Гурьянова дотронулась до ее руки.
– Валя, послушай… Галина Терещенко – недалекая женщина, из которой алкоголь выбивает последние остатки человечности. Однако в одном она права: Марта действительно склонна к выдумкам.
– Она не врет!
– Ты живешь здесь недавно и не знаешь обо всем, в этом нет твоей вины. Степан Борисович не самый приятный человек, но к нему Марта уже дважды заявлялась со своими историями о похищениях.
– Правда?!
– Поэтому он ее и недолюбливает.
– Вы считаете, не было никакого похитителя? – медленно спросила Валя. Происходящее не укладывалось у нее в голове. Девочка обманула ее! Нет, невозможно…
– Я допускаю, что некое событие имело место, но затем в ее воображении – а у нее очень богатое воображение – оно приобрело масштабы, несопоставимые с тем, что их породило. Марта обожает фильмы ужасов.
«У него на книжной полке были скальпы».
– Мне встречались дети с подобными… скажем, симптомами. Это всегда признак острой нехватки любви, родительской любви. Валя, мы не можем заменить девочке мать и отца. Она отчаянно пытается привлечь к себе наше внимание, не гнушаясь ничем, но ей недостаточно того, что мы даем: ни ты, ни я, ни кто-либо другой. Отсюда эта ложь, нагнетание, постепенное увеличение уровня якобы угрожающей ей опасности. Если старшие не отзываются на историю об инопланетянах, сочиним для них маньяка. Но ты безусловно права в одном: необходимо докопаться до той вишневой косточки, из которой выросло это раскидистое дерево на голове оленя.
– Я понимаю… – Валя ничего не понимала.
– Домой Марте возвращаться пока не стоит. При тебе Галина сдерживалась, но наедине с Мартой, боюсь, даст себе волю. Будет лучше, если девочка поживет у меня или у Веры Павловны. Там кот, Марта его любит… Я прослежу, чтобы она не выходила из дома, пока мы не отыщем ее обидчика. Он, конечно, не надевал ей на голову мешок, но вполне мог пригрозить ей или даже ударить. Марта часто провоцирует людей.
Как только Валя Домаш скрылась из виду, Кира бросилась в дом.
– Марта!
Девочка подпрыгнула на стуле и взвизгнула.
– Тихо, не кричи. Оставь блины, мы уходим.
– Куда это вы меня тащите? А где Валька? – Марта остановилась, выдернула руку и обвиняюще ткнула в Киру пальцем. – Вы ее сбагрили! Зачем? Она мне верила! А вы нет, ну и как хотите, только я ничего не соврала. Я к бабке не пойду, сами с ней живите!
Кира присела перед ней на корточки и взяла расцарапанные ладошки в свои.
– Маленький мой, – ласково сказала она, и девочка от удивления перестала сопротивляться. – Я знаю, что ты не врешь. Ты права, я специально отослала Валю. Представляешь, что начнется, если она вместе с нами будет искать того, кто тебя похитил? Она же… как бы помягче это сказать…
Складка на лбу Марты разгладилась.
– А, ну да, – облегченно согласилась она. – Толстый пончик съел батончик.
– К тому же у нее только что убили мать. Вале нужно прийти в себя. Она чудесная девушка, но сейчас от нее не будет пользы…
– Она даже за баобабом не спрячется!
Кира поняла, что Валентину только что вычеркнули из списка охотников.
– А куда мы тогда идем? – спросила Марта.
– К Вере Павловне.
Девочка благоговейно затихла и молчала всю дорогу.
Заново пересказывая, что случилось этой ночью, Марта впала в раж и сшибла со стола сахарницу, по счастью, пустую.
– Я у Малого была! Он сначала кинулся на меня, заорал, я чуть не умерла, а потом сообразила, что он меня не узнал, ты чего, говорю, Малой, это же я, помнишь, ты мне лошадку подарил, глянь, вот твоя лошадка! И тут он меня вспомнил. Я у него переночевала и домой пошла.
– Пошла? – сдавленно переспросила Шишигина.
– Поплыла, – призналась Марта.
– Господи, – сказала Кира и закрыла лицо руками.
– Ну чего вы сразу как эта, – хмуро сказала Марта, – я нормально плаваю, меня река любит, между прочим, я в кедах плыла, и ничего, только яиц раздавила, наверное, сотню, не меньше, пока по острову шарахалась. А! Не! Они же вывелись давно, птенчики-то! Значит, это скорлупа была, а не яйца!
Она приободрилась.
– Иди-ка Дусю тиранить, – сказала Шишигина.
Кира вернула на место сахарницу и молча катала в ладонях ее круглые фарфоровые бока, пока старуха возилась на кухне, недовольно ворча о подорожавшем сахаре, словно не было ничего важнее.
Вернувшись, она села напротив.
– Накапать младенцу какой-нибудь валерьянки, как вы полагаете? Или обойдется?
Кира с сомнением покосилась на второй этаж, откуда доносилось протестующее мяуканье.
– У нее нервная система крепче, чем у нас с вами.
– Тогда сразу к делу. Это не может быть совпадением? Убийца Тамары заподозрил, что Марта свидетель, и по случайности притащил девчонку туда, где хранились эти, как их, черт… трофеи Карнаухова…
– Может, – несчастным голосом подтвердила Кира.
Старуха помрачнела:
– Но вы ни на секунду в это не верите, да?
– Карнаухов убил четверых. А локонов, если верить Марте, десять. Похититель запер ее, а не прикончил, хотя полоснуть ребенка ножом по горлу… да просто задушить… минута, не больше.
– Со знанием дела говорите, – отметила Шишигина. – Раткевич – ваша заслуга, признайтесь?
– Я понятия не имею, кто ее прирезал. У меня было ужасное подозрение, что это Марта.
– Вы с ума сошли!
– Она водит дружбу с дочерью Тамары – это раз, постоянно таскает с собой перочинные ножи – два, ее видели рядом с местом убийства – три.
– Послушать вас, так девчонку сразу можно тащить в кутузку, – проворчала старуха. – Все это ерунда, голубушка.
– Это факты!
– Факты имеют мало отношения к реальности. Вернемся к нашему похитителю.
– Он не похититель, он убийца, – сказала Кира, тщательно контролируя голос. – Мы обе это знаем. Просто все это время он находил жертв не в Беловодье, а где-то в других местах.
Она замолчала.
– Валяйте, выкладывайте, – грубо потребовала старуха.
Кира собралась с мыслями:
– Волосы рыжие… Связал Марту точно так же, как меня… И труп не сидел, а лежал, когда мы с вами пришли в сарай, а оставила я его сидящим, я отлично помню. И еще – мы не снимали мешок, даже не сдвинули. Что я, забыла?
– Тело было тяжелее, по вашим словам, чем сразу после смерти. Вы дотащили его до погреба в одиночку, а три дня спустя мы с вами едва управились вдвоем. Конечно, нужно учесть трупное окоченение и еще ваше состояние: полагаю, вы были не совсем вменяемы после того, как размозжили его башку…
– Я не размозжила, – внятно сказала Кира. – Я всего лишь разбила ему лицо. Пульса не было! Но вы представляете, как меня трясло, когда я щупала этот чертов пульс?
– Давайте уже, добейте старуху, – мрачно усмехнулась Шишигина.
– Мы с вами сбросили в реку не Карнаухова. Он остался жив.
Глава 15
ДНИВНИК СВОЕЙ ЖИЗНИ
20 июля
«Играла с котом. Рисовала. Рисовала кота. Валялась. Тупила в телек. Валялась с котом. Читала. Тупила в телек. Резалась в тетрис».
Старуха, заметив, что Марта взяла тетрадку, сунула любопытный кривой нос и известила, что ДНИВНИК пишется не так.
Тут они с Мартой поспорили. Марта утверждала, что записывает в тетрадке свои ДНИ, а в словарях фигня, фигня, и не надо этим словарем ей в харю тыкать, харя не казенная.
В ответ на это Шишига завернула что-то маловразумительное о неосознанном заимствовании маргинальной лексики, которое, как уловила Марта, старухой осуждалось. Как только Шишига ушла, Марта залезла в тот самый словарь, который только что обругала, и нашла, что маргинальный – это находящийся на границе различных социальных групп. «Вот теперь все стало ясно», – с сарказмом произнесла она, и если бы нашелся тот, кто ее услышал, он безошибочно узнал бы интонации Веры Павловны.
В доме у Шишиги Марта скучала, что скрывать. После обеда Гурьянова принесла ей свой телефон, где нашлись кое-какие игры. Пару часов Марта забавлялась с тетрисом, но потом опять села на подоконник и стала глазеть на прохожих и собак.
– Марта, нам нужно время, – сказала накануне Гурьянова. – Тебя похитил убийца, на счету которого уже очень много жертв. Мы его найдем. Но ты не должна выходить из дома, потому что он попытается снова на тебя напасть. Во-первых, ты свидетель…
Что «во-вторых», Гурьянова не сказала, поперхнулась на полуслове. Но Марта же не дура. Люди порой думают очень громко. «Во-вторых, ты рыжая».
Она оценила, что с ней говорят как со взрослой, и согласно кивнула.
– Мы не знаем, сколько дней тебе придется проторчать в моей компании, – скрипнула Шишига. – Подумай, чем заняться, чтобы не сдохнуть от тоски. Книг мы тебе, допустим, из библиотеки принесем…
– Лучше Вальку принесите, – начистоту сказала Марта.
Женщины переглянулись.
– Валентине сюда нельзя, – покачала головой Гурьянова. – Ей вообще ничего не нужно рассказывать.
Пришлось смириться.
Целый день Марта провела в чужом доме, разведывая потайные уголки и охотясь на кота. К вечеру Дуся перестал удирать при ее появлении, а стал шмякаться на спину, страдальчески закатывая глаза, в точности как человек, осознавший безвыходность своего положения.
Убийцу Марта не боялась. Если Гурьянова и Шишига взялись за дело, они вытащат этого извращенца из норы и по стенке размажут тонким слоем. Никому не выстоять против них. Одна вон попробовала – и что вышло? Лежит синяя с биркой на ноге. Про бирку – это ей взрослые пацаны рассказали, думали напугать, ха-ха!
Вечером ей удалось подслушать отрывок разговора про Валькину мать.
– …страшных дел наворотила бы… – тихо говорила Кира Михайловна.
– Психопатия как она есть. Физически человек совершенно здоров, но из души вырезан значительный фрагмент – между прочим, не думаете ли вы, что если из одного места убыло, в другом прибыло?
– Вы имеете в виду ее сексуальную привлекательность?
– Да нет же! Я о том, что где-то по свету бродит альтруист с избытком любви к людям. Если в каком-то городе рождаются три психопатические личности, там же появляется условная мать Тереза. Условная – потому что настоящая далека от той сусальной картинки, которую рисуют журналисты.