пятнадцать тому назад. В чем же было дело.
— По моей просьбе… я хотел умереть для всех, кто меня знал.
— Почему?
Младший отвечал с досадой.
— Потому что в нас течет скверная кровь… Ты пользуешься худой славой, Китти превратилась в бродячую музыкантшу, другая сестра бежала в Лондон с сыном эсквайра, и маленькая ферма наша развалилась, Тебе известно, Джон почему я ушел из дому.
Старший был видимо смущен; взгляд его беспокойно перебегал с его собственной истрепанной одежды на изящный костюм младшего брата.
— Ты поступил лучше всех нас, — печально сказал он. — Бедная Китти погибла от чахотки, Нэн умерла в Брайдуэлле; что касается меня, — он взглянул в сторону виселицы, — то там конец моей жизни.
Франк с ужасом взглянул на него.
— И ты по-прежнему хочешь продолжать эту жалкую жизнь? Неужели ты не хочешь подумать о том, что кровь брата может ответить на твой призыв?
Джон вздрогнул; он вспомнил, что замышлял убийство, когда высматривал на дороге поджидаемую им жертву.
— Ты всегда был умнее меня, — отвечал он. — Я не отрицаю своего глубокого падения, но у меня также были хорошие дни, веселые дни.
— И ты не раскаиваешься?
— Раскаиваюсь ли? Забудь меня лучше, Франк. Я не опозорю твоего имени, ибо никто не знает, кто я такой. В этом кроется причина, заставившаяся тебя назваться другим именем.
— Да, ты причина этого, отвечал Франк сурово, — и Нэн, и Китти.
— Тебе нет никакой надобности стыдиться нас, — мрачно сказал Джон. — Носи спокойно честное имя Берров и сделай так, чтобы все его уважали. Я не буду причиной никаких для тебя неприятностей.
Младший брат поднял руку и с видом отчаяния опустил ее. Голова его поникла на грудь… он был истым олицетворением унижения.
— Веселое возвращение на родину, — сказал он, — веселое возвращение, нечего сказать.
Джон толкнул чемодан на середину дороги.
— Возьми его, — сказал он.
Франк грустно улыбнулся.
— В нем ничего нет, кроме бумаг, разных воспоминаний и кое-каких сбережений. Я в твоей власти, поступай, как хочешь.
Он пожал плечами Вместо ответа Черный Гарри взял чемодан и привязал его к седлу.
— Ты знаешь пароль? «Хохлатка». Все, кто носит этот цветок, не грабят друг друга.
Он вынул из кармана вещи, отобранные у Франка, и возвратил ему.
— Вот оно доказательство того, Джон, что в тебе таится много хорошего; душа твоя не зачерствела еще и не погибла. Возьми эти деньги.
Он подал ему кошелек.
Черный Гарри отстранил его от себя рукой.
— Это честно нажитые деньги, оставь их у себя на честное дело. Меня же забудь… Вот единственная услуга, которой я прошу у тебя.
— Неужели я ничем не могу помочь тебе?
— Ничем, — отвечал Джон. — Поезжай в Лондон, пока не совсем еще стемнело.
С минуту стояли они и смотрели друг на друга, затем Джон передал Франку пистолет.
— Счастливого пути! — сказал он коротко.
Младший брат молча протянул руку. Джон не взял ее; он отвернулся с смущением и пошел прочь, но затем остановился и, взглянув через плечо, сказал:
— Если можешь… помолись иногда за меня.
И с этими словами поспешно нырнул в кусты «Чертовой Чаши».
Франк Берр вскочил на седло и, пустив лошадь полной рысью двинулся по направлению к Лондону и скоро скрылся из виду.
Джон тем временем спускался среди колючих кустов, пока не добрался до дна котловины, откуда не было видно виселицы. Здесь он сел на камень и задумался над тем, какая разница между ним и его братом. Он горько сожалел в эту минуту, что не вел честной жизни и не сумел заслужить такого уважения, как Франк. И ему вдруг страшно захотелось изменить свой образ жизни. Он даже мысленно обратился к Богу и с ужасом припоминал некоторые события своей беспутной жизни.
Мысли его были нарушены появлением товарища, который осторожно прокрался среди колючих кустов. Джон с отвращением взглянул на него. Рессет Том, — так звали этого человека, — был типичным олицетворением порока.
— Ну? — спросил Джон.
— Слим Дик должен сейчас проехать здесь, — отвечал Рессет. — Он везет чемодан, набитый золотом и брильянтами… один… надо воспользоваться!
Джон заинтересовался его словами. Слим Дик был вор и плут, хитрый и лукавый, достигший совершенства в искусстве переодевания, которому всегда удавалось избежать ареста и который успешно совершил целый ряд самых смелых краж со взломами.
— Слим Дик? — спросил Джон.
— Сегодня утром слышал. Весь день наводил справки. Он здесь, в таверне «Лачуга», путешествует под видом джентльмена. Всю свою последнюю добычу золота и брильянтов везет в маленьком чемоданчике. Полицейские из Боу-Стринга выслеживают его. Один едет, чтобы отвлечь от себя подозрение. Мы можем облегчить его груз… а?
Джон с невыразимым ужасом взглянул на него.
— За кого он выдает себя? — спросил он.
— За Эдуарда Соммервилля. Говорит, будто приехал с Ямайки.
Джон вспомнил чемодан, который был у него в руках, и часы, и цепочку, и кошелек, и смущение свое перед братом, — перед братом, который оказался Слимом Диком.
— Да что с тобой? — крикнул сердито Рессет Том. — Идем, что ли… Надо захватить добычу.
— Он уехал, — стонал Джон, — уехал! Франку всегда везло. — Он с смущением уставился вперед, а спустя минуту произнес с чувством глубочайшего унижения — А я-то просил его молиться за меня!