Откуда «Карти», братан? – говорю я.
Приложил одного братана пушкой, пока ты был в универе, говорит он.
Зуб даешь? – говорю я. Где?
Да прямо за мостом, где магазы, говорит он. Смотрю, чувак идет к мосту с «Карти» на запястье, так я к нему подбегаю и тычу ствол в лицо.
А он что? – говорю я.
В осадок выпал и сказал, я вам отдам все, что хотите, только не стреляйте, и Готти начинает смеяться. Я сказал ему отдать часы, и он снял их для меня и дал деру, а я вернулся на хату. Ну, ладно, что там в универе?
На следующий день я прихожу из универа дико поздно, и Готти уже спит, зарывшись в диван и обхватив себя рукой.
Я собираюсь забить косяк и замечаю, что Готти, должно быть, шмалил по-черному, поскольку осталось всего порядка шести зедов из тех девяти, что мы отжали у того толкача в Уиллесден-грине. Я бы по-любому не успел столько скурить, так как надо было писать хренову тучу эссе для универа. К тому же лавэ у меня на исходе, птушта я постоянно заказываю еду с доставкой и покупаю новые кеды. Мне скоро придется сбыть эту дурь, а поскольку Готти скурил львиную долю, лучше пусть не ждет, что мы поделим выручку поровну. Я забиваю косяк, стараясь не думать.
Я прихожу из универа, и Готти говорит мне, что на Малого только что наехали. Он сидит на диване, поглаживая голову, курит косяк и смотрит в мобилу. Оспины у него стали заметно хуже.
Что случилось? – говорю я, ставя рюкзак на пол, и сажусь на диван напротив Готти.
Малой пошел с Харлсден, толкнуть немного хавки, заходит в один дом, а клиента, который ему позвонил, там нет, но откуда ни возьмись налетает братва в клавах и с банданами на лицах, они его окружают, и один вынимает перо и хочет пырнуть его. Еще один хрен вырвал гвоздик у него из уха.
Это с канареечным брюликом, да? – говорю я.
Да, тот самый. Короче, Малой попытался, типа, прорваться сквозь них к двери, но их там было, похоже, дохуя, и один брателла пырнул его в живот.
Вах, глубоко?
Не знаю. Он сказал, что почуял, как вошло перо, а когда приложил руку к животу, один хрен отжал у него «Ролли», говорит Готти.
Не тот, который с рубинчиками? – говорю я.
Да, брат, тот самый, говорит Готти.
Люблю эти часы, говорю я.
Ага, часы были зачетные. Затем другой хрен вырывает у него гвоздик из второго уха и рвет нахуй мочку. А потом, птушта из живота кровища, братва застремалась, что он откинется, и свалила оттуда, но он не откинулся. Его увидела какая-то тетка и вызвала «Скорую», птушта он уже не мог стоять.
Но он ничо? – говорю я.
Ага, брат, тока злой, как черт, говорит Готти.
Жесть ваще, говорю я.
Но ваще он подставлялся, говорит Готти. Толкать что-то в Харлсдене, когда там дохуя таких толкачей, к тому же типы с Чарч-роуд давно в контрах с ЮК, он должен был это учитывать, особенно после того, как Брандзино повязали в парикмахерской. По-любому, он же ствол с собой не носит, ничего такого, так что какой у него выбор, так?
Я прихожу из универа, а Готти нет.
Он оставил свои кроссовки «Бэйп», блестящие синие, почти новые, коричневую кожаную куртку и джинсы D&G. Наверно, ушел на движ. Я ему набираю, но он не отвечает. Я сажусь забить косяк, беру пакетик с дурью – и шозахуйня – там осталось, типа, три зеда, не больше. Готти не мог все скурить. Я вынимаю шишку и начинаю забивать косяк.
Перед сном я снова ему набираю, но он опять не отвечает.
Я прихожу из универа, а Готти нет.
Его «Бэйпы» с кожаной курткой и D&G все там же, а значит, его нет уже второй день. Я пытаюсь дозвониться ему, но он не отвечает. Что, если его замели? Но, если бы его мобилу забрали феды, они бы ее выключили. Либо он ее оставил где-то, либо он еще на дороге. Названивать ему, словно я, блядь, его цыпа или типа того – что этот брателла затеял? Попробовать загнать остатки дури – не вариант, мне ведь самому надо что-то курить, к тому же Капо собирается дать мне косарь за ту девятку, что мы ему с Готти скинули. Но мне нужны лавэ, а что осталось после всех движей – порядка трех косых, – все еще на хате у мамы Готти, в квартале Д. Я как бы не могу просто так заявиться туда без него в любое время. Я забиваю косяк и отъезжаю.
Я прихожу из универа, а Готти по-прежнему нет.
Говорю Капо с Бликсом, знаете, я с Готти не могу связаться, богом клянусь, пахан во что-то вляпался.
Бликс говорит, у меня было двести пятьдесят, под футболками лежали, в ящике комода, у меня в комнате – теперь их нет.
Капо говорит, ну да, это Готти, железно.
Я такой, да шозахуйня, зачем ему это?
Капо говорит, помнишь, ты мне хавку дал, я сегодня проверил, когда пришел с универа, – вся двушка с четвертью пропала. Я еще даже не разворачивал.
Ну да, он как нечего делать взял это, говорит Бликс. А кто еще? И он ставит чайник и говорит, ты как, чай буш?
Я набираю Готти одиннадцать раз, но он не отвечает.
Я прихожу из универа, набираю Готти, но он все так же не отвечает. Я не был какое-то время в ЮК, птушта был занят в универе, но послезавтра собираюсь.
Не могу найти свои часы из нержавейки «Аква-мастер», которые у меня уже года три, и вдруг понимаю, что нигде не вижу золотого кольца с печаткой. Это кольцо подарила мне Йинка на девятнадцатый день рождения. Не помню, когда я его надевал последний раз. Зуб даю, я оставлял его на раковине, и я спрашиваю Бликса с Капо, вы, ребят, не видели мои часы и кольцо?
Брат, это пахан, наверно, забрал, сразу говорит Капо.
Ну да, Готти как нечего делать взял это, Снупз, говорит Бликс и ставит чайник. Ты как, чай буш?
Я прихожу из универа, ставлю сумку и проверяю догадку, терзавшую меня весь день, – поднимаю секции дивана, где я сплю. Ствола нет. Поднимаю секции дивана, где спал Готти, и там пусто, не считая фунтовой монетки, крошек и пыли.
Меня мутит. Я набираю Мэйзи и спрашиваю, не видел ли он или слышал Готти, и Мэйзи говорит, неа, братец, какое там. А что такое?
Я рассказываю о последних днях, и Мэйзи с трудом мне верит.
Зачем бы ему так шифроваться, да еще брать чужие вещи, если вы там на востоке заботитесь о нем? – говорит он.
Я знаю, братан, о том и речь. И спрашиваю, какие планы на завтра?
Никаких, братан, говорит Мэйзи. Наверно, схожу как-нибудь попинаю мяч в Грандж-парке, подтягивайся, если будешь рядом.
Больше ни слова, брат, говорю я, увидимся завтра.
Руки у меня как плети. Слабые. Пустые. Я набираю Готти, но он тупо не отвечает.
Я курю один за другим шесть косяков, пока не чувствую, что небо где-то подо мной. Проснувшись, я вижу, что пепел прожег мне футболку и жжет кожу. Должно быть, я отрубился, пока курил, и уронил косяк на грудь.
Я в футбольной коробке на искусственном газоне, в Грандж-парке, рядом с Килбернским большаком, смотрю, как Мэйзи гоняет мяч с чуваками, и курю косяк с Акином и Биггзом. Я рассказываю им, как исчез Готти. Они слушают молча, не перебивая до конца, а затем Биггз говорит, Готти курил химию, серьезно.
Не, чувак, ни за что, говорю я.
Слушай, бля буду, пахан курил труд, говорит Биггз.
Биггз и Акин – два деда из Южного Килли, на пару лет старше Готти, и они его знают смолоду. Это в доме Акина я почикал Стефано.
Акин передает мне косяк, но мне даже не хочется. Все вокруг кажется фальшивым и безжизненным. Все так разыгрывают жизнь здесь и сейчас – братва пинает мяч, люди гуляют в парке с детьми, звук дорожного движения накатывает с большака, текстура кожаной куртки Авирекс Акина, дыхание Биггза, клубящееся в воздухе облаком травяного дыма, – словно каждый играет роль, а кругом сплошная бутафория, декорации фильма, имитирующие реальность. Я начинаю представлять, что случится, если я прямо сейчас, посреди разговора, упаду лицом вниз, даже не пытаясь помешать падению. Что тогда случится? Но в тот же момент я понимаю, что это не сон, и я никуда не проснусь, и думаю о том, что даже не помню, когда последний раз я видел настоящий сон.
Говорю тебе, старик. Братва знает, он подсел уже, самое меньшее, несколько месяцев как, говорит Биггз.
Биггз поворачивается к Акину. Готти был с нами в коне пару недель назад. Спелый сбывал с чуваками товар, и у них с собой был бренди и шампунь. Потом раз, чувак подруливает к магазу, и Готти говорит, дай-ка мне пять белых, толкану одному знакомому кошаку, который работает в этом магазе. Спелый, значит, дает ему пять галек, и Готти заходит в магаз. Старик, чуваки прождали Готти, типа, полчаса. Братва набирает ему на мобилу, а он не берет, тогда один из них идет в магаз, расчухать, в чем затык. Хозяин говорит, твой друг зашел ко мне и спросил, где черный ход. Старик, чувак зашел в магаз только затем, чтобы выскочить с черного хода на Уиллесден-лейн и смыться с хавкой. Биггз смеется, кашляет. Акин затягивается и кивает. Биггз прокашлялся и сплевывает. Поверь мне, Снупз, Готти давно уже курит химию. Такому чуваку доверять нельзя.
Поверить не могу, говорю я, качая головой. Готти курит труд? Но он не был таким зомбаком, чтобы кожа да кости, говорю я.
Старик, ты разве не видел, что у него с лицом? – говорит Биггз.
Биггз с Акином стучат мне в кулак – давай, ганста, береги себя, чувак, – и уходят из парка. Я жду, пока Мэйзи доиграет в футбол. Увидев меня, он не улыбается, просто подходит, и мы хлопаем по ладоням и стучимся плечами, а затем он всасывает воздух.
Готти, такие дела, говорит он.
На хате у Пучка я спрашиваю мобилу у одного брателлы, Чужака, и набираю Готти, думая, что он не узнает номер и, может, ответит.
Йо, говорит Готти.
Старик, это Снупз.
О, здоров, братан. Я собирался тебе набрать, но я тут, это, решаю одну жестенькую ситуацию.
Какую? В чем дело?
Скажу, когда увижу, брат, не особо хочу обсуждать по мобиле, ты понимаешь.
Старик, мне нужны те три штуки, что на хате у твоей мамы, и дура тоже.
Знаю, знаю, знаю. Слушай, я потом тебе наберу, птушта я тут решаю одну тему с Малым. Это твой номер, да?